Инкуб. Строптивая добыча

Хозяйка колебалась дольше мужа. Эта долговязая молодая женщина с бледным и чопорным лицом, из-под благообразного чепца которой торчали несколько белокурых жидких прядок, бросала косые взгляды на своего супруга, который с энтузиазмом расписывал ей, как изменится её жизнь, когда обе руки будут свободны от «наших драгоценных спиногрызов».

И даже намекал, что эти руки она наконец-то сможет использовать для чего-то ещё. Как благообразная гувернантка, которым сплошь положено быть старыми девами – такой я, правда, и являлась – я сделала вид, что не заметила намёка. Миссис Джонс, впрочем такой мудростью не отличалась и так зашипела на пристыженного мужа, что я поняла – ничего «ещё» в ближайшее время ему не светит.

А вот перспектива, наконец, выспаться, хозяйку явно вдохновила больше.

Рекомендации, к слову, сыграли роль скорее отрицательную – место их написания, а именно столичный особняк на одной из самых дорогих улиц, вызвал в потенциальных работодателях весьма живое любопытство в попытках узнать, с чего бы это мне покидать такое хлебное местечко.

В конце концов, мне так надоели расспросы, что я ляпнула первое, что взбрело в голову. А именно, что на тамошней работе хозяин вздумал распускать руки, а я, как девушка приличная, подобного не стерпела. Вот и умчалась спасать свои честь и достоинство в самую добропорядочную местность страны.

С этим аргументом я попала пальцем в небо.

Место было мне выделено тут же, равно как и крохотная комнатушка на чердаке. Под скатом крыши пахло пылью, в полный рост было не подняться, а чтобы добраться до брошенного на пол матраса, приходилось сначала преодолеть целые горы всякого барахла, сложенного аккуратными стопочками. Но после всех мытарств этот чердак показался мне самым чудесным местом на земле. Даже зарплата размером с четверть предыдущей не смущала.

В конце концов, деньги я ещё успею заработать. Пройдёт лет десять, а лучше двадцать, инкуб к тому времени выпьет сотни новых добыч и даже думать обо мне забудет. Выглядеть я к тому времени буду так, что он вряд ли узнает меня, даже если и встретит. Наконец-то мне больше не понадобится маскировка. Снова вернусь в знатные аристократические дома. И мой цветочный магазинчик у меня однажды непременно будет.

Правда, сейчас уже почему-то не хочется. Мечта эта словно выцвела и поблекла. Может, мне так понравится здесь, что я и правда не захочу никуда уезжать. Крыша над головой есть, даже вполне уютная. Наверняка осенью здесь уютно барабанят капли дождя. После долгого рабочего дня можно будет лежать и слушать. Зачем куда-то ещё бежать?

Вот кошки. Ни одной кошке не придёт в голову бежать куда-то, когда есть тёплое место, где неплохо кормят. Наверное, поэтому кошки счастливей людей. Нам вечно не сидится.

Поспав с дороги почти до вечера, я спустилась к ужину.

У нас была договорённость с миссис Джонс, что я буду заступать на ночную вахту с её детьми, когда она пожелает выспаться. Ребятня, двое мальчишек, у неё вела преимущественно ночной образ жизни, как кролики. Тёмные круги под глазами матери были тому достаточным доказательством.

Я конечно же согласилась, понимая, что такой роскоши, как спать целый день, мне в ближайшее время давать перестанут. Такой подарок только в честь первого дня работы. А значит, я в полной мере познаю «радости материнства».

- Доедайте ваш пудинг, а потом идём знакомиться с Джоном и Джорджем! – поторопила хозяйка, промокая губы салфеткой. – Пока с ними моя старая няня, но у неё почти нет слуха и я не рискую доверять ей детей надолго.

- Конечно-конечно!

Я не стала доедать и встала.

- Вот только ступайте, откройте дверь! Кого ещё сегодня привела нелёгкая… Да ещё и на ночь глядя! – поморщилась миссис Джонс.

- Дорогая – ты забыла? Наш сосед, мистер Беддингтон, обещал принести свежий трофей с охоты. Хвастает, что тетерева в этом году особенно жирные.

- Помешался этот мистер Беддингтон на своих тетеревах! – проворчала хозяйка.

Я степенно встала из-за стола, расправила жёсткие коричневые юбки и неспешно, как и подобает уважающей себя матроне, двинулась через крохотную полутёмную столовую в холл, из которого деревянная дверь вела на второй этаж и выше, на чердак. За этим самым холлом имелось ещё небольшое помещение, отсекающее холод от внутреннего тепла. Там же помещались вешалки для заснеженной и мокрой одежды. Освещения там из экономии не полагалось. Поэтому я захватила масляную лампу из столовой.

Вот по вине этой лампы в «Туманах» едва не случился пожар.

Потому что я выронила её – и она бы упала, непременно упала и разлилась сгорающим в огне масляным пятном…

Если бы Велиар её не подхватил.

Я отшатнулась, больно ударилась лопатками о стену.

- Как?.. Откуда…

Он пожирал меня тёмными провалами глаз на обветренном лице. Не трогал и пальцем. Просто смотрел.

А мне казалось, это часть одного из тех зыбких, проклятых безумием снов, что терзали меня так часто в последнее время.

Велиар замер в каменной неподвижности и даже не приближался, как будто боялся, что стоит коснуться или оказаться хоть на дюйм ближе, возьмёт меня прямо здесь и сейчас, прямо у этой дощатой стены. Неутолимый, сжирающий изнутри голод в его глазах был таким неприкрытым, таким явным, что становилось страшно.

Инкуб пожал плечами.

- Теперь я чувствую тебя, где бы ты не была. Мне даже не нужно прилагать логических усилий и думать, к какому чёрту на рога тебя понесло в этот раз.

Фитиль лампы зашипел, пламя мигнуло, почти погасло.

В неверном свете массивная чёрная фигура Велиара бросала огромную тень на стену. Моё наваждение, моя любовь, моя погибель. Видимо, действительно не существует края света настолько крайнего, чтоб меня там не нашла моя судьба.

- Но ведь Охотник запретил…

В глазах Велиара зажёгся огонь ярости, неукротимой злости, как будто я задела за больное.

- Это не имеет значения.

- Но последствия…

- Мне плевать на последствия. Я хочу тебя. Всегда хотел. И не уйду, пока не получу то, чего жажду больше жизни.

Меня будто ударили в спину.

Моё тело. Вот и всё, что ему нужно. Хищник не привык проигрывать. Строптивая добыча не имеет права отказывать. Кем она себя возомнила, действительно… а когда получит, конечно же уйдёт. Сытый, удовлетворённый. Впишет ещё одну строчку в список опробованного меню. Снова откроет счёт побед. Разве такой великолепный зверь может довольствоваться поражением? Никогда.

Я обхватила руками плечи. Зябко. В этом доме так холодно. Наверное, в нём будет холодно всегда.

Проговорила тихо, отводя глаза:

- Что ж, лорд Велиар… идёмте за мной.

Он потянулся и схватил меня за плечо левой рукой – той, в которой не держал лампу.

- Это правда? Ты больше не станешь убегать?

В его хриплом голосе было столько недоверия, что мне захотелось горько улыбнуться.

- А разве имеет смысл?

- С самого начала не имело, Мышка, - тихо отозвался Велиар и разжал холодные пальцы.

Я вздрогнула от этого смешного, почти позабытого прозвища. Отвернулась и направилась в дом. Зная, что инкуб следует за мной неотступно, след в след. Уже настраиваясь на моё тело каждым нервом, каждой клеткой. Жадно ловя отголоски Пламени, которыми скоро наестся до отвала.

Мистер Джонс вскочил с места, а миссис Джонс уронила со звоном вилку в тарелку, когда мы вошли. Её ошарашенный взгляд был направлен значительно выше моего лица.

- Мои работодатели, мистер и миссис Джонс. Господин Велиар, инкуб, - сухо представила их я. И добавила безучастно. – Согласно Корилианскому договору лорд Велиар пробудет здесь до утра. Возможно, меньше. Прошу прощения, что доставила вам неудобства. Этой ночью я не смогу подежурить с близнецами.

У меня больше не было сил выслушивать, что они скажут в ответ. Скорее всего, я и вижу-то их в предпоследний раз в жизни. Последний будет, когда выгонят. Сомневаюсь, что в такой глуши чтят Договор.

Подъем по ветхой деревянной лестнице, которая нещадно скрипела под непривычно большим весом, показался мне бесконечным.

Вот и низенькая дверца на чердак.

- Осторожно, мой господин. Не ударьте голову. Лампу лучше погасить, чтоб не случился пожар… не беспокойтесь за те вещи, я сама их потом подниму.

Я остановилась у самой своей постели, не оборачиваясь к Велиару. Так и стояла спиной, а он по-прежнему молчал. Сорвала с плеч шаль, отшвырнула прочь. Хотела раздеваться дальше, но поняла, что пальцы не слушаются и толку не будет никакого. Пусть постарается сам. А мне уже всё равно.

Легла посреди тоненького продавленного матраса и закрыла глаза.

Скоро всё закончится.

Почему только он снова молчит? Каждая секунда промедления сжигает мои нервы, как будто они из бумаги.

Скрип шагов.

Гаснет лампа, перед моими сомкнутыми веками становится темно. Так плотно сомкнутыми – как в детстве, перед уколом врача. Когда кажется, стоит покрепче зажмуриться, и всё будет хорошо.

Почему он молчит?

- Я ведь победил. Так почему у меня такое чувство, будто на самом деле самым бездарным образом проигрываю прямо сейчас? – хрипловатый тихий голос прокатывается по моей коже, заставляет закусить губу, сжать плотнее колени.

Впиваюсь в простыню пальцами, сгребаю её в комок, чувствую колкие веточки соломы под слоями плотной ткани. Изо всех сил пытаюсь отрешиться, не чувствовать, не думать… слабые язычки Пламени почти гаснут, трепещут во мне, как свеча на ветру. Что ему не нравится? Нет привычного жара? Что поделать. Когда сердце рвётся на куски от боли, желания тела стыдливо умолкают из уважения.

- А я, знаешь ли, не привык проигрывать, - мрачно договорил инкуб, сокращая последнее расстояние между нами.

Он рядом, в этой звенящей нашими эмоциями темноте. Совсем рядом – и я могу чувствовать каждое движение, мне для этого больше не нужен свет. Как летучая мышь, я ловлю перемещения его сильного тела в пространстве.

Вот инкуб садится рядом с моим жалким, бедным ложем прямо на пыльный пол. Почему-то я ожидала, что накроет меня, придавит к постели, чтобы продемонстрировать свою силу и власть, чтобы упиваться своей победой надо мной. Чтобы получить, наконец, то, чего он так долго жаждал и в чём я снова и снова ему отказывала.

Но нет. Он садится рядом. И протягивает руку к моему лицу.

Вздрагиваю от холодного прикосновения к скуле тыльной стороной ладони.

Так непривычно чувствовать его холодную кожу… обычно она источает столь сильный жар, что я каждый раз рискую сгореть как бумага, облететь горсткой пепла к его ногам, стоит ему лишь прикоснуться. И вот теперь этот могильный холод. Неужели последствия долгого голодания?

Ну вот, глупая Мышка. Ты снова думаешь о нём. А не о себе. Пожалела бы лучше себя! Ты там, где меньше всего на свете хотела бы оказаться. В конечной точке, которой поклялась себе любой ценой избежать, когда всё только начиналось. Так давно, словно бы в прошлой жизни.

- Как мало твоего Пламени. Оно почти погасло. Я не понимаю причины… но сделаю всё, чтобы разжечь его снова.

Под тихий шёпот осторожные пальцы движутся медленно вниз по моему лицу. Гладят болезненно-чувствительную кожу губ. И возможно, я сошла с ума, но эта беглая ласка будит воспоминания о наших сумасшедших, на краю безумия поцелуях. Мне почти хочется, чтобы он начал с них. Но я понимаю, что так всё затянется и станет намного дольше. Я мне хочется скорее избавиться от всего этого наваждения. Хочется забыть – как странный сладострастный кошмар забыть о том, что однажды в моей жизни пути пересеклись с инкубом.