Москва и мертвичи

На двадцатом кадре у волка словно появлялось что-то коричневое вокруг шеи. А на седьмом что-то поблескивало, приблизив и поиграв с контрастностью, они получили очень размытое пикселизированное изображение, которое при желании можно было принять за кулон с вырезанным на нем символом – то ли буквой, то ли иероглифом, то ли руной, не разберешь. Одним словом, получалось, что это мог быть одомашненный волк с непонятной руной на шее. А свист в конце – свистом его хозяина. История снова приобретала таинственность а значит, с благословения Филатова она и Барченко возвращались в игру.

– Что ты знаешь про вятичей? – поинтересовался Дима, кусая яблоко.

– Хуятичей, – Агафья в сотый раз пересматривала видео, пытаясь найти какую-то зацепку. Их допрос жертвы нападения ничего не дал, в темноте он разглядел только волка. Ей сейчас меньше всего хотелось новых исторических экскурсов.

– Я серьезно. Тут в парке есть экотропа «Вятичи» у музея русского быта. Деревянные идолы «Лики древних богов» стоят. И курганы их где-то остались. Тебе не кажется, что тут есть над чем задуматься? Руна на волке, курганы?

– Тут есть над чем задуматься. Рили мейкс ю финк. Что ж, записывай на экскурсию.

* * *

Они успели в музей перед закрытием. Уже прикрывшая ворота пожилая директриса, узнав, что они из ФСБ, побледнела и торопливо пригласила пройти в деревянное административное здание.

– Основу экспозиции музея «Русский быт» составляют предметы народного обихода девятнадцатого-двадцатого веков. Среди наших экспонатов прялки, собранные в Ярославской, Вологодской и Костромской областях, действующий деревянный ткацкий станок, настоящая русская печь, – затараторила Беликова Евгения Никифоровна голосом экскурсовода в ответ на вопрос об основной экспозиции. – Проводим эколого-этнографические праздники – Масленицу, Ивана Купалу, Три Спаса, популярностью пользуется также ежегодный фестиваль «Споем про лося»…

– Простите, нас интересуют вещи, связанные с более древними временами, – прервала ее Агафья.

– Вятичи, – директриса нервически улыбнулась. – Ну конечно, хит последних сезонов. Знаете, к корням все потянулись… У нас тут посвященная им экотропа, копия полуземлянки, уличная глинобитная печь. Копии славянских баб-идолов. Сама тропа проходит недалеко от курганов, принадлежащих древнему племенному союзу вятичей примерно десятого-одиннадцатого веков. Простите, а вы с какой целью интересуетесь?

– Поверьте, вам об этом лучше не знать. Думаю, о серьезности дела говорит наше тут присутствие.

Евгения Никифоровна еще сильнее побледнела.

– Если у нас будут на ваш счет какие-то подозрения, мы поинтересуемся, – добавил Дима, доведя бабульку до предобморочного состояния.

– Впрочем, пока у нас нет никаких оснований, – уточнила Агафья, стараясь не смотреть на сопящего Барченко.

– А теперь, товарищ Беликова, – Дима встал и взял театральную паузу, Агафья больно прикусила губу, – прошу показать нам все, что касается вятичей.

Экспозиция была новоделом. Покрытая водоотталкивающим средством крыша полуземлянки, не успевшие прорасти мхом бабы-идолы, железный забор, маячивший на заднем фоне… Но природа здесь была хороша. Под рассказы о быте славянских племен они побродили по экотропе, посмотрели на экспонаты, даже заглянули в печь, но ничего подозрительного не увидели.

– Скажите, а вот курганы? Далеко они? Нет ли с ними никаких странностей?

– Да как сказать. Это же не скифские курганы. Тут, знаете, нашли их пять штук. Вы некоторые и не приметите без экскурсовода, заросло уже все. Три женских, два мужских. Археологи их вскрывали. Единственная странность, – Агафья вслушалась, но зря. – Вятичи же, они как хоронили? Кремировали, а сверху насыпь небольшую делали. А тут в одном нашли целый мужской скелет. В женских обнаружили традиционные височные кольца, – экскурсовод изобразила круг около виска, – которые вешали на головные уборы. И еще шейные гривны, такие декоративные обручи. Это позволяет нам с уверенностью говорить, что это курганы вятичей.

– А люди странные сюда какие-нибудь заходят? Такие, знаете, интересующиеся древними обрядами? Курганы навещают?

– Приходят. Много. Я бы не сказала, что странные. Хорошие ребята приходят. Реконструкторы. Родноверы. Они и музею нашему помогают.

– Евгения Никифоровна, а вот эти родноверы, – зацепилась Агафья, – они тут часто бывают? Может, у вас есть контакты кого-то?

– Так они прям сейчас тут, – она махнула рукой. – Километра два вот туда, к лугу, через лес. Они там лагерем у озера встали, у них фестиваль проходит. Сегодня заходил… Любомир. Да, Любомир. Обещал нам экспонат новый подарить.

Игнатова обернулась на Диму и выразительно подняла брови.

– Нам пора.

На прощание Барченко остановил директрису и сделал фаталити.

– Евгения Никифоровна, – сказал Дима заговорщицки, беря ее под локоть. – Я вижу, что вы человек надежный, советский. Умеете хранить тайны. ФСБ здесь не было, понимаете? Дело особой важности, расследование об археологическом суверенитете страны. Рассчитываем на ваше содействие Комитету государственной безопасности.

Бледная Беликова быстро кивнула и дрожащей рукой отдала пионерское приветствие.

* * *

– Гойда! Гойда!

Уже смеркалось, и нам приходилось смотреть под ноги, чтобы не зацепиться о какую-нибудь корягу или не наступить в ручей, но я все равно чуть не запнулся, когда с луга внезапно понеслись крики.

– Гойда!

Из-за деревьев выступил лагерь родноверов. Виднелась дюжина палаток и шатров, от обычных двускатных туристических до шлемовидных, словно с Куликова поля. Между ними в землю было воткнуто несколько простых обструганных деревянных столбов и искусно вырезанных истуканов. Тут и там на траве сидели и лежали группки людей, кто-то распивал, по всей видимости, медовуху, кто-то тихо бренчал на домре, издалека были слышны звуки свирели и фырчанье коня. На наше появление, казалось, никто не обратил внимания.

Ближе к центру лагеря начиналась ажитация: человек двадцать сидели на траве и наблюдали, подбадривая «гойдой», как один вспотевший полуголый силач пытается повалить другого на землю. Оба молодца имели окладистые бороды и многочисленные цветастые татуировки языческих мотивов. Среди зрителей были такие же бородачи, подросток в светлых штанах и синем поло, пара стариков в одежде с коловратами, девушки, кто в платках, кто с распущенными волосами, с краю от собравшихся пасся белобрысый ребенок в одних трусах и с оберегом на шее.

Мне захотелось поприветствовать их фразой «Гей, славяне!», но я разумно передумал. Мы молча встали за спинами зрителей и стали наблюдать за схваткой, напоминавшей греко-римскую борьбу: бойцы не пользовались ногами, не наносили удары, а сцепившись, пытались повалить друг друга на землю, обильно поливая друг друга потом. Бородачи то сходились, то расходились, то меняли захваты и без конца обнимались, через пару минут мне это очень наскучило, напомнив медальные выступления на летних олимпиадах, которые я всегда выключал. К счастью, в этот момент один из них все же сумел извернуться и перебросить через себя оппонента плашмя.

– Истислав! Истислав! – взорвалась часть болельщиков.

Тот поклонился и подал руку, помогая подняться проигравшему.

– С Днем города! – поприветствовала собравшихся Агафья, пока я думал, как представиться.

Собравшиеся обернулись и странно посмотрели на Агафьин черный прикид.

– Здравствуй, девица! – отозвался, наконец Истислав. – С чем пожаловала?

– Отличный бросок! – похвалил я, быстро проведя перед собравшимися закрытым удостоверением. – Лесная инспекция, меня зовут Агафест Игнатуллин. Вот зашли к вам проведать, как проходит культурно-массовое мероприятие. За кострами следим?

Часть публики начала расходиться.

– Ваши же вчера приезжали? Мы им уже все показали. Каждый год же здесь, чтим мать-природу.

– Сейчас участились лесные пожары. Никто же не хочет повторения смога и Рязани, знаете ли. Лишние проверки не будут лишними.

– Как скажете. Послушайте…

– Каждый год в России сгорает до двадцати миллионов гектаров леса. Погибает флора и фауна, люди остаются без крова над головой, а пожарные рискуют жизнями, борясь с возгораниями. Подумайте об этом серьезно.

– Хорошо, у нас вообще-то огнетушители есть, как и просят ваши коллеги из Лесной инспекции… Агафест, а можно вашу должность уточнить, тут просто с коллегами вашими уже обсуждали же…

– Не распиваете? Несовершеннолетние с родителями? – меня понесло.

– Нет ли проблем с волками у вас? Вы все-таки посреди леса. Новости же слышали? – включилась Агафья. – Вчера вот опять.

Истислав кивнул.

– Нет, с волками у нас все хорошо. Слава роду. Вы, жалко, пропустили Ратмира с его волкодавом. Такие трюки показывал. Стоп. А что вчера? – вдруг растерянно встрепенулся бородач. – Мы же смартфонами не пользуемся на празднике, новости не смотрим…

– Ратмир, говорите? – проигнорировал я вопрос. – А что за собака у него такая дрессированная?

– Да здоровый пес, кажется, помесь с волком. Умный! Он его выдрессировал, в жизни-то мирской он кинолог. Юровой собакой кличет.

– Как?

– Юрова собака. Это в честь Егория – защитника скота. Он собирал волков и верхом на них ездил на Юрьев день, – Пояснил Истислав.

Я сделал вид, что понял.

– А что там вчера случилось-то?

– А этот Ратимир, он здесь?

– Уехал. Вчера вечером, кажется, сказал, дела срочные… Слушайте, вам надо мне объяснить, что происходит.

– Бросил окурок в лесу, – сообщила Агафья изумленному бойцу. – Хотим штраф выписать. Как нам его найти? Вы же понимаете, что это угроза проведению фестиваля в следующем году? Надо решить дело по-хорошему.

* * *

В комнате с плотно задернутыми темно-красными шторами был выключен свет и тускло горела одна свеча. Свеча едва освещала нагого человека, как-то по-собачьи свернувшегося на полу в центре комнаты.

Женщина решила, что пора начинать. Она аккуратно провела по своей ладони лезвием ритуального ножа с черной рукояткой и капнула кровью в заготовленный стакан с водкой. Тишину комнаты разрезал властный голос:

– На море, на Окиане, на острове на Буяне, на полой поляне светит месяц на осинов пень, в зелен лес, в широкий дол. Около пня ходит волк мохнатый, на зубах у него весь скот рогатый, а в лес волк не заходит, а в дол волк не забродит. Месяц, месяц – золотые рожки! Расплавь пули, притупи ножи, измочаль дубины, напусти страх на зверя, человека и гада, чтобы они серого волка не брали и теплой бы с него шкуры не драли. Слово мое крепко, крепче сна и силы богатырской.

Человек на полу задергался и беззвучно завыл.

* * *

Ратмира нашли быстро, он и не скрывался ни от кого. Кинолог-родновер жил в собственном доме за городом, недалеко от Балашихи. По дороге в деревню, помимо привычной сельской рекламы щебня, песка и навоза, нам раз десять попалось объявление «Щенки алабая от заводчика» и один раз «Струя бобра. Дешево». Пес его, Юрова собака (или Хорт), впрочем, не был алабаем, да и вообще вряд ли был нашим волком-людоедом, как и его хозяин не был заводчиком и мертвичом. А вот коричневый ошейник и кулон на шее зверя имелся.