Ленин и Сталин против Троцкого и Свердлова

* * *

В свое время известнейший специалист по истории советской деревни В.П. Данилов совершенно справедливо подчеркнул, что большевики до революции, во время Гражданской войны и в 1920‐е гг. – разные люди. Можно ли выделить какую-либо константу? На наш взгляд, можно. В «Истории ВКП(б)» принято выделять три периода: дореволюционный, от Февральской революции до перехода к новой экономической политике, собственно, времен нэпа (и главным образом эпохи третьего «коллективного руководства» партией), однако анализ взаимоотношений вождей в годы Гражданской войны доказывает, что в данном случае деление на три периода – условность. И в эпоху противостояния большевиков и меньшевиков в рамках единой партии, и в ходе внутрипартийных дискуссий Гражданской войны, и в 1920‐е гг. принципиальные – программные, стратегические – вопросы были неотделимы от выяснения взаимоотношений вождей, отстаивавших взгляды и идеи различных партийных группировок и, соответственно, собственные позиции во власти.

С момента раскола социал-демократии крайне последователен в целом был и Л.Д. Троцкий, который вначале занял собственную позицию, потом примкнул к меньшевикам, а войдя в 1917 г. в ленинскую партию как номинальный лидер «Межрайонки», умудрился остаться самим собой. Не зря в 1927 г. Калинин выдал эпохальную фразу о том, что Троцкий «всю жизнь болтался между меньшевистским болотом и Коммунистической партией»[1803], а годом позднее выброшенный из «партийной телеги» Г.Е. Зиновьев угоднически констатировал в проекте письма И.В. Сталину: «Тр[оцкий] делает все, чтобы доказать, что он ленинцем стать не может, несмотря на то, что его тащили к Ленину сначала все мы вместе с Лениным, затем все мы без Ленина, затем мы (Зиновьев с Каменевым. – С.В.) без Вас»[1804]. Именно так расценивали «внефракционного» деятеля РСДРП / меньшевика / меньшевика-межрайонца… все старые «ленинцы». Изгнание Троцкого вначале из руководящего большевистского ядра, а затем и из партии в целом было запрограммировано всей историей РСДРП и внутренней логикой развития ленинской «партии нового типа».

О борьбе за власть, развернувшейся после ранения В.И. Ленина в 1918 г., вплоть до появления в эпоху «культа личности» прошедших тройной фильтр (самоцензуры, редактуры и цензуры) воспоминаний представители большевистской верхушки упоминали крайне редко и тщательно дозировали информацию. Нами найдено всего два упоминания о ней – члена Президиума ВЦИК Сосновского и будущего видного деятеля Новой оппозиции Залуцкого.

Сосновский констатировал на VIII съезде РКП(б) в марте 1919 г., что полгода – с июля 1918 по январь 1919 г. – протекли «под знаменем большой борьбы внутри партии»[1805]. Речь явно не шла о Брестском мире: нижняя граница указанных большевиком хронологических рамок проходит со скрипом, верхняя – никак не укладывается в хронологию, поскольку договор с Германией был денонсирован в ноябре 1918 г. Совершенно очевидно, что в период с июля 1918 г. по январь 1919 г. укладывается исключительно противостояние в группе вождей после того, как большевистская партия завоевала монополию на власть.

Залуцкий, который, войдя в выступлении с резкой критикой Троцкого на волне активной борьбы с последним «большинства ЦК» в раж, едва не перестал фильтровать информацию, выдал в январе 1924 г. на Выборгской районной конференции РКП(б): «Он [Троцкий. – С.В.] не заметил, как пришел в нашу партию. Тов. Ленин говорил, что всякому таланту, который помогает делать революции, надо давать дорогу. Дело не в том, что он о себе думает, а дело в том, какую пользу он приносит. И вот в момент, когда нарастала волна, Троцкий поднялся высоко на хребте этой волны и трубил громко на весь мир, тогда он выражал то, что ему поручал ЦК. И тогда он часто ошибался, возьмите его Брестскую ошибку. Затем он в августе месяце выступал против нашей партии, а мы делали вид, что не понимаем [курсив наш. – С.В.]. Почему? – потому, что это – тот рог, та труба, которая зовет массы»[1806]. Назвав конкретный месяц – август, Залуцкий не указал год, но явно имеется в виду не 1923‐й: латентную борьбу Троцкого с руководящим, «ленинским», ядром партии можно было датировать уже февралем, когда Троцкий выдвинул дружно осужденную товарищами по ЦК РКП(б) идею о необходимости восстановления Совета партии и возврата к системе «двоецентрия»[1807]. Таким образом, особенно в контексте Брестского мира Залуцкий мог говорить исключительно о ленинском ранении в конце августа 1918 г., следствием которого было создание Реввоенсовета Республики под председательством Троцкого в самом начале сентября.

Неполнота источниковой базы привела к тому, что несколько десятилетий Реввоенсовет Республики стойко ассоциировался с фигурой Троцкого (независимо от того, упоминалось ли имя или нет), но никак не Свердлова. Это и логично. По легенде В.И. Немирович-Данченко заявил некогда, рассуждая о своих взаимоотношениях с К.С. Станиславском: «Меня спрашивали, почему все же Станиславский рядом со мной считается вроде первым, идет на первом месте, сидит за первым, что ли, пультом. В этом нет ничего удивительного. Станиславский – не только режиссер, педагог, но и актер. Для зрителей, для широкой публики, даже для театральных людей это имеет огромное значение. Кто популярней – Любовь Орлова или Александров? Конечно, Орлова. Потому что она – актриса, она непосредственно общается со зрителем. Актер всегда популярней и ближе зрителю, чем режиссер»[1808]. Троцкий оказался прекрасным актером. Он образцово сыграл свою роль в пьесе Свердлова.

Первый опыт «коллективного руководства» в ленинской партии (и, соответственно, второй со времени основания РСДРП) наглядно продемонстрировал то, в чем старые большевики впоследствии имели сомнительное удовольствие убедиться – подчас на собственном примере: несмотря на съезд и ЦК, «единство» рядов было возможно лишь в случае сосредоточения реальной власти в руках одного человека, будь то гениальный вождь мировой революции, нахрапистый «председатель ЦК РКП» или усатый мародер под скромной личиной главного партаппаратчика. Иначе – внутрипартийная борьба и угроза раскола.

А.С. Пушкин определил «правление в России» как «самовластие, ограниченное удавкой». Дабы не разделить судьбу Павла I, правитель, железной рукой ведущий в светлое, по его убеждению, будущее, должен был сам «обуздать», если по Ленину, своих ближайших соратников-подданных. На примере попытки перехвата власти после ранения Ленина Свердловым и Троцким Сталин уже в 1918 г. убедился в том, что своего Христа готовы сдать самые преданные, казалось бы, апостолы – для сохранения власти членов руководящего партийного ядра непременно надо застращать и стравить друг с другом. Отсюда, если по О. Мандельштаму, и «сброд тонкошеих вождей» / «полулюдей» в ближайшем окружении Генерального секретаря (Секретаря) ЦК ВКП(б) – Секретаря ЦК КПСС в 1930‐х – начале 1950‐х гг.: атмосфера тотального недоверия, аресты жен и постоянные перетасовки кадровой «колоды».

Возврат внутрипартийной борьбы из латентной фазы в открытую был связан с закреплением, а затем победой большевиков в Гражданской войне и резким снижением для правящей партии цены любой ошибки вождей. В момент наступления германских частей на Петроград 1918 г. на карте стояло всё, от успеха летней кампании Красной армии 1920 г. во многом зависела судьба мировой революции в ее ускоренном советскими частями варианте, в 1925 г. – мировой революции в целом. В 1924 г. Зиновьев констатировал в выступлении на общегородском собрании бюро коллективов Ленинградской организации РКП(б): «Прошло время, когда ошибки любого из нас, и в том числе т. Троцкого, явились бы трагедией для партии. Этого уже нет. Партия для этого слишком выросла и слишком живет своим умом, имеет свою голову на плечах, она не впадет в большое огорчение, если тот или другой из нас, даже и т. Троцкий, сделает ту или другую ошибку. Это теперь уже больше трагедия для того, кто ошибается. […] Никакой трагедии для партии из ошибок даже крупнейшего руководителя получиться не может»[1809]. Позднее ровно то же могли сказать сталинцы и бухаринцы, оценивая «ошибки» самого Зиновьева…