Группа дополнительных занятий

Духами теперь пахло сильнее. Элин вздохнула и сказала безнадежно:

– У нас теперь много публики, но мало литературы, и я, в самом деле, не знаю, как бы нам всем разместиться.

Орифия раскрыла ранец – натуральной кожи, с позолоченной застежкой – на коленях, вытащила учебники все, какие были, сказала:

– Пользуйтесь, друзья. Меняю на задания по некромантии. Я не выдержу Моленара второй раз.

Резель тут же поманила ее, зашептала на ухо, прикрывшись длинной ладонью. Элин поджала губы.

И опять все на нее смотрели, только не с жалостью теперь и не с жадным интересом всякого, даже доброй души человека перед чужим несчастьем, а с выжиданием. Элин подумала: зачем им теперь я? Пусть повиснут пиявками на Орифии, она сама в этом виновна, не была осторожна, и теперь они ее скогтили. А я могу собираться и, пожалуй, попрощаться с ними и приветствовать снова обретенное свободное время. Дома тихо, и даже в тесноте проклятой комнатушки есть плюс: туда помещается только один, а значит, Элин будет избавлена от общества, которого она не выбирала. От общества желанного, нужного, она была избавлена насильно, а иного ей не требовалось.

Именно так, подумала она с нажимом.

Вздохнула, зачесала волосы на глаз и сказала:

– Предлагаю организоваться следующим образом. Возьмем два экземпляра...

– Ты совсем меня забыла, – сказал Йоаннес Барт.

– Ах, мой милый друг, мое сердце тоже тяготится редкостью наших встреч.

Йоаннес втянул голову в плечи, поднял воротник, огляделся. Он встретил Элин на вливавшейся в набережную Витражной, и теперь провожал. Навстречу им в утренней мгле потоком шли сонные университетские студенты. Йоаннес то и дело оглядывался им вслед, сутулился, иногда приостанавливался, отворачивался к воде, пропускал, очевидно, знакомых, и шел с Элин дальше.

– Наши встречи были бы не так редки, если бы ты навещал меня на новом месте, – сказала она.

Йоаннес пробормотал: ну что ты снова, хотя Элин ни разу еще его не упрекала, что не был в ее апартаментах. Или, по крайней мере, не помнила, чтобы упрекала.

– А еще я давно не была приглашена к тебе в гости, – сказала Элин.

Раньше это бывало чаще. Господин и госпожа Барт приветствовали Элин так же тепло, как Йоаннеса Барта приветствовала тетя, госпожа Виллемс. Госпожа Барт говорила, что Элин влияет на ее сына со всяческою пользой.

Они свернули. Элин опасалась ходить этой улицей, из проулков вечерами поглядывала опасная, пухнущая от звуков темнота. Несколько шагов от центра – и посмотрите, думала она, взяв Йоаннеса под руку. Настоящая глушь, куда приличному человеку можно не ступить ни разу за всю жизнь. Элин, будь ее воля, и не ступала бы.

Йоаннес дернул ее в сторону, Элин споткнулась, заозиралась в поисках опасности. Йоаннес, плохо видимый сейчас в тени, с поднятым воротником похожий на студента «лесопилки», которому в благотворительном мешке от церкви досталась несуразная куртка, обнял ее и крепко поцеловал. Элин уперлась ему в плечи, прогнулась – и позволила. Так даже волнительно. Рука Йоаннеса спустилась с талии, как всегда спускалась от лобзаний, и Элин не стала пока возвращать ее выше. Прошептала, когда Йоаннес принялся целовать ее шею:

– Вот за этим тебе и следовало бы меня навещать. Или приглашать. Хочешь, я тебя встречу сегодня?

Йоаннес на секунду остановился. Элин положила руку ему на затылок.

– Сегодня не получится, – сказал Йоаннес. – У нас учеба, ты уже забыла, как это, а?

– У нас тоже учеба.

– Какая там учеба, смех, – сказал Йоаннес, огладил ее через юбки.

Смех, подумала Элин старательно. В самом деле. Легкая программа для глупых людей. Деревенщин и преступников.

Йоаннес расстегнул ее пиджак, запустил руку, прижал к рубашке. Пока он мял грудь, Элин думала, что Йоаннес проявляет бездну такта, оберегая ее от неловкости: она и не хотела, чтобы кто-то видел, как она теперь живет. И не хотела бы, наверное, сочувствия господина и госпожи Барт.

– Если хочешь встретиться, помоги мне, – прошептал Йоаннес ей в шею. – Нам столько задали... а ты всегда помогала... мне так сложно без тебя...

Элин ухмыльнулась, сказала: бедненький мой, ну показывай. Конечно, он не справляется, без помощи Элин он не сдал бы первых экзаменов. Точнее, сдал бы, но не своим умом, а родительским подношением преподавателю, чего Элин допустить не могла: глупый будущий муж – это позорно.

Йоаннес залез к себе в ранец, отдал Элин тетрадь и, пока она перепрятывала, оглаживал грудь в пиджаке. Потом спустил ладони на живот, а затем и ниже, задрал пиджак и оттянул пояс.

Элин поймала его руку.

– По-быстрому, – сказал Йоаннес.

Элин хихикнула: он же это несерьезно. Сказала:

– Милый друг, не здесь.

– Почему не здесь? Мы быстро, тут никто не видит...

У противоположной стены валялось горстью какое-то тряпье. Элин поморщилась, с силой оттолкнула руку, одернула пиджак. Сказала:

– Не заставляй меня думать, что ты настолько не уважаешь меня теперь.

Йоаннес помолчал, даже отошел на шаг. Поправил галстук, пригладил волосы. Элин стиснула толстую его тетрадь. Йоаннес сказал:

– Конечно, нет, мой цветок. – Потянулся поцеловать, и Элин позволила ему, и даже ответила, прихватила зубами губу. Йоаннес укусил в ответ, довольно заурчал и сказал в губы: – Я побегу.

Элин помахала ему тетрадью. Подумала: отрадно и насущно быть нужной. Настолько, что он проводит до этих страшных мест.

Резель у аудитории амулетов и зачарованных предметов поглядывала на нее, поглядывала, а потом подобралась, прижалась к стенке рядом и прошептала громким шепотом:

– Везу-учая.

Элин подняла брови.

– Нацелованная вся, – объяснила Резель.

Элин прикрылась ладонью, бросила взгляд по сторонам. Конла от противоположной стены подмигнула сначала одним глазом, потом другим, а Кенан потянул носом и ухмыльнулся. Какой позор, подумала Элин, тетя нелестно отзывалась о тех, кто проявляет романтические свои интенции на людях.

– Да ладно, не стесняйся, – сказала Резель, вздохнула, побила сумкой с учебниками по ноге, зацепилась нашитым тканевым цветком за чулок. – Эх, мне бы...

Элин все прикрывалась и думала: хорошо еще, что не наставили друг другу любовных отметин на шее, а то я сегодня не взяла шарфика.

Ферик опять повесил голову, уперся лбом в учебник, который обнимал, а стоявший рядом Нейл поглядывал на Элин как будто с сочувствием. Она на всякий случай покачала головой: это не зубы, это гораздо легче и проходит быстро.

– Я его знаю? – спросила Резель.

Элин помотала головой.

– Как из себя, симпатичный?

Элин кивнула: довольно миловидный. К щекам прилило, к губе тоже, и она, кажется, надулась, как брюшко насосавшегося комара. Элин раздумывала, успеет ли она добежать до туалетных комнат и оглядеть урон в зеркало.

– Давай я попробую, – сказала Резель. Элин уставилась на нее поверх ладони. Резель сказала шепотом, теперь настоящим, предназначенным для тайн: – Твой мальчик увидит, да? Что нацеловалась с другим. А мы сделаем, что не увидит.

За кого она меня принимает, возмутилась Элин мысленно, а Резель взяла ее за руку, осторожно отвела, развернула спиной к коридору, взялась за воротник рубашки, забормотала. Элин почувствовала, что по ткани пробежала легкая магия.

– Ну, вот и все!

Элин тронула губу. Она побаливала по-прежнему.

– Ай, зеркала нет, – огорчилась Резель, – но ты потом погляди, после занятия, будет держаться пару часов. Потом подновлю иллюзию, если хочешь.

Иллюзия, значит. Элин тронула губу языком, сказала:

– Ваши чары очень вовремя.

Резель улыбнулась.

– Я еще только учусь! Нам говорят больше практиковаться. А людей пока не набрали, поэтому мы сами ищем, на ком. Я... слушай, хорошо получилось, можно, я приведу тебя к своему профессору? Показать, а он мне поставит. Пожалуйста!

И вновь: ни одной услуги просто так. Элин сказала:

– Безусловно. Похвастайтесь своим трудом.

Резель пропустила мимо ушей холод, в котором Элин старательно вымочила каждое слово. Сказала, заправив волосы за уши:

– Нужно сделать до зачета, хотя бы десять удачных, у меня уже три... ты четвертая. Надеюсь, не пропадет... ты же не будешь менять рубашку? Ну хорошо...

Элин вежливо слушала и следила, как профессор Келемен, не торопясь и отвлекаясь на разговоры со встречными преподавателями, идет к ним. Резель оставила чары на рубашке, для иллюзий нужно вместилище, и это чаще всего одежда или украшения. По живой коже умеют только мастера. Кто же она тогда получается, с чарами косметической иллюзии? Будущий цирюльник и замазыватель синяков. Остальные хотя бы прикидываются, что хотят после выпуска быть полезны людям.

Хотя, быть может, дело не в пользе. У тети было платье, и к ним приходила мефрау его зачаровать. Тете в этом наряде убавлялось пятнадцать лет на вид, а у мефрау изрядно прибавилось серебра в кошельке. Но чары были отменные, никто бы не разгадал.

Так что, может, и верно, думала Элин, заходя в класс. Если она выберет нужную стезю, а не будет стоять в цирюльне или бегать по домам и остригать космы стареющих вдов за пяток медяков в день, и терпеть их разговоры. Или приводить в порядок покойников, чтобы они выглядели как достойные и слишком рано ушедшие, а не отвратительные, пропитые, успевшие замучить всех вокруг.

Элин украдкой смотрелась в чернильницу все занятие, и в искажающих лицо стеклянных бочках выходило очень прилично, хотя губа не переставала ныть.

Резель взяла ее за руку после амулетов и отвела в корпус практических учений. Буйно усатый господин в белом сюртуке взял Элин за подбородок, оглядел, коснулся пальцем воротника (Элин повеяло за уши магией), пробубнил что-то в усы, снова коснулся и, бубня, пошел к столу, зарылся в бумаги. Спросил что-то Резель, та задумалась, и господин не стал ждать, что-то отметил. Элин в это время украдкой отерла подбородок платком, оглядела аудиторию. Она была не такая, как она видела тут обычно, по стенам стояли столы с гипсовыми головами, на задах – стулья горой, а по свободной середине помещения шагал с метлою парень и старательно сметал в кучу какие-то то ли опилки, то ли пыль.

– Спасибо! – говорила Резель на пути обратно. – Профессор был доволен.

– Как вы это, позвольте, определили?

– Ну, он мне проставил, – сказала Резель. – Я ничего не понимаю, что он говорит, и никто не понимает. Но он хорошо все показывает, сразу становится ясно. Спасибо, – продолжила она без перехода, – ты настоящий друг!

“Друг” – слово слишком весомое, чтобы так им бросаться, подумала Элин, и я не планировала завязывать здесь дружеские узы. Промолчала.

И весь день думала: возможно, это не так плохо, когда люди к тебе расположены. Это поможет как минимум выжить. Как было в дикие времена, как по сию пору остается в диких местах – одному нужно не жить, но выживать. И она это делает, и, пожалуй, неплохо.

Жизнь, новая, временная, тяжелая и неприглядная, наладилась, и Элин подумала, что сможет потерпеть это еще немного. После занятий зашла в библиотеку вместе со всеми, вместе со всеми была послана госпожою библиотекарем прочь, потому что они готовятся к ревизии. Шкафы стояли теперь как попало, яркие прямоугольники на полу показывали, каким тут был паркет раньше.