Я, Яромир Гулливер

Вот еще о новгородских грамотах, датируемых XII веком. Ты обратил, наверное, внимание на частое упоминание некой Марены. Так новгородский боярин Петр Михайлович — просит Марену оказать влияние на князя(!), некий Завид требует от неизвестного адресата, чтобы он (она?) велел(а) тому из своих сыновей, у которого есть зерно, отдать дань Марене. В другой грамоте Петр (возможно, тот же, что и в первой грамоте) — велит какому-то Демше выдать шесть гривен Микуле, но только "перед Мареной" и никак иначе, а вот Ярко гривен не давать ни при каких условиях, как бы тот ни упрашивал.

И хотя 1166 году епископ Новгородский Илья утверждал, что земля Новгородская "крещена", и поминал, как очевидец, "первых попов", ваши археологи обнаружили в Новгороде XII столетия великое множество следов языческих обрядов — идолов, следов жертвенных пиров и заклания животных, ритуальных масок, гуслей и сосудов. Знай, что превращение Мары-Марены в основной лик Великой Матери, Пряхи Судеб произошло в Новгороде, ведь, население одного из трех древнейших концов Новгорода, Людина, составляли кривичи. Они почитали Марену, как Богиню не только, и, может быть, не столько зимы и смерти, сколько судьбы и плодородия. Тем более, что грамоты с ее именем найдены как раз в Людином конце, кривичской части Новгорода. Будешь помнить, что грамоты с упоминанием Марены из заурядных бытовых писем стали бесценным памятником духовной жизни великого русского города эпохи двоеверия. Увидимся с тобой завтра и продолжим».

Они вновь встретились у Вечевой площади Дворища, неспешно вышли к Волхову.

«Знаю, ты часто разглядываешь картины поверженья тех последних Волхвов», — продолжил Волхв. — «на самом деле сопротивление не прекращалось веками, её потаённые сполохи можно обнаружить даже и ныне. Сегодня расскажу о последнем, блистательном ярком «княжем» отпоре.

Это произошло в то время, когда дружины, осенённые стягами с изображениями, с одной стороны, креста и ликов святых и символов Солнца и Грома — с другой, еще сходились на кровавых полях. Тогда у Брячислава Изяславича Полоцкого, внука несчастной Рогнеды, родился сын Всеслав. Про него в летописи сказано, что родился-де полоцкий князь «от волхвованья». Якобы на его голове всю жизнь оставалась какая-то «науза» — языческий амулет, и в результате этого полоцкий князь был «жесток на кровопролитье». От какого «волхвованья» был зачат Всеслав, понять трудно, но несколько раскрывает глаза на происходящее одна много более поздняя история: когда великий князь Московский Василий III женился на юной Елене Глинской, сам при этом будучи в весьма почтенных летах, ему якобы пришлось прибегнуть к помощи чародеев, чтоб зачать молодой жене сына. От этого-де сын, Иван Васильевич, будущий первый царь Руси, которому суждено было остаться в её истории под прозвищем Грозного, вырос жестоким и кровавым. Если кровожадность православного царя несомненна, то доказательств «жестокости на кровопролитие» полоцкого государя не найти даже в летописях его врагов. Напротив, жестокими там выглядят его противники, князья Ярославичи (сыновья Ярослава, позже прозванного Мудрым) — Изяслав, Святослав и Всеволод. Впрочем, всё по порядку. «Полоцкой» летописи до вас не дошло. По некоторым сведениям, она погибла в пожаре Москвы 1812 года, том же, что поглотил подлинник рукописи «Слова о полку Игореве» и множество других бесценных источников. Об этом, конечно, можно только сожалеть, ибо, в ней мы могли бы увидеть совсем иное отражение взаимоотношений полоцкого князя и Ярославичей. Однако кое-что можно вычитать и в «Повести временных лет» — монахи Киево-Печерского монастыря, где создавалась летопись, находились в сложных отношениях с киевскими князьями, да и искажать события люди Средневековья умели плохо, до изощрённого вранья XX века им было ещё очень и очень далеко. Там сообщается, что в результате очередной битвы властолюбивый «Злой Хромец» Ярослав, скрепя сердце всё же вынужден был смириться с независимостью Полоцка, независимостью не только политической, но, возможно, и духовной.

До какого-то периода отношения Полоцка с Киевом были мирными. В середине XI столетия из степей к русским пределам подошли новые кочевые племена, родственные печенегам — гузы, или, как называли их на Руси, торки. Всеслав Брячиславич не остался в стороне от общерусского дела, вышел на реку Рось, навстречу кочевникам, с другими князьями. Впечатлённые русской силой, торки просили мира и получили его, поселившись в качестве союзников у русских границ, южнее реки Рось — теперь граница Руси с кочевым миром пролегала здесь, в одном конном переходе от Киева. Времена Олега, Игоря, Святослава, правда, остались в прошлом, времена побед над кочевниками, пусть и более скромных, Владимира Мономаха ещё не настали. Несколько позднее Всеслав предпринял поход на Псков. Псков, как и родной город Всеслава Брячиславича, был населён кривичами — одним из восточнославянских народов. Там Всеслав, судя по всему, пытался восстановить союз племён, «княжение» кривичей. Вероятно, он хотел и освободить псковского князя Судислава, возможного соратника в борьбе с киевскими князьями. Тому воистину не за что было любить Ярославичей — в своё время «Злой Хромец» бросил его в темницу, да ещё в собственном Пскове, где несчастный просидел двадцать четыре года. Впрочем, хорошо было уже то, что беднягу оставили в живых — он был слишком близким соседом Новгорода, чтобы его смерть можно было спихнуть на происки «окаянного» Святополка.

В 1066 году Всеслав ударил на Новгород. Ваш город тоже был частью Кривичской земли, и один из трёх старейших городских районов-концов, Людин, или Гончарный, заселяли, по мнению археологов, именно кривичи. Новгород Всеслав взял. Несколько странно, что, безуспешно осаждая Псков, в те годы совсем крохотный, полоцкий князь добился полного успеха под стенами Новгорода. Очень возможно, что ему помогали изнутри — те же жители Людина конца, для которых правитель Полоцкого княжества был их, кривичским, государем. В Новгороде Всеслав разгромил выстроенный Ярославом храм Святой Софии. Он снял с неё колокола и светильники-паникадила, как бы выколов глаза и отрезав язык главной христианской святыне Новгородской земли. Колокола и паникадила были отправлены в Полоцк и нашли себе место в выстроенной отцом Всеслава в 1040-х годах Софии Полоцкой — соборе-тёзке знаменитых храмов Константинополя, Новгорода и Киева. Сам Всеслав Брячиславич в друзьях новой религии не значился совершенно определённо. Иначе не объяснишь ни, «ритуальную» расправу с христианским собором в Новгороде, ни ауру языческих легенд о «волхвованье», наузах, оборотничестве вокруг полоцкого князя, якобы способного в ночи, «окутавшись синей мглой», то «лютым зверем», то волком, преодолевать чудовищные расстояния — от Новгорода до белорусской речки Немиги, от Киева до крымского Тмутороканя. После его посещения в новгородском Софийском соборе остались следы кострищ — видимо, в главном храме новгородских христиан справляли языческие обряды.

Братья Ярославичи равнодушными к походу полоцкого язычника не остались. Очень скоро их войско обрушилось… нет, не на Всеслава, а на оставшуюся без защиты Полоцкую землю. Напав на богатый город Менск (ныне Минск), «христолюбивые» братья разграбили его дотла, истребили мужское население, а детей и жён угнали в плен. Вообще, нападения киевских князей на Полоцкое княжество описываются в летописи — Киевской! — и как небывало жестокие для войн между русичами. Тот же Всеслав, хотя и называет его летописец «немилостивым на кровопролитие», в захваченном Новгороде не вёл себя свирепо. Именно Всеслав, который, по словам летописцев и автора «Слова о полку Игореве», есть «рождённый от волхвованья» оборотень, носящий языческие наузы, творящий ворожбу, не замечен в подобном поведении, в нём проявились именно христолюбивые Изяславичи, не оставившие в городе в живых «ни челядина, ни скотины». То есть война, которую Ярославичи вели с Полоцким княжеством, шла по тем правилам, по которым воевали христиане с язычниками. И правила такой войны заданы не где-нибудь, а в самой Библии:

«А в городах сих народов, которые господь, бог твой, даёт тебе во владение, не оставляй в живых ни одной души» (Втор., 20:16),

«и взяли город… и все, что в городе, и мужей, и жен, и молодых, и старых, и волов, и овец, и ослов, все истребили мечом» (Ис. Нав. 6:19–20),

Услышав о разорении своей земли, полоцкий князь ринулся навстречу захватчикам. На реке Немиге полоцкая рать столкнулась с киевской. Всеслава вызвали на переговоры, и все трое Ярославичей целовали крест, то есть присягали на кресте, заверяя полоцкого государя в его полнейшей безопасности. Поверив, Всеслав прибывает на переговоры с сыновьями — Борисом и Ростиславом — и… попадает в коварную ловушку. Князя и двух княжичей, заковав в кандалы, отправляют в Киев. Там бы ему и сгинуть, но…

Но в 1068 году у границ Руси появляется новый враг — половцы (на западе их называют куманами, на востоке — кипчаками). Тюрки, как и печенеги с торками, они принадлежат всё же к другой ветви тюркских народов. Навстречу ордам половцев хана Шарукана вышло киевское войско, возглавляемое Изяславом, Святославом и Всеволодом. На реке Альте противники встретились, и оказалось, что справиться с сильным противником несколько труднее, чем резать и грабить оставшихся без княжьей защиты минчан. Войско трёх князей было разбито наголову, Святослав вместе с младшим, Всеволодом, и с остатками дружины бросился в Чернигов, а старший, Изяслав, в Киев. Половцы, не торопясь лезть в конном строю на городские укрепления, принялись грабить богатые южные сёла. Киевляне собрались на вече и потребовали у Изяслава выдать им коней и оружие. Прямо с вечевой площади толпа повалила на воеводский двор, после этого киевляне разделились на две части — одна отправилась спасать из княжьей тюрьмы какую-то загадочную «дружину нашу», другая — ринулась через мост на двор самого киевского государя. Киевляне, очевидно, дождавшись подхода остальных горожан с освобождённой загадочной «дружиной», ринулись к порубу, где томился Всеслав. И тот с сыновьями были освобождены. Так Киев обрёл нового, своего князя. Всеслав, потомок старшей ветви сыновей Владимира, взошёл, по праву старшинства и воле народа, на киевский престол. Это произошло 15 сентября 1068 года.

О семи месяцах, проведенных князем-волкодлаком на престоле Матери Городов Русских, летопись говорит крайне скупо. Решительно ничего не сказано о том, что сталось после водворения Всеслава Брячиславича на киевский престол с воинственными настроениями киевлян. Но летопись много о чём «красноречиво» умалчивает. Вспомни, что в «Слове о полку Игореве» походом на Тъмуторокань обозначается не просто некое странствие за тридевять земель, в тридевятое царство, а поход на половцев. И скорее всего, именно ополчение киевлян во главе с князем-чародеем отшвырнуло кочевников от столицы. Впрочем, это мог сделать за него летописец Киево-Печерской обители, чей игумен, Никон, откровенно симпатизировал черниговским князьям. И ещё один заслуживающий внимания факт — в том же «Слове о полку…» сообщается, что «Всеслав князьям города делил». Не эти ли наши города «делил» другим князьям, ставший киевским князем Всеслав? Но в таком случае приходится признать, что младшие братья изгнанного Изяслава сочли выбор киевского решения вполне законным и признали право полоцкого оборотня наделять их городами! Если так — это лишний довод в пользу того, что Всеслав приложил руку к разгрому орды Шарукана, и приложил очень серьёзно. Но победа далась нелегко — а с запада уже двигалась на Киев новая гроза.