Русская сказка. Избранные мастера

(Сказки и песни Белозерского края... 121; стр. 220—224).

СКАЗКА М. Д. КРИВОПОЛЕНОВОЙ

Марья Дмитриевна Кривополенова, нищенка из Архангельской губернии — известная «бабушка Кривополенова», в период 1911—1921 годов неоднократно выступавшая с исполнением былин и сказок в разных городах Союза (Ленинград, Москва, Саратов, Ростов, Харьков и др.). Широким кругам читателей известна она и по книжке О. Э. Озаровской «Бабушки старины». I-е изд. 1916 г.; 2-е — 1921 г.

Основной репертуар М. Д. Кривополеновой — былины; как сказочница известна она в меньшей степени, хотя сказок знала она довольно много и прекрасно их рассказывала. По характеристике О. Э. Озаровской, сказки — «область, в которой бабушка безгранично очаровательна... Ее горячий темперамент, детская веселость, остроумие, увлечение всем тем, о чем сейчас грезит, изумительное владение языком... — все это делает ее сказку высоко-художественною, но, но... увлеченная бабушка сыплет слова, глотает концы их, не договаривает всех фраз, и потому наслаждаться ее исполнением может лишь сидящий вплотную к ней. Попросите говорить помедленней — и бабушкин пыл остывает»...

ВЕРНАЯ ЖЕНА

Бывало, живало — купець да купчиха. Бывало у них один сын. Они торговали справно. Был купець богатейший. Купець помер, купчиха тоже померла. У них остался один сын. Ну живет, поживает один. Нать, вернд женится. «Кака мне невеста взять, у купца-ле кого, у генерала, у крестьянина богатого, где искать?»

Потом идет возле речки по угору, гуляет (как твой сын вчера гулял по угорам, по лугам), девиця белье полощет, весьма хороша, ему приглянулась.

Удумал: возьму я эту девицу взамуж. Што ж, што она не богата, — вовсе приглядна. И говорит:

— Ты девиця, какого рода, какого отца?

— Я бедного сословья, у меня отец сапожник живет бедно.

— Пошла ли за меня взамуж?

— Кака я невеста? Я человек бедной.

Потом девиця пошла. Он за ей след пошел узнать, какого она места. Приходит девица, — избушка маленька. Он зашел в фатеру. Отець у их сидит сапоги работает.

— Ну, купець именитой, што вам тако нать? Сапоги работать али стары починять?

— Не сапоги работать, не стары починять, пришел я на вашей девици свататься.

— Што ты, купец смиешся! возмеш ли ты мою дочерь? Вы богаты, а мы бедны.

— Славиться не будем, бери из магазина, што надобно: люди будут убиваться, што именитой у бедного берет, а ковды справимся да обвенчаемся, тоды и свадьбу поведем.

Обвенчались, пирком да свадебкой. И живут вовсе хорошо: и советно и богато, и так на эту хозяйку идет торговля хорошо, дак...

Жили, пожили. В Пруссии-городе сгорела лавочка. В той лавочке товару было всех боле.

— Как же мы будем эту лавочку строить? «Хозейку взять невозможно; здесь оставить — пора́то хороша, к ей люди подобьются. Вот и печалуется день и два ходит, печалуется. Она и спрашивает:

— Што вы, господин, ходите эдакой туманной?

— А как будем лавочку строить? Тебя оставить дома не смею: с умом жить не сумеешь. А людей послать, дак много утраты будет.

Она говорит:

— Срежайся ехать! Буду одна жить, сама себе сохранна.

Одела ему сорочку беленьку:

— Если сорочка бела замарается, то я с ума сбилась, а если рубашка бела, дак живу крепко, исправильно.

Вот он и уехал в Пруссию-город ставить лавочку. И живет поживает, может, и с год време, а рубашка на ём бела, как снег. Он стал торговать. У его товар вовсе хорошо идет, а у иных купцей — плохо. Другие купци его не любя, королю доносят, што он волшебник, волшует: у его товар идет, а у нас нет.

Этот король собрал пир и на пир созвал торговых людей там-каких нибудь генералов, хрестьян и всякого звания людей и этого купця созвал на пир.

У него рубашка вся бела, бела как снег. Стали пировать и жировать, потом пошла гулянья. Потом они стали бороться и все прибились и все припотели, и все припатрались: этот купец со всеми переборолся, у его рубашка все бела.

Король сочтил его волшебником знатливым: знат много, — нать его в тюрьму.

— Зачем жа вам меня запирать? Никак я не волшебник. Мне рубашку жена надела. Если как с умом живет, все рубашка бела, а если забалует, дак и рубашка замарается.

Король того не внимает. Его в теремной замок.

Потом и удумал к хозейке послать слугу верного.

Дал сто рублей денег.

— Поезжай, подбейся к ней. К хозейке еговой! Слуга и поехал в город.

— Из Пруссии! Из Пруссии приехал! Куда ему фатера? Нать штоб чисто, бело! К этой купцевой хозейке его на фатеру.

Купцева хозейка: «пожалуйста, милости просим!» Чужестранного человека поит кормит, чаем, кофием, всем угошшает.

Он и стал ей говорить:

— Эки вы хороши, эки вы ненаглядны, как вы жить можете без мужа? Вот я дам сотню денег, не можете ле со мной позабавиться?

Она говорит:

— Грех! Большой грех!

Он говорит:

— Да што ты, што ты. Да твой муж не так живет, мы про его знаем, он близко.

Она и согласилась, взела сотню денег у его. Пошла во спальню. Он и говорит:

— Вались, говорит, ко стенке!

Она отвечает:

— Я никовды со своим мужем ко стенке не сплю, ложись сам, а я на краю.

Он и повалился, бажоной, ко стенке. Она раздевалась, да помешкала немножко, валиться стала, — у ей там были пружины; пружинки толконула, — он сейчас полетел у ей вниз в погреб.

Вот она ему дала за дурные слова, как свинину режут, дак таку пишшу дала. Дала веретено, куделю и прялку. Приказала напрясть нитку тонку, как шолчину, дак пойдет тебе пишша хороша тогда. Он престь не умеет. Бился, бился, потом напрел нитку, как шолчина. Потом пошла ему пишша хоро́ша.

Король там его ждет. Нету посыльника: вот он там гуляет, вот забавляется!

Ишша ждет:

— Вот такой, сякой уехал, гуляет верно там с ей! Другого пошлю, ишша верней и лучша! Триста денег дам!

У купца все рубашка бела.

Другого послал посыльника. Другой таким же случаем приехал в город: к ей подбиваться стал:

— Эка ты красива, эка хороша! Не можно ле с тобой позабавиться? Вот тебе триста денег.

Она с им таким же побытом в спаленку пошла, да бух его в погреб!

Одному пишша уж хороша идет, а другому ишша худа пишша.

Король весь прихлопотался. Хлопочет, хлопочет: куда девались, нету, нету.

— Гуляют там видно с ей! Сам поеду!

Посмотрел, у купца рубашка все бела.

— Накладу ящик денег, неужели нельзя подбиться к этой хозейке?

Вот и поехал сам в тот город, в тую деревню.

Народ:

— Из Пруссии король! Из Пруссии король! Куда ему фатера? — Фатера ему у купцевой хозейки: у ей чисто, у ей бело!

Ну, вот и у хозейки.

Хозейка принимает хорошо, поит и кормит. Она его чаем, кофием, всякима напитками угошшает.

Он стал ей говорить:

— Эки вы хороши, да эки вы красивы! Возьмите эдакой яшшик денег, согласитесь со мной! — говорит король.

Она говорит:

— Не соглашусь. Поежжай на полсутки в город, а я схожу к бачьку-духовнику, спрошу, простимой ле грех. Как простимой, дак соглашусь, а непростимой, дак и на деньги не обзарюсь.

Он и уехал. Вот она и пошла к бачьку. Бачько выходит из байны: запарел, заруменил. Она и говорит: «Простимой ле грех из-за мужа согрешить?

А он и говорит: «Непростимой, большой. А согрешим со мной, дак грех не будет, за нас мир замолит!

Она говорит!

— Приежжай часу в девятом вечера!

И вышла.

— Пойду схожу к благочинному!

Пришла к благочинному.

— Простимой ле грех из-за мужа согрешить?

Благочинному эта красавица нать:

— Нет, непростимой большой грех, а со мной, дак не будет грех: епархия замолит!

— Приежжай в часу десятом!

Пошла к архирею:

— Простимой ле грех из-за мужа согрешить?

Архирей тоже на эту красавицу обзавидовал:

— А согрешим со мной, дак вся империя замолит.

— Приежжай в часу одиннадцатом!

Она ушла домой.

Там она яшшик опорожнила и склала деньги куда ле.

Вот живет, поживает. И звонок у ворот.

— Кто, кто приехал?

Бачко заехал в гости. Она потихоньку да помаленьку самовар наставлят. Чай попивают. С час немного и време.

Опять звонок у ворот.

— Это кто наехал?

— Благочинной.

А чин чину повинуется ведь. Чин чина боится. Бачко дронул.

— Я-то куды, я-то куды?

Она говорит:

— У меня яшшик есь большой, ты в яшшик!

Стала опеть благочинного угошшать, с час време прошло, а тут звонок у ворот.

— Кто, кто у ворот?

— Архирей.

Благочинной архирея боитсе:

— Ох, ох, я-то куды деваюсь? Што архирей скажот: зачем к женшины пришел? Я-то куды?

— В яшшик.

И два там собрала.

Стала архирея угощать. — Король-ат и садит. Едет. Звонок.

— Кто, кто у ворот?

— Из Пруссии король!

Испугался архирей.

— Я-то куды. Расстригёт меня!

— В яшшик!

Король приехал:

— Ходила к попу духовнику? Спрашивала ле?

— Ходила. Грех большой, непростимой. Не буду грешить?

— Скорей, — король-от разгорячился, — несите мой яшшик в сани!

Слуги вынесли. Король поехал домой с яшшы...

(Хохот пресек рассказ). С яшшиком!

Вот и поехали. Едет, гонит! у купца все не марается рубашка. Приехал король, кликал пир и выпустил ейного мужа.

Пировал-жировал.

— Есь ле в Пруссии эка хозейка, штоб не согрешила, на эки деньги, на эдаки деньги не обзарилась!

Отворяет яшшик: тут поп, благочинной, архирей...

Три штуки запёрано.

А у хозеина все рубашка бела.

— Поежжай домой да выпусти, там сидят двое ишша.

(«Красная Нива», 1926, № 29).

II

СКАЗКА М. И. ВДОВКИНОЙ

Сказка о рябке, записанная со слов крестьянки М. И. Вдовкиной, является великолепным образцом диалогического мастерства в сказке. В виду отсутствия каких-либо сведений о сказительнице, мы помещаем эту сказку не в основном тексте, но в приложениях. Сказка записана в 1913 году в деревне Слудской, Котельнического уезда, Вятской губернии.

РЕБОК

Муж с женой поехал к тестю в гости. Доехал до лесу. Он поймал ребка. Жена спрашивает:

— Муж, кому ребка?

— Батюшке моему.

— А моему-то що?

— А нет ничего.

Жена говорит: «Не поеду в гости! Едь домой!»

— Ты — говорит — жена, не захворай.

— А що — говорит — захвораю, так захвораю!

Кому ребка?

— Батюшке моему.

— А моему-то що?

— А нет ничего.

— Едь скорей домой!

Едет домой.

— Жена, ведь, я к дому подъезжаю.

— Ну так що? Подъезжаешь, так подъезжай!

Кому ребка?

— Батюшке моему.

— А моему-то що?

— А нет ничего.

— Захворала я. Поезжай скорее за попом приобшать меня!

Ну, привез он попа и бежит в избу пере́же попа.

— Жена, я попа привез!

— Ну, так що? Привез так привез! Кому ребка?

— Батюшке моему.