Дополнительное расследование (т.2)

2

Странная это была планета, странная и неуютная. Клим ощутил отрицательный заряд психоэнергетического поля уже на стационарной орбите, по которой вращался «Арго», в ожидании возвращения разведочных зондов, исследовавших эллипсовидную, чуть напоминающую дыню, планету Кро. Однако первые же результаты, полученные разведчиками, захватили его. На планете имелась цивилизация нетехнологического типа. Особенно заинтересовали Клима ритуальные обряды, связанные, видимо, с местным культом. И поскольку межпланетная история и этнография были слабостью Клима, он решил высадиться на планету.

Местом посадки он выбрал лесной массив вблизи небольшого поселения в вытянутой экваториальной части планеты. Подогнав детали защитной окраски в тон с окружающей его растительностью, Клим двинулся в сторону деревни и скоро обнаружил тропинку. Он спрятался за крупным валуном. Долго ждать не пришлось.

Вскоре появилась темно-бурая фигура. Было ясно, что это разумное существо, а не представитель местной фауны. В Школе навигаторов курс практикума по общению с гуманоидами был краток, но сейчас, к счастью, общения от Клима и не требовалось. По крайней мере в обычном понимании слова «контакт».

Подождав, пока расстояние между ними не сократилось метров до десяти, Клим глубоко вздохнул и начал «погружаться», как учили в Школе. Уже через несколько секунд он почувствовал наложение образов, понятий, картинок, запахов. Погружаясь все глубже в чужое сознание, он растворялся в нем через идентификацию зрительных образов, лексических пластов, символов и, наконец, связных мыслей. Главный фокус заключался в том, чтобы не пережать ручку девиатора. чтобы чужое сознание не подавило собственное. Перекачка информации должна оставаться односторонней. Ему удалось вовремя остановиться. Решив ограничиться для начала объемом памяти в одни сутки, Клим включился на запись.

...Рыжий возвращался с работы в подавленном состоянии. Низкое небо, полосатое, как брюхо желтого дракона, поливало сгорбленных прохожих леденящим дождем, от которого не спасали даже накидки. Но он не обращал внимания ни на дождь, вкрадчивым ручейком пробирающийся за воротник, ни на одиноких ходоков. Торопиться некуда.

После обеда к нему подошел Семипал, старейшина копровщиков, и вручил перламутровую палочку вызова на Ристалище.

— Завтра в полдень!

— За что? — вырвалось у Рыжего.

Но Семипал лишь посмотрел на него с сочувствием и отошел в сторону.

Совет Великих являлся символом высшей власти. Сотни лун Великие вызывали людей на Ристалище, и ни разу Рыжий не слышал, чтобы они проиграли. Уклониться же от вызова на площадь Вилохвостого дракона было равносильно смерти. Никто не знал, на кого в следующий раз падет жребий. И сколько ни изучай танцы, ни комбинируй движения, все равно проиграешь. Ходили слухи, что Великие подправляли правила. Но легче от этого не становилось. Для Рыжего проигрыш означал получение знака отверженного, которому не место в обществе. Отмеченные судьбой жили в изолированных поселениях, выполняя самую черную работу. Никто не имел права заговаривать с ними, отвечать на вопросы, дотрагиваться до них. Полная обструкция, отказ от семьи и всех благ — таким был удел Отверженных.

Рыжий добрел до своей хижины, показавшейся сырой и промозглой, как темница. Женой он обзавестись не успел, а теперь и не суждено. Разведя в очаге огонь, он взял с полки потрепанный сборник баллад, доставшийся в наследство от отца. Но даже любимый стих «В щупальцах боли обрету свое сердце» не снял оцепенения, не вселил уверенности в завтрашнем дне.

«Проклятое завтра!»

...Долговязая фигура аборигена скрылась за поворотом тропинки, но Клим отметил это только краем сознания. Такого удачного погружения он не ожидал. Какое совпадение образов и понятий! Он уже воспринимал Рыжего как человека, с увлечением «проматывая» его воспоминания. Дальше, дальше... «А теперь пора отправляться к месту, которое он называл Ристалищем...»

Рыжий находился на площади, состоящей из множества зеленых и пурпурных квадратов. Шумела толпа. По соседству возвышалось приземистое здание храма Вилохвостого дракона, отдаленно напоминающее средневековое противоатомное убежище. Рядом с Рыжим стояли еще семеро с перламутровыми палочками. Двоих он знал: Кремень и Палец, оба с улицы Дождевиков.

Из храма вышли трое жрецов в белых плащах, их головы украшали странные конструкции — помесь короны с термокастрюлей.

Из толпы вынырнул голуболицый человечек и, сложив ладони трубочкой, прокричал:

— Выходите, Отмеченные судьбой! Поклонитесь народу. Удостойте Великих чести сразиться с вами в священном танце!

Голуболицый приблизился к ним и вдел каждому в ухо по большому черному кольцу. Восьмерка вышла на поле, заняв два ряда пурпурных квадратов. Жрецы разделились. Один из них занял позицию в центре, в то время как другие разместились по угловым квадратам. Рыжий почувствовал, как к горлу подступает противный ком: «Сволочи! Еще не начали, а уже все перевертыши. Попробуй потанцуй тут...» Перед глазами колыхалась толпа, сероватые мазки лиц на фоне ядовито-желтого неба. Внезапно откуда-то из-под земли послышалась похожая на завывание ветра музыка.

Сражение началось. Уже через три серии движений жрецы заняли большие диагонали и изготовились брать черноухих поодиночке. Неверное па — и Кремень, опустив голову, покидает поле. Попытка оставшихся в первом ряду Отмеченных объединиться для защиты была быстро пресечена. Стремительные па жрецов сразу через три-четыре квадрата с перескоком над головой жертвы не оставляли никаких шансов. Когда его сосед ринулся к центру поля, Рыжий быстро передвинулся во второй ряд. «Может быть, двигаясь по краю, удастся дольше продержаться», — подумал он. В это время белые перевертыши затеяли хоровод вокруг четверки черноухих, на время забыв о Рыжем. Пропустив несколько возможностей перескока, они словно бы выискивали какое-то особенное положение жертв. «Хотят перескочить всех сразу за одно па», — отметил Рыжий, в отчаянном прыжке выскакивая в последний ряд. Толпа взревела. Подскочил голуболицый, натянул ему на голову перевернутую корону. Черный перевертыш! Лишь ощутив на себе взгляды жрецов, исполненные ненависти, Рыжий поверил, что ему удалось прорваться в «крепость».

И все же это только отсрочка. Два белых перевертыша стояли на главных диагоналях, третий заканчивал расправу над черноухим. Рыжий двинулся на него. Перемахнув через два квадрата, он пролетел над головой белого перевертыша, клацнув возле ненавистного уха.

Конец последовал сразу после приземления...

Клим остановился. Первый раз ощущение чего-то знакомого возникло у него несколько минут назад. «Укусил, съел... должна быть какая-то причинно-следственная связь! Но не стоит преждевременно напрягаться, подсознание само сделает нужную работу и подскажет верный ход».

На площади голуболицый объявил, что сегодня высочайшей чести говорить с Великими удостоен копровщик Рыжий.

У входа в храм появился жрец:

— Сними повязку! — приказал он Рыжему. — Только Великие входят в святая святых в одежде.

Рыжий заколебался. Обнажиться перед толпой — великий позор.

— Ну! — торопил жрец. В его руке сверкнуло лезвие.

Рыжий повиновался и, сбросив повязку, шагнул в проем.

Когда глаза привыкли к темноте, Рыжий увидел перед собой возвышение, покрытое звериными шкурами с перламутровым отливом. На троне восседал сморщенный человечек в золотистой шапочке. Вокруг стояла группа жрецов. Чадящие факелы наполняли овальное помещение угаром. У дальней стены виднелась белоснежная статуя Вилохвостого дракона, искусно вырезанная из полупрозрачного камня.

Несколько секунд человек рассматривал Рыжего, затем его взгляд внезапно смягчился, черты лица застыли в маске участия:

— Поведай мне свои печали, копровщик Рыжий, — его голос звучал подобно свирели на зимнем ветру.

Рыжий беспомощно оглянулся — в руках у фигур, стоящих по углам, угадывались крепкие дубинки.

— Тяжела работа от зари до зари. В прошлом году мы трудились до первого вздоха заката, сейчас же старейшины заставляют работать до первой песни ночи...

В группе жрецов произошло движение.

— Работа не может быть печалью. Поведай Великому Исповеднику, что у тебя на сердце.

— Еды стало меньше...

— Не то, — произнес другой жрец.

— Я не знаю... — начал Рыжий.

— Расскажи о том, что тебя волнует, — повторил старик. Его лицо по-прежнему излучало участие, но глаза были пусты...

— Нет у меня семьи, — сказал отчаявшийся Рыжий. Его мысли безнадежно перепутались, как запутываются в сетях гривы волосатых рыб.

— Рассказывай, рассказывай, копровщик... Расскажи о сестре.

— Я не видел ее десять лун. С тех пор, как муж увез ее в гнилую деревню...

— Продолжай...

— Я ее очень любил, больше отца и матери, больше брата...

— Расскажи о брате, — перебил его Исповедник. — Я очень внимательно слушаю...

— Я его почти не помню, — ответил Рыжий. — Помню: он был очень капризным, и у него противно пахли ноги...

— Продолжай, — хором загундосили жрецы.

Рыжий начал несвязно рассказывать о своих попытках жениться. Когда он умолкал, жрецы как будто совещались, обменивались между собой непонятными фразами, а Исповедник произносил что-нибудь малозначащее, но ободряющее рассказчика. Когда он дошел до конца истории и начал ее по новой, его прервали:

— Не повторяйся! Поведай нам свои печали!

«Это ли не печали?» — с горечью подумал Рыжий. Он понес какую-то чушь о рыбалке и ловле пцейров на лупатых живчиков... И чем дольше затягивался этот разговор, тем острее чувствовал он неестественность происходящего. До него доносились обрывки фраз: «необходимо изменить условие перехода на процедуру отторжения...», «в силу условия сходимости... безусловный переход на процедуру 116...». Малопонятными были они для Рыжего, но не для Клима, которого особенно заинтересовали действия жреца, сидящего слева от Исповедника. Перед ним на столе лежали три кучки разноцветных палочек, которые он перекладывал при каждой фразе Рыжего. Причем в то время как две из них постоянно росли, содержание одной то увеличивалось, то уменьшалось. «Счетчик Стэка», — отметил Клим.

Между тем русло исповеди повернуло на мелкие грешки Рыжего. И хотя Исповедник время от времени произносил какие-то слова, Клим видел, что эта тема его не особенно занимает. Но едва Рыжий произнес «...тот пирожок я украл...», как жрецы всполошились, а Исповедник вскричал:

— Стой! Ты сознался. Как живчику ни виться, а костра не миновать! Хоть ты и неплохо прыгаешь на поле, с Великими тебе не тягаться! Слушай и запоминай: отныне ты приобрел СКВЕРНУЮ РЕПУТАЦИЮ!

Колени Рыжего подогнулись. Он пополз к трону, пытаясь поцеловать левый мизинец жреца, но тот торопливо подобрал ногу под складки плаща. Отчаяние воцарилось в душе Рыжего. Не меньшее потрясение испытал и Клим. Ведь последняя фраза прозвучала не на языке аборигенов, а на искаженном КОСМОСЛЕНГЕ. Это казалось абсурдом. Ведь планета Кро не была зарегистрирована в межзвездных каталогах. Ни один из земных кораблей не проходил по системе...