Марс выбирает смерть

— Ты ведь не боишься смерти. Боишься только того, как это произойдет, — стальным тоном начала Азари и каждое ее слово вонзалось в сердце Фальха ледяной иглой. — Что, если эта информация попадет в руки храмовников?

— Я…

— Не пройдет и часа, как крестоносцы к тебе заявятся, — бесцеремонно перебила Королева, — Тогда не спасет ни влияние, ни все это внушительное состояние, ни даже Олимп. Будь ты на другом конце Солнечной Системы — они все равно тебя найдут. И поверь мне, метод бесславной казни эти псы отыщут мастерски. Планета должна знать своих героев.

Сглотнув тугую, непослушную слюну, Фальх попытался смочить горло очередной порцией алкоголя. Ситуацию это только ухудшило.

— Тогда в чем заключается свобода выбора? — не слыша себя, спросил ученый.

— Ты всегда можешь отказаться.

— Не думаю, что могу.

— Это твой выбор?

— Считай, что да.

— Тогда я повторю вопрос, — не меняя тона сказала Азари. — Сколько тебе нужно времени, чтобы подготовить девчонку?

— В идеале — лет двадцать.

— Все пытаешься шутить? — недовольно бросила женщина, — У меня нет столько времени. Даю тебе три месяца.

— Смерти моей хочешь?

— Нет, дорогой, — рассмеялась Азари, покачав головой, — Как раз ничьей смерти я и не хочу.

— Не все так просто… — напрягая дубовые связки, проскрипел Фальх, — У девушки не хватает энергии.

Посмотрев на собеседника, Великая Мать отметила его неестественную бледность на и без того белом лице. Она призадумалась, сощурив зеленые глаза и хлопнув длинными, светлыми ресницами. Потом посерьезнела, помрачнела и недовольно поджала губки.

— Плавали. Знаем. Пренеприятнейшая ситуация, — помрачнела Королева, — обычного храмовника, я так понимаю, не достаточно?

— Не достаточно.

Азари помрачнела еще больше. Казалось, в ней боролись два доминирующих чувства: страх и жажда жизни. Информация особо не радовала, но обычно в подобных ситуациях Королева не привыкла рубить с плеча. Сев обратно в кресло и положив ногу на ногу, Азари выпрямила гибкую спину и положила тоненькие ручки на подлокотники.

— Я открою тебе доступ к государственной базе Жнецов. В распоряжении будут даже те, что в гибернации, — отчеканила Азари, — Ровно девять тысяч триста семьдесят три ублюдка.

— Ты же в курсе, что при перемещении с помощью Жнеца тебя, скорее всего, сожжет?

— Мне льстит твоя забота, — улыбнулась Азари, — Но без симбиоза меня просто выбьет из тела носителя. Остальное — мои проблемы.

Даже не пытаясь возражать, хитрить или выторговывать себе более выгодные условия, Фальх принимал все, как есть. Стал тряпичным и податливым. Казалось, сейчас он был готов на все, лишь бы не всплыла на поверхность постыдная, унизительная правда.

— Когда я получу доступ?

— Завтра, — еще больше задумалась Азари. — Подойдет же не каждый, так?

— Не каждый. Все зависит от совместимости.

— Отлично. Предоставишь мне список подходящих, а из них окончательный выбор сделаю я сама.

— Как пожелаешь, — покорно ответил Фальх.

За окном раздались громкие крики. Толпа начала что-то неистово скандировать. Началась толкотня. Послышались выстрелы оружия. Внезапно громыхнул отдаленный залп импульсной глушилки. Ненадолго стихнув от напора подавляющей волны, разъяренная масса граждан снова взорвалась бешеным ором. Прислушиваясь к тому, что происходит извне, собеседники какое-то время молчали.

— Нужно отменить Арену, — сказал Фальх суховатым, но уже не скрипучим голосом, — девчонка нужна живой.

— О, дорогой, я не могу этого сделать, — улыбнулась Азари, встала с места и направилась в другую комнату. — Иди за мной.

В другой комнате находился вход на небольшой балкон, заставленный всяким хламом. Однако, Великая королева не побрезговала встать посередине. Она взирала свысока на развернувшийся внизу беспорядок и оставалась непробиваема спокойной.

— Посмотри на них, — обратилась она к Фальху, вставшему рядом. — Вечно голодные, вечно чем-то недовольные бездельники. Отбери у них добычу, и завтра начнется хаос. Грядущая Арена — цель их жизни в ближайшие месяцы. Она занимает умы, а, значит, несет стабильность. Можешь ли ты быть уверен, что после отмены долгожданного зрелища толпы народа не пойдет громить другие города? Сумеешь подготовить девчонку в такой неразберихе? Будешь уверенным за сохранность Птоломея? Нет, Фальх. Арену я отменить не могу. Противник так и ждет повода раскачать народ.

— После сегодняшних событий ему это наверняка удастся.

Азари рассмеялась.

— Хорошие правители — мудрые правители. Марс получит то, что хотел. А вот каковы будут результаты шоу — это уже дело десятое, — глубокомысленно рассуждала Великая Мать, — Увы, демократия требует гибкости решений. Необходимо чередовать кнут и пряник. С народом по-другому нельзя.

— Да, вот только этот народ — звери.

— Каков народ, такова и демократия.

Загадочная улыбка алых губ превратилась в хищную. Вокруг вдруг стало непривычно тихо. Больше не ощущалось массивного движения огромных, прозрачных колец гигантского червя. Комната потихоньку освобождалась от щупалец, оставляя интерьер в первозданном виде. Королева взирала на подданных с простенького постамента: она знала, что ее уже заметили.

На центральной площади собралось около двадцати тысяч граждан. Выпотрошенный ночными погромами город получил небольшую передышку. К утру протестующих стало гораздо меньше. У некоторых закончились силы и те разошлись по домам, пыл других охладили прибывающие силы правопорядка. Самые стойкие, целеустремленные и азартные бунтовщики двинулись в сердце города. Туда, где находилась официальная администрация. Жители требовали выдачи мэра, чтобы совершить самосуд согласно собственным представлениям о справедливости.

Среди разношерстной, пестрой толпы встречались граждане, на первый взгляд, ничем между собой не связанные. Тут были и клерки, и таксисты, и аналитики, и инженеры, и официанты, и юристы, и проститутки, и учителя, и шахтеры, и рыбаки, и логисты, и наемники, и менеджеры различных сфер и даже представители такой редкой профессии, как наблюдатели сезонной миграции остр. Объединяло их всех одно стремление — снижение бешеных налогов на существование. К слову, не только для Теней. Пошлина в пользу элит Олимпа возмущала людей не меньше. Урезание Великой Матерью поборов на несколько процентов ни к чему не привело. Напряжение не спало, но зато пострадала государственная казна. Кроме всего прочего прибавилось еще и недовольство Высших. Ситуация приобретала критический характер.

«Достойную оплату детской любви!» — гласила надпись на одном из многочисленных гало-плакатов.

На куцем клочке свободного пространства пританцовывало несколько граждан. Облаченные в рабочую экипировку, они сверкали сетчатыми чулками и яркой обувью на поражающей воображение платформе.

— Наши дети не должны платить налоги! — скандировал худощавый мужчина в кожаной кепке, имея ввиду, видимо, повышенную налоговую ставку на детскую проститутцию.

«Этому миру нужен рестарт!» — гласила другая надпись, развернувшаяся совем недалеко от первой.

— Слава пенному пиву! — кричала группа молодых людей прямо под этим плакатом.

Периодически среди них слышались взрывы неудержимого хохота.

Потихоньку на площади формировались абсолютно разрозненные сообщества. Немногочисленные, с совершенно не связанными между собой требованиями. Иногда среди разношерстной толпы попадались настолько нелепые заявления, что происходящее смахивало на безумную насмешку.

— Нам не нужен червь у власти! — собравшиеся дружно скандировали начертанный черными неоновыми буквами плакат.

— Хватит терпеть гегемонию котов! — отчаянно завопил кто-то из толпы, не выдержав ужасающей жизненной несправедливости.

— Работа — удел отстойных! — кто-то тут же поддержал душевный порыв предыдущего оратора.

— Хороший храмовник — мертвый храмовник! — послышалось откуда-то издалека.

Среди всех этих абсурдных, абсолютно невыполнимых желаний нельзя было уловить хоть какой-либо связи. Митингующие, порой, требовали диаметрально противоположного. Единственное, что объединяло собравшуюся массу — всеобъемлющее, непреодолимое, глубокое чувство недовольства. Оно, словно ненасытный зверь, гонимый голодом и не способный успокоиться ни на секунду, желало выплеснуть свою злость на безвольной жертве. Вполне возможно, на роль жертвы подошел бы кто угодно. Вполне возможно, при нужном стечении обстоятельств, даже кое-кто из самих митингующих. Сейчас на площади царила только одна движущая сила— страсть к разрушению.

На этом этапе могло показаться, что создавшаяся стихийность так же спонтанна и естественна, как проливной дождь после затяжной грозы. Однако, зоркому глазу Азари открывались скрытые детали, меняющее все. Великая Мать замечала, что большинство на площади вовсе не горожане. Это были те, кто явился сюда специально для разжигания массовой истерии. Подавляющая доля коренных жителей уже давно спала в своих постелях, утомленные ночными погромами. Кроме того, глава государства прекрасно знала, что население само по себе неорганизованно. Жители города Гесперия не могли в одночасье, словно по щелчку пальца, высыпать на улицу. И тем более не могли создать яркий бренд, объединявший на первый взгляд разделенное общество. Его, словно рассыпающиеся полотно мелких бусин, сшивал между собой единый флаг. То тут, то там развивалось черное полотно, наискось перечеркнутое жирной белой линией — вот он, символ наступающей революции.

— Долой антибиотики! Скажем «нет» геноциду бактерий! — послышался последний возглас из динамиков, прежде чем все внезапно притихли.

Горячая фаза сошла на нет. Настал второй этап. Самый расчетливый и самый опасный.

Кажущая вялость пасмурного дня нависала напряженным затишьем. Периметр огромной площади оцепили стражи порядка, состоящие из храмовников и полиции быстрого реагирования. Остался только небольшой зазор в полметра между белыми туниками с красным крестом и темно-синей формой полицейских. Некоторые крестоносцы, вооруженные дубинками с нейрозамораживателем, двигались к центру площади. Мечей на поясах у них не было.

«Никакого травматичного оружия», — гласила утренняя директива начальства.

Закономерно опасаясь провокаций, правительство выполняло приказ Азари. Репутация убийц и тиранов на пике конфликта силовикам была ни к чему. Вокруг витало слишком много камер, и все они жаждали образа несчастного жителя, спасающегося от натиска террора со стороны стражей порядка.

Почти полностью покрывшийся бледно-желтой чешуей невысокий мужчина шипел на крестоносца. Увязавшись за ним, словно родной хвост, он пощелкивал заточенными зубами. Казалось, полное отсутствие какой-либо реакции со стороны храмовника его сильно раздражала. Тем не менее, Низший даже не пытался до него дотронуться. На этот раз страх пересиливал ненависть. Храмовник переглянулся с напарником — они выискивали совсем иное.

Городские часы на центральной башне монотонными, гулкими ударами отметили два часа дня. Стражи порядка, все как один, активировали лицевую часть экзоскелетов. Плотные фильтрующие маски закрыли сосредоточенные, напряженные лица. Второй этап вступила в активную фазу.