Презумпция невиновности

5

Марина вернулась только к одиннадцати часам. Сняла в прихожей плащ, швырнула его на вешалку, прошла в комнату, устало опустилась в кресло, сказала:

— Извини, Игорь, без меня не могли разобраться в сводках! Если бы ты знал, как надоела мне эта нервотрепка! Но надо тянуть: уже немного осталось до пенсии. — Взглянула на стол и решительно потребовала: — А ну-ка выключи телевизор и садись на свое место, ты же ничего не ел.

Пришлось подчиниться. Устроившись за столом спросил:

— Скажи, Марина, Валька никаких бумаг тебе не оставлял?

— Нет. А какие ты бумаги имеешь в виду?

— Те, которые проливают свет на причину самоубийства Вальки.

Марина долила мой бокал, чуть плеснула себе, кивнула:

— Выпей и поешь. А причина здесь одна: мешал Валентин местной «элите», боялись они его...

— «Элите»? — удивился я. — Что, она существует?

— Да, существует! Первый секретарь райкома, прокурор, председатель народного суда. Другие чиновники у них на побегушках, так сказать, для разовых поручений. Неугодных и строптивых убирают под различными предлогами. Все в их руках, что хотят, то и творят. Сама не раз видела, как между «своими» распределяются дефицитные товары, как решаются в тиши кабинетов болевые вопросы, в том числе и квартирные. А Валентин при расследовании дела об убийстве шофера автобуса многое узнал об этой группе негодяев с партийными билетами в кармане. Валентин установил, что шофера убил сын первого секретаря. Тогда «элита» и организовала заявление Кривошеевой о том, что она якобы дала взятку Валентину. Надо полагать, ей пообещали смягчить участь брата... Говорю это со слов Валентина.

— А когда он последний раз был у тебя?

— Примерно за неделю до того страшного дня.

— Что он говорил?

Марина отодвинула от себя тарелку, отщипнула от куска хлеба мякиш, начала мять его в пальцах. Подумав, тяжело вздохнула, сказала:

— Было уже где-то под вечер, когда он пришел. Посмотрела на него и обомлела, сердце так и зашлось: на нем лица не было, и руки ходуном ходили. Он прошел вот сюда, к дивану, упал на него. Минут десять сидел без движения, уставившись в одну точку, на вопросы мои не отвечал. Потом попросил водки. Я удивилась: он ведь почти не пил. Но ничего не сказала, достала из шкафа початую бутылку. Он даже не стал ждать, пока стакан принесу, выпил прямо из горлышка, отмахнулся от закуски. Долго сидел, тяжело дыша. Видела, что он начал пьянеть. Сказал: «Вот теперь начинаю убеждаться, что в тюрьму можно запросто загнать невиновного человека. Иван мне шьет дело по взятке...» Откинулся на спинку дивана и сразу же захрапел...

Марина замолчала. На ее ресницах блеснули слезы. Она смахнула их уголком скатерти, тоскливо прошептала:

— Не могу... Он у меня все эти дни стоит перед глазами... — Спрятала лицо в ладонях и беззвучно, по-детски беззащитно, давясь слезами, заплакала. Мне с трудом удалось ее успокоить.

Посидев несколько минут молча, встала, ушла на кухню. Вернулась с кофейником и двумя чашками. Устало опустилась на свой стул и тихим голосом заявила:

— Наверное, Валентина я все-таки любила. Еще со школьной скамьи. Но значительно позже, уже в эти годы, не могла преодолеть возникшего между нами барьера — видела в Валентине большого, неприспособленного к жизни ребенка, а не мужчину, на которого можно во всем положиться... — И неожиданно спросила: — Помнишь наш выпускной вечер?

— Сегодня, когда увидел тебя, он почему-то мне вспомнился, — признался я.

— Вот как? — скупо улыбнулась она. — А ты знаешь, почему я тогда все время танцевала с Иваном, а затем отправилась с ним на озеро Светлое? Я просто мстила вам с Валентином — страшно обиделась на вашу невнимательность, пренебрежение ко мне! Глупо, но это было так.

— Да ведь мы просто робели перед тобой! И чувствовали себя крайне неудобно, стесненно в своих потертых костюмчиках, а ты была великолепна в своем белом платье!

— Была, — горько усмехнулась она, и у губы ее пролегли морщинки.

— Марина, — решился я спросить. — Что все же произошло в тот вечер на озере? До сих пор ничего не знаю. Не знал и Валька. Позже он не раз спрашивал об этом у меня: почему-то был уверен, что я скрываю что-то от него.

Марина отхлебнула кофе и с вымученной улыбкой ответила:

— Все было до банальности примитивно. Пришли на озеро, а там трое «хмызников» — помнишь, тогда так называли учащихся училища механизации — винище глушат. Увидели меня, начали приставать. Иван попытался вступиться, его ударили, и он куда-то исчез...

— Сбежал трусливо, — подсказал я.

— Может быть, — равнодушно согласилась Марина. — Потом он уверял меня, что упал с обрыва, подвернул ногу и не мог встать. Врал, конечно. Ну вот, когда они тянули меня в кусты, мне удалось вырваться. Но со страху побежала не к Радчено, а в сторону шляха. Они, конечно, догнали бы меня. На мое счастье, в это время по шляху проходила машина. Шофер затормозил, выскочил из кабины с заводной ручкой. Он и довез меня до школы. Почти месяц пролежала в горячке и о вашем отъезде на стройку Братской ГЭС узнала поздно. Молодцы вы с Валентином — единственные из всего класса сдержали слово. А мне так и не написали...

Я промолчал. Не скажешь же, что мы тогда с Валькой поклялись порвать всякие отношения с Мариной из-за ее предательского поступка на выпускном вечере.

Что же касается нашей поездки на Братскую ГЭС, то история ее такова.

Мы собрались на консультацию перед первым выпускным экзаменом. Сидели во дворе школы, ждали учителя. Возле арки притормозил «газик». Из машины выскочил Иван Клименков, а следом за ним с трудом выбрался тучный мужчина с фотоаппаратом через плечо.

— Внимание, товарищи выпускники! — вскинул руку Иван. — Сейчас проведем коротенькое внеочередное комсомольское собрание нашего класса. Прямо здесь. Времени у нас в обрез. Возражений нет? Нет. Тогда собрание объявляю открытым. Разрешите мне сказать несколько слов в порядке информации. На прошлом общешкольном комсомольском собрании в апреле я уже поднимал вопрос об участии выпускников школы в строительстве крупнейших объектов народного хозяйства. Было принято постановление собрания: считать это долгом каждого комсомольца. Только что состоялось бюро райкома комсомола. Принято решение: мобилизовать выпускников школ на строительство Братской ГЭС. Это, товарищи, крупнейшая стройка коммунизма...

Но Ивана прервали возмущенные голоса:

— Кто тебя уполномочивал решать нашу судьбу?

— Я уже документы подал в военное училище...

— А я в мединститут...

— У меня мать в тяжелом состоянии...

— Тих-хо! — крикнул Иван. — Надо соблюдать комсомольскую дисциплину! Мы уже приняли постановление на школьном собрании. К тому же есть такое мнение там... — И он ткнул пальцем в небо.

— Это у бога, что ли? — насмешливо уточнил кто-то, но на него набросились с руганью: было не до шуток.

Иван взобрался на лежавшую у стены бочку, поднял руку с листком бумаги. Когда шум немного стих, торжественно оповестил:

— Это список комсомольцев нашего класса. Первая фамилия в нем моя. Поедем все. Институты и училища от нас не уйдут. Год можем поработать. Так требуют партия, комсомол, Родина. Уклонение от мобилизации считать дезертирством с вытекающими отсюда последствиями. Имейте в виду, что без характеристики вы никуда не поступите, а ее дает комсомол. Так что делайте выводы...

Приехавший с Иваном фотокорреспондент с трудом уговорил класс сфотографироваться, и через три дня на первой странице районной газеты появился наш снимок с броским заголовком над ним: «Даешь Братскую ГЭС!», а в тексте сообщалось, что выпускной класс Радченской средней школы изъявил единодушное желание поехать на строительство крупнейшей в мире ГЭС и призывает своему примеру последовать выпускников других школ района. Здесь же было опубликовано и интервью корреспонденту секретаря комсомольской организации школы Ивана Клименкова, где говорилось о прошедшем «в обстановке высокого политического подъема» комсомольском собрании, отмечалось, что «первым с призывом поехать на великую стройку коммунизма выступил редактор стенной газеты Валентин Благовещенский, которого единодушно, с большим энтузиазмом поддержали остальные комсомольцы». Валька же на том собрании, как это нередко бывало, отмолчался...

Позже я много размышлял, зачем Ивану понадобилась такая афера? Нажить так называемый политический капитал, создать себе авторитет в районе? Но ведь еще задолго до выпуска судьба Ивана была предрешена — его брали инструктором райкома комсомола. А может быть, он затеял эту шумиху, чтобы создать вес при поступлении в университет? Тоже сомнительно — после работы в райкоме дорога в учебное заведение ему была открыта.

Несомненно одно. Зная безукоризненную, даже щепетильную честность Вальки, Иван бил наверняка: после публикации снимка и интервью в газете Валька уже не мог не поехать на Братскую ГЭС, а стало быть, движимый чувством долга, это сделаю и я. Не исключалось, что нашему примеру могли последовать и другие. Но зачем это понадобилось Ивану? Неужели только из-за Марины? Или тут были иные, более глобальные причины?..

За окном темнела ночь, изредка вспарываемая далекими вспышками молний — где-то на западе громыхала первая весенняя гроза. Но она не радовала, как прежде. На душе было неуютно и тревожно, и сердце ныло тоскливой, застоявшейся болью.

— Спасибо, Марина, за гостеприимство, — я поднялся из-за стола. Тяпа лизнула мою руку и тихонько заскулила. — Надо идти.

— Оставайся, Игорь. В деревню ты ничем сейчас не уедешь, а пешком топать — удовольствие ниже среднего. Да вон и гроза надвигается. Смотри, как на тебя преданно глядит Тяпа. Животные, особенно собаки, хорошо разбираются в людях. Как-то ко мне зашел Иван, так Тяпа чуть штаны с него не спустила, не могла успокоиться, пока Иван находился в доме.

— Он часто бывает у тебя?

— Очень редко, чаще звонит. Да и по работе чуть ли не ежедневно встречаемся. Заболела, так вчера навестил.

— Только ради этого приходил?

— Нет. Пытался исподволь выяснить, что мне говорил Валька, и вообще — что я знаю об убийстве шофера. — Увидев, что я надеваю плащ, встревожилась: — Все-таки пешком пойдешь?

— Нет, Марина, поеду в областной центр. Через час отправляется автобус. К началу рабочего дня как раз буду на месте.

Она тоже поднялась, подошла ко мне, положила мне на плечи руки, мягким грудным голосом сказала:

— Желаю тебе всяческих успехов. Верю, поможешь довести до конца то, что не смог сделать Валентин... — Накинула на плечи платок, потянулась за плащом. — Я провожу тебя.

— Не надо. Дорогу знаю. Отдыхай. Я еще к тебе загляну.

— Заходи. Буду ждать. Ты сейчас самый близкий мне человек.

— Спасибо на добром слове.