Презумпция невиновности

2

Я приказал остановить машину метрах в трехстах от дома Садовской. Было без четверти 22 часа. Из темноты вынырнул участковый инспектор Шамрай в штатском.

— Там он, — шепнул мне Шамрай. — Полчаса назад к Садовской под благовидным предлогом заходила Янина Савчук. Сапоги кирзовые у порога стоят.

— Не спугнула? — насторожился я.

— Да что вы, товарищ подполковник! — даже обиделся Шамрай. — Это же такая женщина! Если бы не она...

— Ладно, пошли.

Ночь была тихой, лунной. Но в переулке Пороховом было темно — лампочки на столбах не горели, а кроны высоких, раскидистых тополей не пропускали лунного света. Я с трудом различал спину шагавшего в трех метрах впереди меня участкового. Скользя по грязи, мы медленно продвигались по переулку. Станислава Домшель шла рядом со мной.

— Страшно? — спросил я ее.

— Немного.

— Держитесь как можно естественнее. Сейчас многое зависит от вас.

Через огороды Гурин, Шамрай и я пробрались к дому Садовской. Света в окнах не было. Станислава Домшель вошла в калитку, зацокала каблуками сапожек по уложенным во дворе плитам. Занавеска на одном из окон дрогнула, и чье-то белое лицо прилипло к стеклу.

Станислава поднялась на крыльцо, постучала в кухонное окно и негромко сказала:

— Люська, открой! Это я.

Было слышно, как кто-то вышел в сени, притаился, видно, прислушиваясь. Потом женский голос спросил:

— Чего тебе?

— Открой, боишься, что ли? С каких это пор ты стала трусихой? Надо посоветоваться. В милицию меня опять вызывали.

— Счас, счас... — Лязгнул засов, и в образовавшуюся щель выглянуло женское лицо. Я сунул в щель ногу, рывком распахнул дверь и, оттолкнув оторопевшую хозяйку, устремился в сени. Следом за мной туда вбежали Гурин и Шамрай. Луч фонарика метнулся по стенам — в сенях никого не было. Шамрай рванул на себя ведущую в комнату дверь и, уверенно нащупав на стене выключатель, щелкнул его кнопкой. Вспыхнул свет.

Сидевший на развороченной постели мужчина выхватил что-то из-под подушки, бросился к окну, но сразу же отпрянул от него — во дворе стояли наши работники. Мужчина заметался по комнате. И вдруг, оскалив желтые прокуренные зубы, бросился прямо на нас, в его руке сверкнуло лезвие ножа. Шамрай заученным приемом свалил преступника на пол, мы с Гуриным схватили его за руки, защелкнули наручники.

Лыч заскрежетал зубами и сел на полу. Вместе с бывшими в оцеплении работниками милиции в комнату вошла Садовская — крупная, рыхлая женщина в поношенном халате — и, всхлипывая, стала возле печки.

— Цыц, мокрохвостка! — прикрикнул на нее Курчевский. — Если бы не послушался тебя, а ушел, чёрта два поймали бы они меня!

«...По имеющимся данным, в доме и надворных постройках Садовской Люсьены Леонидовны могут храниться материальные ценности, похищенные из магазина № 3, поэтому, руководствуясь статьей 167 УПК БССР, постановил: произвести обыск в доме Садовской Л. Л. Зам. прокурора Гурин».

Обыск закончился около трех часов ночи. Под дровами в сарае нашли спрятанный чемодан. Гурин поставил его на обрубок дерева, спросил у Садовской:

— Чей это чемодан?

— Не знаю. У меня такого не было. Может, кто подбросил?

— «Подбросил»! — саркастически усмехнулся Борис. — Я — не я и хата — не моя! — И твердо пообещал: — С вами, гражданка Садовская, мы еще разберемся. Ответите по закону за предоставление убежища опасному преступнику и за хранение украденного им.

В чемодане оказались золотые кольца, женские кулоны, браслеты, мужские часы, всего более сорока наименований...