Ваше Сиятельство

Выбросив окурок, я лег в постель. Сон не шел: перед мысленным взором являлись: Айлин, Еграм Сухров, золотые волосы Ковалевской, иногда возникала сердитая мама, потом долговязый с тяжелым медальоном Морены и окровавленным ножом в руке… Появлялось и ускользало миленькое личико Даши. Ясно, сознание графа Елецкого было перегружено эмоциями от последних событий. Нет, так нельзя. Усилием воли я заставил это тело уснуть.

Обычно Айлин дожидалась меня на пороге своего дома, а сегодня там стояла какая-то другая девушка — так мне показалось издалека. Подходя к дому Синицыных, я замедлил шаг и за магазинчиком «Колбасы Никона» на меня вдруг снизошло прозрение: «другая девушка» и есть Айлин! Афродита Неотразимая, где ее длинные голубые волосы⁈ Их больше нет! Вместо них теперь короткие, розовые. Она стояла, подбоченившись и улыбаясь мне. Под цвет новой прически точно подходило розовое платье на ней с очень короткой юбкой, почти полностью открывавшее стройные, худоватые ножки. Плечи прикрывал френч, такой же синий, как ее глаза.

— Саша! Ты отлично выглядишь! Такие жуткие синяки сошли всего за два дня⁈ — удивилась она еще издали.

— За полтора, — уточнил я. — Некоторыми стараниями. А ты, Айлин, не узнал тебя. Зачем остригла волосы? — я наклонился, чтобы поднять со ступеней ее сумку с учебниками.

— Тебе не нравится? — она тут же погрустнела. — Ты же сказал позавчера, что тебя раздражают мои длинные волосы.

— Я⁈ Разве я так говорил? — и тут вспомнилось: когда я только вселился в тело графа, лежавшего с тяжелым ножевым ранением, то действительно сказал что-то подобное, но я имел в виду совсем другое. — Айлин! Ты неправильно меня поняла! Ты тогда опиралась мне на грудь — было больно, и еще твои длинные волосы лезли мне в рот. В общем, они доставляли мне малость неприятностей лишь один раз в один короткий момент, а так мне всегда нравились твои волосы.

— Ну вот… Я хочу… — она вздохнула, идя рядом со мной к школе.

— Что ты хочешь? — я остановился.

— Чтобы мы всегда понимали друг друга правильно. И еще хочу нравиться тебе, — она тоже остановилась.

— Ты мне и так очень нравишься, — сказал я, перехватил вторую сумку в левую руку, правой обнял ее и поцеловал в губы. От ее волос пахло розами.

— Сашенька!.. — мне кажется она вся задрожала. — А знаешь, что я решила?

— Что? — я чуть ослабил хватку.

— Я буду поступать в Суворовскую вместе с тобой. Папа, конечно, будет против, но я уже все решила, — радостно сообщила она.

Я шел молча, чувствуя с каким нетерпением она ждет мой ответ. И уже за поворотом, выходящим прямо к школе, сказал:

— Айлин, дорогая, ты не представляешь как это сложно. В суворовке нет поблажек для девушек. Пойми очень важное: ты не воин в душе. Только не обижайся. Ты просто другая: нежная, женственная — именно это украшает тебя. Понимаешь? Ты хороша такой, какая есть сейчас. Зачем тебе издеваться над собой и стараться изменить свое естество через серьезные трудности? — я искоса глянул на нее и встретился со взглядом упрямых синих глаз.

Она говорила о том, что хочет быть со мной, что вынесет любые испытания, а я представлял какие тяготы, прежде всего физические, свалятся на ее неподготовленное, щупленькое тело. Ведь даже на школьной физподготовке Айлин держалась в скромных середнячках. Да, в суворовке учится довольно много девушек, но это другие девушки, как правило, дочери военных, с детства росшие в достаточно суровых условиях. И тут на ум пришла неплохая мысль.

— Ай…линлин, — сказал я, вовремя дополнив ее имя, чтобы избежать обиды, — а ты знаешь, что там же в Редутах есть Институт Умных Машин, почему бы тебе не поступить туда. Он, кажется, находится на соседней улице с Академией Суворова. Тем более тебе механо-биология всегда нравилась. Если ты поступишь на УмМаш, мы сможем видеться часто. Редуты — маленький городок. Когда будут отпускать, вместе будем ездить в Москву.

— Я подумаю, Саш, — отозвалась она, заходя в приоткрытые ворота на школьную территорию.

— Мы это еще обговорим. Вместе подумаем, как нам двоим будет лучше, — заверил я.

Кажется, мои последние слова ее успокоили.

Мы уже поднимались по ступенькам к центральному входу, здесь Айлин всегда забирала свою сумку с учебниками. До начала занятий оставалось еще минут десять. На лестнице и под длинным портиком собралось много учеников, в основном с третьего и четвертого класса. С нашего пятого стояли лишь Лужин и еще паренек из параллельного класса — его фамилию я не помнил. Лужин, увидев меня, живым и практически без смачны синяков на лице, конечно, обалдел — так и застыл с прилипшей к губам сигаретой. Мы с Синицыной безразлично прошли мимо, поздоровались с директрисой на лестнице и поднялись на третий этаж в класс.

Когда мы с Айлин зашли, на миг наступила тишина. Я лишь уловил чей-то шепот:

— Морда целая. Все наврали.

Граф Сухров сидел на последней парте с Грушевой, бесцеремонно поставив ноги на сидение. В темно-сером, расстегнутом до живота костюме, он походил на сердитого демона.

Потом кто-то из второго ряда сказал:

— Розовая дура!

И многие вдруг подхватили:

— Айлин — розовая дура! Айлин — дура! Идиотка конченая! Связалась с неудачником! Его скоро убьют! Скорее бы уже! — орали с разных сторон. В основном братья Брагины задавали тот. Еще Савойский и Адамов — те, кто всегда шестерил перед Еграмом Сухровым.

— Заткнитесь! — громогласно сказал я. — Если еще хоть одна мразь, оскорбит Айлин, то будет иметь дело со мной!

По классу прошел смешок.

— Ой, как страшно! Сейчас усусь! — скривил физиономию Подамский.

И тогда я понял, что моим изначальным настроениям — не светить магические способности — не суждено сбыться. Я вскинул руки, вмиг впитывая силу эрмингового потока, глубоко вдохнул, переводя силу в ладони, и толкнул кинетическую волну. Тетради, учебники с ближних парт полетели на пол, перевернулся стул и Подамский с грохотом слетел с парты.

Повисла тишина, в этот раз вовсе глухая. На меня смотрели десятки изумленных и испуганных глаз. И, как ни странно, первая подала голос Айлин:

— Саш, ну что ты! Не надо так!.. — она сказала это испуганным шепотом, схватив мою руку.

— Ты думал кого-то напугать своим дешевым фокусом? — Сухров слез с парты и медленно направился ко мне.

За ним последовало оба Брагина. Краем глаза я заметил, как в класс вошел Лужин, став позади меня.

Глава 6

Усы тигра

Странно что за тысячи лет я никак не могу привыкнуть к мысли: неприятности, если они начались, то самый верный план рушится. Вот и сейчас мои изначальный замысел давал трещину. Я опять оказался в центре внимания, обладание магией я засветил, теперь только оставалось нарваться на драку с Еграмом именно сегодня, не получив хотя бы пару дней на подготовку.

— Пугать никого не думал, я лишь предупредил: если хоть одна дрянь из класса тронет госпожу Синицыну, то отхватит большие проблемы, — сказал я, встретившись с ним взглядом.

С минуту мы стояли друг против друга, играли в гляделки. Сухров не допускал мысли, что он — признанная гора школы — может сломаться и отвести в сторону глаза раньше кого бы то ни было. Только, я — знающий, что такое смотреть в жуткую вечность — мог пронзать его взглядом бесконечно долго. Он моргнул. Моргнул второй раз, дернулась мышца щеки, губы недовольно скривились. Я вполне понимал, как ему неуютно от моих глаз. Граф Сухров все яснее чувствовал, что в этой маленькой безмолвной дуэли происходит что-то не то, к чему он привык. Стоявший позади меня Лужин, сам того не понимая, пришел ему на помощь:

— Еграм, так ты же вчера очень даже ее тронул, а отхватил все равно Елка, — Лужин, как и некоторые другие, пренебрежительно назвали меня «Елкой».

Было желание прямо сейчас, не поворачиваясь, врезать ему локтем под дых. Я чувствовал, где он стоял, и удар мог выйти такой, что Лужа сразу растекся бы по полу. Но, не стоит. Пока я все еще пытаюсь соблюсти некоторые пункты моего простого, на первом этапе мирного плана.

— Получается, я — дрянь? Так? Та самая дрянь, которая от тебя отхватит большие проблемы? — Сухров вернул взгляд от Лужина ко мне, его щеки заиграли желваками.

— У тебя есть сомнения? — я не сводил с него взгляда, твердого, излучающего уверенности больше, чем все звезды вселенной излучают света. — Если есть, то предлагаю поединок через два-три дня. При свидетелях. Можно пригласить весь класс.

— Саша! Пожалуйста, не надо драться! — Айлин вцепилась в мою руку так сильно, что стало больно.

— Кстати, классу будет интересно знать, как ты сбежал позавчера из Шалашей, — вот с этим известием я поторопился. Такой козырь рано было выкладывать. Хотя мои слова мало кто слышал, только стоявшие рядом и даже они могли не понять их смысл.

— Что ты сказал⁈ — щеки Сухрова отвердели, на них проступил румянец.

— Как интересно! — подала голос Ольга Ковалевская, встала с подоконника и подошла к нам. — Нет, в самом деле будет интересно, если в классе найдется хоть кто-то, кто способен приземлить графа Сухрова, — посмеиваясь она эффектно тряхнула длинными, золотистыми волосами.

Ее глаза… Синие, сверкающие иронией и княжеской гордыней, даже сейчас, когда мне не до княгини, все равно царапнули мое сердце. Конечно, благодаря высокому положению своей семьи, Ковалевская считалась неприкасаемой. Даже Еграм — гора школы — на княжескую колкость не мог ей ответить чем-нибудь оскорбительным. Он будто не заметил слов Ковалевской, и процедил мне:

— Не через два дня. Я не собираюсь ждать! Сегодня, сученок! Сегодня после уроков на пятаке!

Ах, как забавно жизнь смеется надо мной! Она увещает: «Не строй планов — не сработает!». А я такой упрямый…

— Ему нельзя сейчас! У него раны, и ты это знаешь! — вступилась Айлин, уже не сдерживая слезы — они потекли по щекам.

— Раны? Здесь, что ли? — он попытался ткнуть меня кулаком в живот.

Конечно, Сухров, со слов долговязого знал, что тот дважды ткнул меня ножом в живот. И теперь недоумевал: то ли долговязый соврал про нож, то ли я так быстро очухался каким-то совершенно волшебным образом.

Его движение я предугадал и качнулся влево, одновременно отводя кулак Еграма правой. В итоге он попал в пустоту. Со стороны его выпал выглядел неловким, даже смешным. В этот момент, хлопнула дверь, в класс зашел преподаватель по общей механике, и нам пришлось рассесться по местам.

На уроке меня поджидала еще одна неприятность: незачет по полугодовой контрольной. И неприятность оказалась серьезной: общая механика входила в число обязательных предметов при поступлении на любой из факультетов Академии Суворова. Я сидел, просматривая листы своей работы с красными размашистыми пометками проверяющего и думал: «Что ж ты так, Александр Петрович? Черт тебя дери, ведь ты с детства пошел по стопам отца, интересуешься виманами и иной летающей техникой, а тут один из самых основополагающих предметов, на котором строится основа этих машин — незачет!». Мысли эти были обращены скорее к прежнему графу Елецком. Нынешний пока еще не успел отметиться чем-то бесславным в школьных дисциплинах. Разумеется, все знания (или почти все) прежнего Елецкого держались в моей черепной коробке, кроме того, они были дополнены серьезным багажом знаний из моих прежних жизней. Но штука в том, что этот мир, как и наука в нем, изрядно отличались от всего известного мне прежде. Здесь физика несколько иная, другая математика и геометрия со значительными особенностями. Одни построения Закаева чего стоят! Даже таблица химических элементов имела значительные отличия от шести прежних, известных мне. Поэтому постижение как школьных, так и академических наук не обещало стать слишком легкой прогулкой. Но я умел и любил учиться. За многие жизни я разработал свои методы постижения новых знаний, и сейчас был уверен, что общую механику в ближайшее время я подтяну до достаточно высокого уровня. Уже подтягивал, опираясь на прежние знания графа Елецкого, просматривал ошибки в контрольной и одновременно слушал преподавателя, дававшего одну из заключительных тем школьного курса.