Ветры границы
![Ветры границы](/uploads/covers/2023-11-19/vetry-granicy-201.jpg-205x.webp)
- Автор: Голанд Валентина
- Жанр: Повесть / Спецслужбы
- Дата выхода: 1982
Читать книгу "Ветры границы"
…В тот день в детдоме Валерий ходил по коридору и удивлялся: «Все такое же, как вчера: и стены, и пол, и ребята, а я будто какой-то другой. Почему этого никто не замечает?!»
Воспоминания о Малове еще раз напомнили Шкреду о том, что Мишин и Козлов вот уже восьмой час работают без перерыва, не хотят уезжать, пока не сделают все до конца, утюжат контрольно-следовую полосу, и не дурно было бы увидеть их работу, а заодно и похвалить ребят. Шкред вызвал машину и поехал к ним.
…Мишин вел трактор без остановок. «Вот последний прогон, — сказал он себе, — и порядок!» Но прихватывал еще прогон. Потом еще. И еще. Так бывает, когда человек жаден до работы. Хочет сделать все сразу, словно и не будет завтрашнего дня.
Солнце стояло высоко над головой. Ребята основательно взмокли и от жары и от работы.
— Да остановись ты, всего не переделаешь, — взмолился, наконец, Козлов. — Куда шпаришь? — Он увидел, что вдали в их сторону свернул заставский «газик». — Видишь, обед уже везут.
Вместе с обедом к ним приехал и сам начальник заставы. Раньше такого не было.
— Ну как, товарищи, дела? — спросил Шкред Мишина, как только вышел из машины.
Тот молча указал рукой на довольно внушительный отрезок КСП.
— Да-а, — вырвалось у Шкреда. — Молодцы! Благодарю за службу!
Мишин к вечеру хотел закончить весь фланг. «Хорошо, если бы успели, — подумал и Шкред, — а то смотреть тяжко на эту размытую и выветренную полосу! Да и не уснешь, все думать будешь, что здесь безнаказанный прорыв может быть».
Почему-то хотелось надеяться, что Мишин успеет до вечера справиться с заданием.
Родом парнишка из села. Говорить много не любит, но в руках — все играет, за что ни возьмется — все сделает хорошо и вовремя.
«Для такого человека, как товарищ капитан, да не постараться. Никогда голоса на солдата без причины не повысит», — думал, в свою очередь, Мишин.
Шкред постоял, посмотрел, как слаженно, четко работают солдаты, и сердце наполнилось благодарным чувством к ним.
— Ну спасибо вам, хлопцы, — еще раз как-то по-отцовски тепло поблагодарил он. — Надеюсь на вас, — сказал, прощаясь. — Смотрите, как хорошо стало там, где вы потрудились, правда ведь? Постепенно наведем такой порядок везде, — чуть заметно улыбнувшись, заключил командир.
Возвращаясь на заставу, Шкред вновь вспомнил о маловском методе, о том, как спасибо, сказанное ему воспитателем детдома, помогало потом: и в ремесленном училище, и в армии, и на границе. Везде и всегда, когда возникали трудности в отношениях с людьми, припоминалось это волшебное спасибо, и дело налаживалось.
В пограничные войска Малов попал из Советской Армии. Не успел прибыть на заставу — начальника положили в госпиталь, на следующий день начальник отряда должен был приехать. Малов встал пораньше, чтобы приготовиться к встрече, пришел на заставу, а там — тишина. Ни одного человека, кроме дежурного.
Спросил: «Люди где? Почему никого нет?» Думал, что и здесь, как и в других войсках Советской Армии: с утра — занятия, после обеда — занятия, а тут, оказывается, своя специфика: общего подъема нет. Одни ложатся спать, когда всходит солнце, другие встают, умываются, когда на небе луна.
Шкред испытывал к Малову отцовские чувства, все время незаметно уча его пограничному делу. А Малов не стеснялся учиться. И у капитана, и у сержантов, и у старшин. И даже у солдат.
Шкред много времени проводил с личным составом на занятиях по боевой подготовке, которую хорошо знал еще с войны, и без устали занимался ею с солдатами. На фронте командир говорил ему: «Солдат тогда хорошо научится стрелять, когда у вас у самого брюки на коленях изотрутся». Он не жалел коленей. Он знал, что эта застава получит по стрельбе отличную оценку. Иначе не может быть.
…Шкред не заметил, как подъехали к заставе. Быстро выйдя из машины, он направился к дому, который весело смотрел на него желтым крылечком.
Уже у порога он почувствовал: необычная тишина царит вокруг; он легко толкнул входную дверь. Никто не бросился навстречу, не повис на шее. Обошел комнаты, заглянул на кухню — никого. Где же они? Сердце обожгло неприятное предчувствие. Уже во второй раз зайдя в гостиную, он увидел на столе записку! «Степан! Не беспокойся, мы пошли к речке, хотим поглядеть, как вы будете стрелять, — оттуда хорошо видно. Ты ешь все, что найдешь на столе на кухне. Маша».
«Милый, хороший ты мой человечек, — перечитывая записку, думал Степан Федорович о Маше, — все-то ты хочешь увидеть, успеть, сделать. Его радовало, как быстро она обжилась на заставе, как организовала дом, с каким терпением и любовью относилась к нему и к детям. И с женой Малова, Ириной — женщиной яркой, порывистой, непростой в общении — сумела найти общий язык. Живут они дружно. Если у одной раньше появляется свежая картошка, варят ее на две семьи, если одна идет в село за молоком, приносит и для другой. Маша помогает Ирине и с малышом. «Если бы не Маша, пропала бы я со своей Аленой», — сказала как-то Ирина Шкреду. И ему была приятна эта искренняя похвала.
Он и сам видел, сколько теплоты, женской привязанности было в Машином отношении к детям. Даже Аленку она нянчила с удовольствием, приговаривая: «Дочка ты наша пограничная, общественная, значит, быть тебе от рождения до конца жизни в коллективе, с людьми».
Всякий раз, глядя на нее, Шкред чувствовал внутреннюю вину перед нею: взвалив на себя бремя забот, связанные с уходом за его детьми, она никогда не сказала ему о том, что хочет иметь еще одного, их общего с ним ребенка. А может, думала, что я смогу поверить в то, что тогда к Светлане, Алеше и Надюшке она будет относиться иначе, холоднее что ли… Глупышка… Во всяком случае теперь он видел: Маша по-матерински относится к детям, к своим обязанностям хозяйки большого семейства. Теперь их связывает не только большое чувство, их связывает общая судьба.
Степан подошел к кухонному столу, где под полотенцами стояли теплые кастрюли с борщом и с картофельным пюре, на котором сверху лежали две пышные котлеты; отпил компот из пол-литровой банки. «Жара, и есть-то не хочется, а она старалась… Милая моя…»
Еще несколько лет назад, после смерти Ани, он и думать не хотел ни о ком, ни с какою другою не мог ни грустить, ни смеяться. Говорят, все в жизни проходит, все повторяется. Это не совсем так. Сама жизнь — неповторима, она — одна. И нужно было перебороть, пережить несчастье. Маша вошла в его жизнь естественно, незаметно и стала так же необходима, как вода в пустыне.
И не только ему одному. Ребята за нею — как цыплята за наседкой. Ирина Малова, удрученная тем, что не успела в свое время приобрести «хорошую специальность», говорила ему однажды: «Плохо было бы мне без Маши. Она научила меня ждать мужа».
— Знаете, Степан Федорович, я прежде говорила Маше: чтоб я в глуши жила — ни за что! Я там со скуки пропаду! А вот уже три года живем, и я думаю теперь: да лучшей доли, чем быть со своим Валерием, мне и не надо!
И они ждут вместе с Машей своих мужей, ждут и днем и ночью, ждут с проверки нарядов, ждут с учений и со стрельбищ, ждут после тревожной команды «В ружье!» Впрочем, все они, жены пограничников, просыпаются вместе с мужьями, как только услышат эту команду. Сколько раз, оставаясь в пустой квартире, подойдут к окну: «Учебная или настоящая тревога?» Хорошо, что есть соседка, все-таки не одной коротать томительные часы.
Степан отлил себе в тарелку борща, нехотя стал есть, все еще продолжая думать о женщинах, действительно ставших боевыми подругами.
Опасность всегда сближает людей больше, чем общая радость, и женщины подбадривают друг друга, как могут только сестры, а когда уже не хватает сил оставаться в неведении, бегут на заставу к дежурному: «Ну, как там наши?» — спросят. И не уснут, пока не вернутся с границы мужья.
Без них и обед не обед, и сон не сон. Они ждут. Это стало их общим делом, их заботой, частью их жизни. Теперь уже и самому Шкреду кажется: вот покинь они заставу, откажись от терпеливого ожидания — и что-то от их женского обаяния убудет, уйдет безвозвратно, что-то потеряют они навсегда.
Но ведь и они, мужья, становятся сильнее, красивее, когда рядом с ними верные жены, помощницы, и они много теряют, если нет их рядом — диалектика жизни, и от этого никуда не денешься.
Он посмотрел на часы. Большая стрелка приближалась к шестнадцати, пора было выезжать на стрельбище.
…Бескрайняя, опаленная солнцем пустыня. Ни деревца, ни кустарника. Одними колючками ощетинилась сухая земля. Солнце бьет в упор, прямой наводкой, от него никуда не спрячешься.
Капитан Шкред вместе с лейтенантом Маловым сидят за деревянным неоструганным столом. Над ними — самодельный тент из простыней.
Впрочем, Шкред не сидит. Он то и дело встает, подзывает к себе солдат, отдает распоряжения. Одного послал к пульту автоматического управления мишенями, другого — на вышку, посмотреть, не видно ли чабанов со стадом, не угодил бы скот под шальную пулю; шофера — к речке, привезти Машу и детей. Пусть посмотрят… Наконец, началось.
На рубеж вышли по команде первые два пограничника. Рядом с ними лейтенант Малов. Подает команду: «Заряжай!» — и вдалеке появляются мишени. Пограничники прицеливаются. «Огонь!» — и сразу бегут ко второму рубежу подавлять пулеметы «противника».
Третий рубеж. Трещат автоматные очереди. Гаснут вспышки. Первая пара пограничников подходит к Шкреду, а Малов ставит в тетради оценки. Маша заглянула в тетрадь и увидела две жирные двойки. Шкред спрашивает лейтенанта: «Ну как?» Хотя и сам знает, что отстрелялись неважно.
Он вызывает следующих. То ли от яркого солнца, то ли от недосыпания, глаза у него красные, воспаленные, губы пересохли.
Вторая пара стреляет тоже не так, как хотелось бы. Шкред огорчается:
— Нет правильного прицеливания, спешат дернуть спусковой крючок. Будем отрабатывать упражнение по элементам. Рядовой Иванов! — вызывает он по списку. — На рубеж!
Но и Иванов «мажет». Шкред — Маша видит это лучше других — нервничает, он еле сдерживает себя.
— Плохо, очень плохо, Иванов! — говорит он.
— Никак нет, товарищ капитан, — вдруг отвечает солдат. — Автомат плохой.
— Не может этого быть, Иванов. Какой у вас номер автомата? Я сам их пристреливал. — Шкред берет оружие из рук Иванова, шагает к огневому рубежу. Вот упал в горячую пыль. Устроился поудобнее, прижался к земле. Прицелился. Первая мишень поражена, вторая, третья!
Возвращается с позиции Степан Федорович возбужденный, спина мокрая, сам весь в пыли и говорит с придыханием:
— Выходит, Иванов, не виноват автомат, — и Малову: — упражнение, лейтенант, сложное, нужна привычка. Надо тренироваться! Тренироваться без устали!
— Что ж, будем тренироваться, — согласился Малов.
Уже на заставе разбирали результаты стрельб. В конце разбора дежурный объявил: занятие по распорядку — политическая учеба, тема «Ленин и защита социалистического Отечества».
Шкред посмотрел на дежурного и как бы между прочим сказал укоризненно:
— Как же, товарищ, защищать Отечество будем, если стрелять мы с вами хорошо не научились?
Подумали, подумали и решили — завтра все свободные от службы солдаты выезжают на огневую подготовку.