Под знаком волка

Но чем больше дней проходило, тем сильнее ему казалось, что к проблеме нужно подходить с волчьей стороны, а не с человеческой. Вот только как страшно было снова ступать четырьмя лапами по узким извилистым улочкам спящего Хогсмида.

Ремус проходил мимо пустующих классов, когда его слуха достигли тихие всхлипы. Поколебавшись секунду, все же заглянул в приоткрытую дверь, намереваясь сразу исчезнуть, если увидит чье-то знакомое лицо. Люпин не прятался специально, но, не желая создавать Дамблдору проблемы с попечительским советом, старался не попадаться лишний раз на глаза студентам, которые учились у него два с половиной года назад.

На пыльной парте в потоке мутного света, лившегося через незашторенное высокое окно, словно маленькая нахохлившаяся птичка, сидела Гермиона Грейнджер и прятала ладони в длинных рукавах полосатого свитера.

— Гермиона? — Студентка вздрогнула, шмыгнула носом и попыталась неловко повернуться лицом ко входу. — Что ты здесь делаешь?

— Извините, профессор, я просто… — залепетала она, но снова всхлипнула и прижала неизвестно откуда взявшуюся книгу к груди.

— Холодно здесь. Пойдем, я напою тебя чаем, — ласково обратился к ней Люпин, не став напоминать о том, что он больше не профессор. Грейнджер и без того была явно чем-то расстроена.

Несколько минут — и Ремус произнес пароль: «Гомо», а дверные створки отворились сами по себе, пропуская их внутрь. Услышав это, Гермиона мгновенно встрепенулась, отвлеклась от своих грустных мыслей и заглянула ему в глаза. В ее взгляде светилось бесхитростное любопытство.

— Чтобы помнить о человеке или не забывать о волке? Вас вдохновил Урсус?

Он ответил ей печальной улыбкой.

— И рад бы забыть, да не могу. Не предполагал, что ты интересуешься художественной литературой.

Люпин достал две чистые, но щербатые кружки, залил кипятком чайные пакетики и поставил ту, что выглядела более целой, перед Гермионой. Из ящика на стол перекочевала плитка шоколада.

Она вдохнула аромат чая и тоже улыбнулась. Ее лицо совершенно не выдавало, что пять минут назад она плакала: краснота с глаз почти сошла, только блестели они больше обычного.

— С мятой, — прошептала она.

— Помогает справиться с эмоциями. — Щеки Гермионы слегка покраснели на это заявление. — И не стесняйся брать шоколад. Станет лучше.

— Спасибо, — искренне прозвучало в ответ.

Некоторое время Люпин молчал, наблюдая, как его гостья остужала горячий чай и, казалось, пыталась предсказать судьбу по потрескавшейся эмали кружки. Ему не хотелось давить на нее и вытягивать причины, по которым она предпочла компании друзей страдания в одиночестве. Двадцать лет назад он и сам был юным: гормональные всплески, максимализм, вечно-разбитое сердце. А если вспомнить девчонок на старших курсах, так они и вовсе частенько устраивали истерики без причины.

Отвлечь Гермиону Ремус решил нейтральной темой:

— Слышал, у вас уже начались курсы трансгрессии? И как первое занятие?

Уловка сработала, и Грейнджер, позабыв о невеселых раздумьях, принялась в красках расписывать свои ощущения от попыток трансгрессировать и ужас от того, что кто-то на первом же занятии умудрился расщепиться.

— Самое главное, не торопись выполнить это задание на первых порах, — советовал Ремус. — Ты должна почувствовать внутри себя готовность переместиться в пространстве, и только после этого можно пробовать. В наши школьные годы Джеймс всегда так торопился отделаться от этих занятий и сбежать на поле для квиддича, что весь первый месяц оставлял позади себя какие-нибудь части тела.

Их негромкий смех заполнил всю его бедно обставленную комнату, а Ремус поймал себя на мысли, что так уютно ему последний раз было только в Норе. Тепло, спокойно и радостно от того, что рядом с тобой люди, которым ты можешь доверять; от того, что хоть кто-то избавляет от поглощающего одиночества.

Краем глаза он заметил книгу, которую Гермиона принесла с собой, и, едва повернув голову, прочитал вслух название толстого тома:

— «Защитные заклинания для вашего жилища». Это заклинания тебя так расстроили? — не успев прикусить язык, спросил он и увидел, как Грейнджер помрачнела на глазах. — Ты можешь не отвечать, если это слишком личное, — тут же добавил он, пытаясь хоть как-то спасти положение.

— Да нет же, — отмахнулась Гермиона. — Нет здесь ничего личного. Я просто в себе разобраться не могу.

— Если ты когда-нибудь захочешь поговорить, я буду всегда к твоим услугам, — произнес Люпин и ободряюще сжал ее руку, лежавшую на столе, за что сразу получил благодарный взгляд.

— Мы с Роном поссорились, — неожиданно призналась Гермиона. — И мне кажется, что все его действия стали сводиться к тому, чтобы побольнее ужалить меня. А меня это злит. И вечное щебетание Лаванды неимоверно раздражает. Вот я и попыталась найти место, где смогла бы спокойно позаниматься. А когда не смогла наложить дезиллюминационное заклинание, сразу вспомнила слова Рона о том, что я скорее удавлюсь, чем позволю себе признаться, что мне что-то не дано. Понимаю, звучит глупо, и возможно вы посчитаете мои проблемы детскими, — смущение Гермионы взяло верх над потребностью выговориться. — Но в тот момент мне просто стало очень не по себе.

И уткнулась взглядом в свою кружку, не видя, как Ремус закачал головой.

— Каждый имеет право на плохое настроение, и нет в этом ничего постыдного. Иначе как сбрасывать излишнее напряжение?

— А как вы справляетесь? — тут же поинтересовалась она с максимально сосредоточенным видом. Люпин был уверен, что если бы рядом лежали перо и пергамент, Грейнджер уже начала бы конспектировать.

— Не уверен, что тебе подойдут мои способы, — мысленно представив угол секретера, в котором стояла бутылка огневиски (вовсе не такого качественного, какой можно было бы найти у Дамблдора или Сириуса), ответил Ремус.

Губы Гермионы сложились в ровную букву «О», а лицо тот час залила краска стыда.

О, Мерлин!

Теперь настал черед смутиться Люпина:

— Нет, не этот способ, — слегка нервно поправил он, пытаясь тут же придумать безобидную альтернативу сексу и пьянству. — Достаточно всего лишь выпускать пар раз месяц, выламывая деревья в лесу или круша собственный подвал.

Грейнджер виновато потупилась.

— Извините, — едва смог разобрать он ее тихий лепет.

Костеря себя последними словами, Ремус попытался сгладить резкость.

— Тебе не за что извиняться. Лучше расскажи, какое заклинание тебе не удается. Я, конечно, не мастер защитных заклинаний, но тоже кое-что умею.

Бросив на него быстрый взгляд (вполне вероятно, чтобы убедиться, что Люпин больше не сердится), Гермиона развернула к себе книгу и уверенными движениями раскрыла нужный параграф. Ремус заворожено следил, как ее перепачканный чернилами пальчик водил по строкам, пока она зачитывала описание чар:

— Сальвио гексиа — это разновидность защитных заклинаний, действующих не только на сам объект, но и на строго определенную местность, скрывающее все существующие и вновь возникающие предметы. Для наложения дезиллюминационных чар волшебник должен мысленно представить видимую область (обычно это круг), очертить ее границы волшебной палочкой, а после воспроизвести вербальную формулу и необходимые движения, векторы которых показаны на изображении 3.

— И на каком этапе у тебя возникли затруднения?

Она вздохнула.

— Не могу сказать точно. Потому что, похоже, чары у меня не работают совсем.

— Покажи, что ты делаешь, — попросил Люпин и отошел в другой конец небольшой комнаты, к камину.

Гермиона встала рядом со стулом, очертила вокруг себя небольшую окружность и четко произнесла «Сальвио гексиа», которое сопроводила сложными пассами волшебной палочки.

Сама девушка, часть блеклого красного половика и стул, которые попали в зону действия заклинания, исчезли, будто их никогда и не было.

Через секунду из зоны невидимости появилась расстроенная Гермиона и встала рядом с Люпином.

— Вот видите? — спросила она, чуть не плача. — И формула простая, и всего пять векторов движения палочкой, а у меня ничего не выходит!

Это было совершенно непедагогично, да и не этично, в общем-то, но глядя на ее причитания, Люпин от всей души рассмеялся. До чего же трогательно и забавно она выглядела в этот момент!

В ее глазах отразилось непонимание, но еще раньше, чем оно переросло бы в обиду, Ремус заставил себя успокоиться и произнес:

— Гермиона, ты поразительна! Ты называешь высшие защитные чары, для сотворения которых требуется вся концентрация и внимание волшебника, и движения, повторяя которые можно легко вывернуть себе запястье, простыми, но совершенно упускаешь из вида элементарные вещи.

«Тебе голова жить спокойно не дает», — подумалось Люпину словами, которыми частенько одаривал его Сохатый.

— Ты видишь зачарованную область, потому что сама наложила заклинания. Я же сейчас даже не предполагаю, где находится часть моей мебели.

Удивительно было наблюдать, как вместо грусти в ее взгляде расцветало торжество.

— Так у меня получилось?

— Я подозреваю, что у тебя и в первый раз получилось, только ты этого не поняла. Возможно, чары будут недостаточно длительны, пока ты не натренируешься, но то, что они тебе покорились — это факт.

Гермиона прижала руки к пылающим щеками и позволила улыбке расползтись по лицу.

— Спасибо, про… — она запнулась на мгновение, а потом твердо продолжила: — Ремус. Спасибо.

И у Люпина во второй раз возникло ощущение, будто она сперва подалась вперед на какую-то долю дюйма, а потом остановила себя. Не желая давать ей понять, что заметил ее неосознанный порыв, Ремус вернулся к своему стынущему чаю. Грейнджер сняла дезиллюминационные чары, а только после этого присоединилась к нему за столом.

— А зачем тебе понадобились эти защитные заклинания?

Гермиона как-то странно дернулась, а потом подняла на него совершенно невинные глаза.

— Я хочу быть во всеоружии перед лицом войны.

На секунду Ремус подумал, что у него тоже были такие же глаза, когда он, будучи старостой, говорил Дамблдору, что ему не о чем рассказать.

«Преимущество быть пай-мальчиком в том, что никто не ожидает от тебя обмана», — глубокомысленно изрек однажды Бродяга после очередной прогулки в полнолуние за пределами Визжащей хижины.

Не желая высказывать свои опасения, Люпин просто произнес:

— Это похвально. Но если ты хочешь скрыть дом своих родителей, приготовься к тому, что это будет совсем не просто. Чем больше радиус действия заклинания, тем больше магических сил на это потребуется. И, кстати, если тебе понадобится моя помощь, я всегда к твоим услугам.

Гермиона задумалась.

— Есть кое-что, — наконец выдала она. — Ремус, вы сможете позаниматься со мной окклюменцией? Я изучила теорию, но мне нужна практика.

Люпин чуть нахмурился.

— Да, можно было не сомневаться, что ничего, кроме магии высшей категории тебя не заинтересует. Неопытный легиллимент может больше вреда нанести, чем пользы. Тебе лучше обраться с этой просьбой к профессору Снейпу — в окклюменции ему нет равных.