Близнецы святого Николая

XV

От парохода вдали всего только точка, да струйка дыма. Должно быть шкипер обогнул Бари и, не останавливаясь, пошел дальше. Теперь уже последний признак жизни замер кругом. Мало – помалу успокоилось море… Меньше было кудрявых серебряных головок на волнах… Волны тоже утомились – им хотелось заснуть в золотых отмелях и они колыхались всё реже и реже. Вдали на синеву глубоких вод ложилась густая и мутная марь, из которой еще воздушнее и безграничнее подымались чистые и строгие небеса… Солнце уходило на запад, где точно в желтой пыли дрожали верхушки садов. Длинною извилистою каймой западали на север и неясно едва – едва намечивались на юг берега… Хоть бы плоская кровля белого домика мелькнула г де – н и б у д ь.

Сначала еще Бепи казалось ни с чем не сообразным – неужели ни одна из бесчисленных барийских бабушек не явится сюда за ними, держа на всякий случай под фартуком вкусное, что бы могло утешить детей в потере золотой лодки и парчового балдахина? И пока Пепа плакала, упав лицом в песок, – мальчик долго смотрел в ту сторону, где, по его мнению, должен быть город. Он хорошо помнил, что оглядываясь в первое время, пока бежал сюда, он видел громадный серый купол св. Николая – а тут вдруг и купол и башня пропали и не показываются. Если бы ребенок знал, что и тот и другая заслонены довольно пологими и потому не заметными вспухлинами почвы, на которой к тому же поднялись достаточно высокие оливковые деревья, он бы не очень беспокоился. Сквозь растрепанную пыльную зелень их что – то мелькало вдали – но что, мальчику никак нельзя было разобрать…

Когда Пепа наплакалась, ребенок уселся рядом с нею.

– Бепи! Как ты думаешь, что теперь готовится у бабушки Лючии?

Бепи горестно задумался и ничего не ответил.

– Если это рис с улитками… Не правда ли, это очень вкусно – рис с улитками?

– А может быть… Она вчера собиралась зарезать барашка.

– Барашка будут жарить завтра, потому что у них обедает капеллан.

Бепи хотелось обнаружить истинно железную твердость в испытаниях, но это было свыше его сил. Он отвернулся, чтобы девочка не заметила его слез.

– Что же мы будем тут сидеть… Пойдем назад.

Но, во – первых, оба слишком устали, а во – вторых, Бепи вдруг показалось страшным идти через рощицу с оливковыми деревьями. Он совсем некстати вспомнил слонов и тигров нищего Симоне.

– Я бы сейчас… Если бы со мною была пушка.

– Какая?

– Та самая, которою англичане в Индии расстреливают диких. Или ружье. Знаешь такое большое и длинное… Как у Антонио на стене. Я бы тогда убил всех слонов и мы прошли бы домой отлично…

– А разве здесь есть слоны?

– И тигры.

Девочка вдруг притихла и широко открытые глаза свои уже не отводила от оливковой рощицы.

– И они выходят?

– Вечером…

– Значит и к нам придут?!

Бепи промолчал. Утвердить подобное предположение, несмотря на полную вероятность, показалось ему ужасным.

– А если придут… – добивалась девочка… – Они нас съедят или мы их съедим?

Мальчик еще раз всмотрелся в лес…

– Если бы я был уж большой – так разумеется мы бы их съели.

– А теперь они нас? – замирающим голосом все – таки настаивала на точном ответе Пепа.

– Это еще как… Еще пожалуй и не посмеют.

– Ведь мы близнецы св. Николая… Ты им объясни это… Как они выйдут оттуда – ты и крикни.

– Я, пожалуй, крикну… А если они не поверят?

Солнце опускалось ниже и ниже. На совершенно ясном небе вдруг показались тонкие облачка, которые при этом освещении переливались из багрянца в золото. Пепа была голодна и плакала, Бепи более стойко выносил свое положение. Всякий другой ребенок на их месте вовсе не страдал бы таким образом. Он бы собрал ракушки, наловил крабов и высосал их, засучил бы штанишки и полез в воду за мелкими caparossoli и vongole[16]. Близнецы св. Николая были слишком избалованы, они привыкли являться на всё готовое и терялись там, где кругом кишмя кишела жизнь.

Скоро море совсем замерло. Оно теперь до самого горизонта разостлалось открытою дорогой… Всё в белесовато – голубых тонах, только кое – где подернутое розовыми отсветами – оно было прекрасно. Разумеется, не для Бепи, который как раз на свое горе вспомнил рассказ старого Симоне, что и от моря нечего ждать хорошего. Еще бы – в нем водятся разные чудовища. Есть такие, что выползают на пустынные берега к ночи и попадись им в такую минуту живое существо – не дадут ему пощады. Нищий базилики св. Николая в ярких красках представлял им, как эти таинственные обитатели темных водяных глубин одним ударом хвоста разбивают корабли, закидывают за их борты свои скользкие холодные клейкие лапы и выхватывают оттуда зазевавшегося матроса. Может быть, и в эту минуту из – за белесовато – голубой глади, как из окна, сторожат сирот громадные и как тарелки круглые, сияющие по ночам фосфорическим глаза страшенных уродов.

– Пепа… А что, если мы отойдем подальше.

И они отошли и прижались друг к другу. Совсем воробьи на морозе. Даже щекой к щеке припали и смотрят, крохотные, с сильно и опасливо бьющимися сердчишками в неоглядное и беспредельное царство медленно подступающей ночи.

– У бабушки Клавдии теперь поспели каштаны…

– Да. Она их всегда к вечеру готовит, когда рыбаки возвращаются домой.

У Бепи даже защекотало в носу… Теперь в Бари вообще отовсюду пахнет съестным. Жарят рыбу, варят поленту. По улицам ходит чад от оливкового масла. Поди, их обоих уже ищут и уже во всем старом городе суматоха. Куда – де подевались близнецы св. Николая? Если бы они сообщили о своем плане старому Симоне – он бы навел других на след, где искать их. Но Бепи это время выдерживал характер и ни одним словом не проговорился никому. Бабушки должно быть бегают одна к другой… Во всех колодцах роются, собор обшарили… Вернуться бы?

Но засветло не вернулись, а теперь и совсем страшно… Ишь какие всюду ложатся тени, что – то странное, мистическое, строгое кругом. Всё: и море, и берега, и небо ожидают чего – то и это «что – то» притаилось и хоронится. Ни одним звуком не выдает себя. Золотые пески побледнели и точно огонь костра подернулись золою… Еще несколько минут назад видны были оливковые рощи вдали, а теперь где они? Небо потускло… Море мертвенно – будто и его затянули на ночь серым чехлом…

Пепа нет, нет да и заплачет: «есть хочу!» Глупая девочка! Откуда же Бепи возьмет ей есть! авось что – нибудь их и выручит…

Вот несколько звездочек робко – робко мигают… Так робко, точно и им страшно за этих детей… Хныкала, хныкала Пепа и заснула… Даже голову уронила в песок… Забылся и Бепи, а когда очнулся через несколько времени – то не узнал ничего кругом… Всё пропало из глаз. Виден был только клочок песчаной отмели… Остальное – целый мир – утонуло в лунном свете. Месяц поднялся уж высоко… Над морем стояла марь, над полями тоже. Близнецов точно волшебством унесло в царство призраков. Окутанная серебристым паром земля заснула… Небо видно чистое, светлое и только… Где – то далеко – далеко залаяла собака. Бепи насторожился. Если там собака, значит и люди, а есть люди – так у них имеется и хлеб и постель… Пойти туда? Он разбудил сестричку.

– Там вон собака лает…

– Ну…

– Возьми меня за ручку… Я туда хочу.

Но она прижалась к нему и застыла. Он понял, что она не тронется с места… Еще бы – ей в тумане, окружавшем ее, под этим небом и среди волшебного лунного света казалось, что кругом стеной стоят, сторожа ее, слоны, тигры и шакалы, а в море – высунула свои громадные усатые головы разная чудь и чутко слушает – не шевельнется ли что на берегу. Всё ярче и ярче разгоралась луна… Светлее делалось на берегу и на море… Скоро дети не осилили устали и заснули и звезды небесные одни сторожили их с высоты. Прилив просыпался – море набегало на песчаные отмели… Вдали глухо рокотали уже поднявшиеся валы. Какая – то ночная птица протяжно и громко крикнула над близнецами. Те и не шелохнулись. Мир выходил из царства призраков – сияющий, ясный, прозрачный…