Рейдер времени

Мои спутники тоже рассматривали представшую перед нами картину, но по выражению их лиц становилось ясно, что все это было им не в новинку. Я никак не мог понять, с какой целью нас сюда привели. Вспомнив о прерванных объяснениях англичанина, я повернулся, чтобы снова задать ему вопрос. Но стоило мне это сделать, как возникла новая помеха, так и не давшая ничего спросить.

Один из развалившихся на диванчиках людей поднялся из-за стола и отдал короткое распоряжение. Огромный чернокожий раб тут же прошествовал через помещение и, схватив металлический жезл, с чудовищной силой обрушил его на висевший у стены медный гонг. Болтовня и песни за столами мгновенно стихли, и все глаза обратились в нашу сторону. Я невольно вздрогнул, почувствовав, как взгляды пирующих скользят по нашей компании. Затем торчавший рядом с нами капитан стражников выкрикнул приказ, который прозвучал в повисшей тишине, точно удар хлыста, после чего двое стоявших подле меня мужчин немедля двинулись в центр зала и, выйдя на широкую свободную площадку, замерли там лицом друг к другу.

По ряду зрителей за столами пробежала волна невнятного шепота - ропот радостного возбуждения. Не обращая на это никакого внимание, двое мужчин в центре зала буравили друг друга свирепым взглядом.

Первым из этой парочки - горделивый темнолицый субъект с высоким носом и блестящими глазами - был одет в рваный развивающийся халат и в туго обмотанный вокруг головы тюрбан. Рванув из-за пояса длинный кривой симитар, он стал размахивать им над головой, а из его глотки вырывался хриплый, пронзительный вопль, в котором звучали открытый вызов и пренебрежение. Я сообразил, что вижу перед собой араба. Возможно, это был выходец из тех самых полчищ, которые, словно ураган, пронеслись через три континента с зеленым знаменем Пророка в руках. Потрясая в воздухе блестящим клинком, он являл собой достаточно грозное зрелище, однако противник ему попался вполне достойный - огромный, облаченный в кожаную безрукавку северянин. Сжимая в одной руке здоровенную секиру, а в другой - маленький круглый щит, северянин прыгнул вперед, сверкнув голубыми глазами.

Воздев оружие, оба воина с опаской приближались друг к другу. Кружа, точно настороженные тигры, они высматривали брешь в обороне противника. Я перевел взгляд и увидел, что внимание пирующих теперь полностью сосредоточено на двух мужчинах в центре зала. И тогда я понял, что имел в виду англичанин, говоря, будто нас привели сюда, чтобы драться. Ведь именно для этого мы здесь и находились. Подобно древнеримским гладиаторам, что бились друг с другом во время великих игрищ, всем членам нашей компашки свирепых оборванцев, без сомнения, приходилось сражаться и убивать друг друга, дабы развлечь беспечных зрителей за столами. Ну а я? Что насчет меня?

Вдруг со стороны столов донесся громкий рев, и я вновь переключил внимание на разворачивавшийся в центре помещения поединок. Клинок араба проскочил рядом со щитом противника и нанес северянину молниеносный удар в плечо. Однако облаченный в кожу гигант устоял, и, хотя теперь из его плеча струилась кровь, он не проронил ни единого слова - просто поднял щит повыше и, все так же помахивая готовой к удару секирой, двинулся в обход араба. Первый рев толпы разрушил напряженную тишину, и теперь люди за столами делали ставки на исход боя и криками подбадривали обоих бойцов (предупреждали и давали советы, полагаю).

Внезапно араб сделал еще один выпад, и сабля вновь полоснула по руке северянина. Быстро отступив назад, араб неловко поскользнулся на измазанном кровью гладком полу и секунду-другую вытанцовывал на месте, силясь вернуть утраченное равновесие. В тот же миг секира северянина взмыла в воздух и раскроила смуглому воину череп. Араб рухнул как подкошенный, его кровь, брызжущая из артерий, прибавила на полу алых пятен. Второй воин, тяжело дыша, отступил назад, и публика за столами взорвалась оглушительными рукоплесканиями. Северянин возвратился к нам, а рабы поспешили очистить площадку. Прозвучала команда, и еще двое из нашего числа бросились в центр зала и с поднятыми мечами остановились напротив друг друга.

Как и во время прошлого поединка, мужчины кружили по площадке и обменивались ударами; и уже через несколько минут один из них лежал мертвым, а второй, истекая кровью, проковылял обратно в строй. Их место заняла очередная пара воинов.

И вот, когда наступила пора пятого поединка, в центр зала был вызван стоявший рядом со мной англичанин; его противником оказался маленький японец в старинном стеганом доспехе. Японец был вооружен двумя короткими мечами с широкими лезвиями, которыми он сек и рубил своего врага, тогда как в распоряжении Дэнхема имелась лишь тонкая, хрупкая с виду рапира. Тем не менее англичанин увернулся от всех ударов и выпадов японца и внезапным молниеносным уколом напоминавшей иглу рапиры закончил дуэль без единой царапины. Лучась весельем и не обращая внимания на бурные аплодисменты, отмечавшие его победу, он вернулся к нам. Я крепко пожал ему руку, ибо за то недолгое время, что мы с ним были знакомы, между нами возникла неожиданная симпатия, проистекавшая из того обстоятельства, что и он, и я, пребывая в этом чуждом городе, принадлежали к одной расе и разговаривали на одном языке.

Нас - тех, кто еще не сражался, - оставалось всего несколько человек. По приказу командира стражников один из этих немногих вышел на площадку - гибкий, чем-то похожий на змею итальянец с черными, блестящими бусинками глаз и злобной ухмылкой. Командир посмотрел на меня и отдал еще один приказ. Ничего не понимая, я беспомощно смотрел по сторонам. Лицо командира потемнело от гнева, и он в бешенстве устремился в мою сторону. Тут, однако, нашел нужным вмешаться мой друг англичанин.

- Ты дерешься с Талерри, - объяснил он, указав на итальянца.

На мгновение меня накрыло волной ледяного холода. Затем она отхлынула прочь.

- Вот, возьми мою шпагу, - продолжал англичанин, вынув клинок из ножен и протянув его мне. - Остерегайся нечестного боя. Талерри был одним из головорезов Чезаре Борджиа, он опасный фехтовальщик и не брезгует пускать в дело коварные уловки.

Сжимая в полузабытьи эфес шпаги, я двинулся навстречу итальянцу.

- Удачи! - раздался позади меня крик Денхэма, но я не оглядывался.

Шагая вперед, туда, где меня дожидался итальянец, я смутно различал изогнутые стены, алые огни и бледные лица зрителей, обращенные в мою сторону. Перед глазами все поплыло, затем прояснилось, и в поле зрения возникло лицо Талерри. Итальянец разглядывал меня, искривив губы в насмешливой улыбке. И тогда ко мне пришло понимание - холодное и ясное, - что, если я не убью своего противника, он убьет меня.

Я поднял зажатый в руке клинок. В пору студенчества я был опытным фехтовальщиком, но мне уже много лет не доводилось касаться шпаги. Тем не менее длинная, тонкая рапира Денхэма во многом походила на ту спортивную рапиру, которой я пользовался в прошлом. Так что, пока я перекатывал ее рукоять у себя в кулаке, ко мне пришла некоторая уверенность. Быстро оглянувшись, я увидел ободряющую улыбку Дэнхема. И вот итальянец двинулся в мою сторону; когда он увидел, что я поднял рапиру и приготовился к встрече, его лицо прорезала все та же злобная ухмылка.

При первом же соударении клинков я понял, что столкнулся с настоящим мастером фехтования, который, несомненно, постоянно упражняется. Так что мне пришлось приложить все усилия, дабы отразить его первые молниеносные атаки - я и по сей день удивляюсь, что мне это удалось. Казалось, острие клинка итальянца устремляется ко мне с дюжины сторон разом. Я парировал удары скорее инстинктивно, чем намеренно. В ходе поединка оружие итальянца дважды продырявило мне рубашку - так близко оно подбиралось. Однако после первой череды мелькающих уколов, противник на мгновение отступил, и мы настороженно закружили по площадке.

Вновь подавшись вперед, итальянец нанес мне быстрый удар в сердце. Когда моя рапира устремилась вниз, чтобы отразить выпад, оружие итальянца ударило прямо вверх - укол должен был пронзить мне глаз и поразить мозг. Этот прием не представлялось возможным парировать, но я инстинктивно отклонил голову вбок, избегнув сверкающего острия. Клинок не попал в глаз, а скользнул по левой стороне лба. Кровь побежала у меня по щеке, и при виде этой алой струйки зрители за столами разразились одобрительными воплями.

Теперь, однако, во мне заклокотала злость. Отринув тактику глухой обороны, я в дикой ярости набросился на соперника, и мой неожиданный натиск заставил Талерри немного отступить. Внезапно я ощутил сильную усталость и понял: если я хочу, чтобы поединок закончился в мою пользу, он должен закончиться как можно скорее. Пока я наносил и парировал удары, стены, огни и лица вокруг меня таяли, пропадали из виду, а их место постепенно занимал продолговатый, озаренный дневным светом гимнастический зал, в котором меня обучали фехтованию. Казалось, я слышу звон рапир, топот ног и голос нашего маленького, подтянутого наставника, объяснявшего нам самый сложный из всех выпадов - контратака на атаку. Я знал, что в основе этого трудного удара лежат точность и устойчивость. Для утомленного и подрастерявшего навыки фехтования бойца (такого, как я) было бы чистым безумием попытаться исполнить этот выпад. Но, пока мы с Талерри носились взад-вперед по гладкому полу, я понял, что это мой единственный шанс, - ведь итальянец наседал на меня все сильнее.

Выискивая благоприятную возможность, я на мгновение утратил бдительность, и мое сердце оказалось открытым. Клинок Талерри, будто жалящая змея, тут же рванул вперед; итальянец всем телом потянулся вслед за прямым ударом. Моя рапира устремилась навстречу противнику, и за долю секунды до того, как меня коснулось острие, мой клинок мягко щелкнул по клинку итальянца и отклонил его в сторону. Лезвие, не причинив мне вреда, прошло мимо, тогда как инерция рывка привела Талерри прямехонько на мою рапиру, насадив его на тонкий клинок. Я ощутил, как шпага пронзает врага, словно набитый опилками тренировочный манекен; эфес со стуком уперся в ребра. Я выдернул шпагу. Талерри, судорожно вздохнул, захрипел и замертво повалился на пол.

Со всех сторон на меня обрушился гром аплодисментов. Измученный и усталый, я побрел к своим товарищам по несчастью, столпившимся на краю площадки, и там меня радостно поприветствовал Денхэм. Пока я принимал его поздравления с победой, остальные члены группы взирали на меня с долей уважения, читавшейся на их свирепых лицах.

Утомленный многочасовым путешествием внутри времямобиля, испытывая легкую тошноту от пролитой крови, я опустился на ступеньку и без интереса наблюдал за двумя последними поединками. Когда те завершились, был отдан очередной приказ, и мы быстро зашагали вниз по лестнице, по которой ранее поднялись в зал. Стражники сопроводили нас в другой коридор и, разделив по двое, запихнули в располагавшиеся вдоль коридора тесные камеры

Я надеялся попасть в одну камеру с Денхэмом, поскольку хотел подробно расспросить его, однако удача не улыбнулась мне, и пару мне составил светловолосый великан, убивший араба в первом поединке. Безжалостными толчками нас загнали в крошечную каморку, и я услышал, как позади меня с лязгом захлопнулась тяжелая металлическая дверь.