Разыскивается невиновный

11

— Предупреждаю, я буду несколько многословен, — начал Антон, откашлявшись, — но в этой истории не менее важна ее предыстория. Признаться, меня она интересовала с самого начала следствия, но подобрался я к ней по-настоящему близко только сегодня.

Он сделал паузу и покосился на Ларину. На лице молодой женщины была написана готовность терпеливо слушать — и только.

— Записки Юрия Огурчинского осветили мне многое, что было непонятным. Достаточно откровенные разговоры с Шамарой, Айной и Сапаром о событиях недели, которая предшествовала гибели Михальникова, позволили мне заполнить существенные пробелы. Точку же поставил сегодняшний рейд Текебая Чарыевича по пустыне.

— Спасибо, — весело отозвался с подоконника Текебай.

— Пожалуйста, — серьезно ответил Антон. — Однако скажу тебе честно: ты привез мне именно ту информацию, какую я ожидал.

— Интуиция? — с интересом спросила Ларина.

— Вот уж нет. Скорее, логика. Но — по порядку. И, если можно, не сбивайте меня с мысли. Лучше уточните потом.

Он откашлялся, поправил очки и продолжал:

— Чтобы понять, кто и за что мог убить начальника метеостанции, я решил прокрутить время вспять — до того момента, когда явственно проклюнулись зернышки первопричин. Мне хотелось понять, какой был, как говорят сейчас, нравственный климат коллектива метеостанции. Другими словами, надо было хорошенько разобраться во взаимоотношениях бабалийских пустынников и сделать свои выводы уже как следователю, ведущему дело об убийстве. И вот, прочитав дневник и поговорив с людьми, я пришел к выводу, что в Бабали не случилось бы никаких ЧП, если б к тому не было сильного толчка извне. Именно таким толчком и был приезд на метеостанцию Бориса Князева.

Он немного помолчал. Ни звука не проронили и слушатели.

— Да, Михальникова на станции не любили все — каждый по-своему и за свое. Супруги Шамара — за то, что он, по их мнению, не по праву, вернее, не по работе получает зарплату начальника. Кроме того, Володе он мешал. Своим молчаливым, угрожающим неодобрением он мешал ему вершить мелкие махинации с каракулевыми шкурками. Шамара покупал их у чабанов за бесценок и переправлял родне на Украину.

— Вот как! — подала голос Римма Николаевна. — Ой, простите.

— Именно так. К тому же есть за ним и браконьерские грешки, так что Шамара постоянно чувствовал пушок на рыльце. Зависимость от Михальникова его раздражала и, пожалуй, пугала. Не терпел начальника и Юрий Огурчинский. Ему, не считаясь с юношеским самолюбием, Вадим Петрович высказывал горькие истины. Порой он откровенно «заводил» паренька. А тот, как я понял, страдает в острой форме комплексом неполноценности.

Наконец, Сапар. Его больное место — семья. В сорок лет он так ею и не обзавелся. Оказывается, Михальников трижды выпроваживал со станции женщин, прибивавшихся к доверчивому кумли. Две из них были то ли бродяги, то ли аферистки, а одна, казашка, последняя, была больна эпилепсией. Сапар лояльно относился к начальнику, но только до тех пор, пока дело не касалось матримониальных вопросов. Знаете, я поразился, с каким гневом отзывался Сапар о своем начальнике, когда рассказывал мне о его притязаниях на Айну.

— Точно! Как чайник кипел! — пробормотал Текебай.

— Не перебивай. Так вот, Михальникова не любили на станции. Он и не давал, впрочем, поводов хорошо к нему относиться: жил анахоретом, работал еле-еле, да и возрастом слишком отличался от своих радистов. И все же сосуществовать они могли бы годы и годы, если б не получил Вадим Петрович примерно две недели назад таинственное письмо. Первое письмо, которое он, на памяти бабалийцев, когда-либо получал! О чем в нем сообщалось, мы все знаем. Как будто ничего существенного в нем нет. Но оно произвело на Михальникова такое же впечатление, как получение «черной метки» на стивенсонского пирата. Он пришел в смятение и собрался срочно уезжать из Бабали. Навсегда. Вывод сделать легко: либо он от кого-то скрывался и его нашли, либо где-то что-то произошло, и ему надо быть там, и немедленно. Видя, что Шамара потребительски относится к Айне, и понимая, что девушка, которую он спасал, будет несчастной, Михальников предлагает ей уехать с ним. Он удочерит ее, спасет от мести брата. Но, — Антон значительно поднял палец, — все понимают его превратно. Юрий видит в нем старого сластолюбца, Шамара считает его предложение взяткой за должность, а Сапар понимает одно лишь: у Володи, его кумира, старик уводит жену, то есть разрушает самое святое для Сапара — семью. Все негодуют и уже каждое слово и движение начальника истолковывают однозначно — как проявление подлой натуры. В такой-то момент на станции появляется Борис Князев.

— Это — ключевой момент. Письмо написал Михальникову отец Бориса, случайно узнавший местонахождение своего старого приятеля. Вадим Михальников больше двадцати лет прячется от правосудия в Каракумах. Он боится кары за преступление, которого он... не совершал. Обвинение с Михальникова снято, но он не знает об этом. И вот Борис едет в Каракумы, чтобы обрадовать его известием... Так, по крайней мере, представил мне дело Борис. На самом же деле все далеко не так.

Как ведет себя Борис? Крайне нагло. Он шантажирует Михальникова, принуждает сделать нечто, крайне для того неприемлемое. Вадим Петрович сопротивляется. Больше того, в ответ на требование Князева вызвать санитарный самолет он вызывает радиограммой милицию. Вывод напрашивается: видимо, предложение Князева пахло так скверно, что Михальников не побоялся пойти на такой шаг.

— Подожди-ка! — сказал вдруг Текебай и, перегнувшись через подоконник, прислушался. — Нет, никого. Показалось...

— Показалось — перекрестись, — недовольно пробормотал Антон.

— Перекрестись? — Текебай хохотнул. — Аллах мне не простит!

— Не будем балагурить, — подала голос Ларина.

— Итак, — Антон прочистил горло, — Князев почувствовал, что пахнет жареным. Он просчитался. Если появится милиция и Михальников сообщит ей о предложении Князева, он пропал. Значит, Михальников должен умолкнуть. Но убрать его надо так, чтобы на самого Князева не пало и тени подозрения. На кого угодно — только не на него. Тем более что обстановка благоприятная. Вот он и подогревает страсти, настраивает бабалийцев против начальника. Тем самым играет роль катализатора. Ему важно было разжечь людей, а уж потом...

И снова Жудягин сделал многозначительную паузу.

— А потом подпоил метеорологов и поехал на железнодорожную станцию с Шамарой. Наверняка он уже продумал, как обеспечить себе алиби. Скорей всего намеревался вернуться ночью к метеостанции на какой-либо попутке, заплатив шоферу, чтоб тот с дороги свернул к Бабали. Но ему подфартило: на вокзале он встретил брата Айны. Князев его знал в лицо, поскольку однажды видел, когда возвращался с Юрием с озера. План созрел тотчас: оторвав у Шамары на мотоцикле электропроводку, Князев садится в поезд, соскакивает с него через сотню-другую метров и возвращается на вокзал. Там он подговаривает брата Айны либо похитить с метеостанции девушку, либо отомстить ее покровителям. Вместе они едут на мотоцикле в Бабали. Шамара же возится с испорченным мотоциклом и страшно нервничает: ведь Борис сообщил ему, что Михальников знает, где ночью будет прятаться Айна.

— Детективный роман! — восхитился Текебай.

Ларина тихонько рассмеялась, но Антона это не смутило.

— Тем временем, — продолжал он бесстрастно, — Михальников находит Айну, пытается уговорить ее уехать, она вырывается и прячется в гроте. Начальник станции, возбужденный от выпитого, бродит в поисках девушки по кыру, пока не появляется Князев. Убив Михальникова — вероятно, он раскроил ему голову рукояткой пистолета, — Князев возвращается к ожидающему его в песках брату Айны и сообщает, что начальника станции кто-то убил и что Айны нет. Теперь, дескать, им надо спасаться, чтоб не быть замешанными в «мокром деле». На мотоцикле они добираются до Арвазы, прячутся до светла за оградой могильника, а затем Дурдыев, то есть брат Айны, идет в аэропорт и покупает билет на самолет до Керва. Но улетает не он, а Князев. В Керве Борис оказывается за час до прибытия поезда. За этот час он успевает купить новые туфли, свои где-то прячет, скорей всего, в мусорной куче, и, дождавшись поезда, покупает виноградную кисть, которой угощает проводницу своего вагона. Потому-то она его хорошо и помнит. И благополучно приезжает в Ашхабад. Алиби — не придерешься: прибыл тем же поездом, каким уехал. Дурдыев же пытается подальше уехать от Арвазы, но от нашего бравого инспектора уголовного розыска не скроешься...

— Ай, спасибо, дорогой! — саркастически воскликнул Текебай.

— Тебе спасибо, — бросил через плечо Антон. — Ну а дальше вам все известно. Найдя труп Михальникова и перепачкавшись в крови, Шамара теряет голову от страха, сбрасывает мертвое тело с обрыва, заметает следы и не слишком умело пытается состряпать себе алиби. Когда его разоблачают, Айна, считая, что во всем виновата она, оговаривает себя. Потом на такое же самопожертвование, чтоб спасти Айну и тем самым утвердить себя в своих глазах, идет Огурчинский... И так далее. Вот так я вижу канву событий, которые здесь произошли. Теперь спрашивайте.

— Что же все-таки предлагал ему Князев? — задумчиво проговорила Ларина. — Чтобы убить человека только из-за боязни разоблачения, надо иметь нешуточный повод.

— Могу лишь догадываться, исходя из того материала, который собрал. Думаю, Князев подбивал Михальникова угнать санитарный «АН‑2» за кордон.

— И зачем?

— Мы не знаем, что было в его тяжелом, как свидетельствует Юрий, портфеле. Возможно, золото, валюта. Наверняка — пистолет. Мы ведь пока не знаем, что за фигура Князев. Возможно, его разыскивают. В той же Куйбышевской области. Судя по паспорту, он приехал оттуда.

— Ну, документ может быть и липой, — вставил Чарыев.

— Завтра сделаем запрос, — негромко заметила Ларина. — Не исключено, что он...

Она закусила губу и неожиданно рассмеялась.

— Простите, Антон Петрович, — она с трудом сдерживала улыбку, — вы говорили очень убедительно, логично, но... Еще раз прошу простить, но очень уж попахивает литературой ваша история, просто не верится.

— Бомбардируйте мою версию, пожалуйста, — великодушно разрешил Антон. — Это только версия.

— Куда же он в таком случае пристроил свой драгоценный портфель? — поинтересовалась Ларина. — Не выбросил же на бархане?

— Мог сдать в камеру хранения в Керве, — предположил Теке.

— Мне кажется, — покачал головой Антон, — содержимое порфеля он мог отправить из Керва по почте. Время у него было. А вот куда отправил — надо искать.

— Это несложно, — заметила Римма Николаевна. — Не так уж много в тот день было посылок. Другое смущает: в вашей интерпретации Князев до того сверхопытный и хитроумный преступник, что диву даешься.

— Товарищ следователь республиканской прокуратуры, — сухо отпарировал Жудягин, — у вас будет время убедиться, прав я или нет. Завтра...

— Бог мой, завтра — это уже сегодня! — воскликнула, перебив его, Ларина. — Четвертый час, давайте хоть часа три отдохнем. Составим план оперативных мероприятий — и спать. Договорились?