Жизнь и приключения Лонг Алека

15

Лобода сразу заметил нового рассыльного. Острое чутье опытного конспиратора не обманули ни красная фуражка рассыльного, ни пиджак с золотыми пуговицами.

«Филер, — безошибочно решил он. — Только вот за кем следит? Неужели за Алексеем? Надо познакомиться».

— Новенький? — добродушно спросил Лобода.

— Ага, новенький, — охотно ответил Колобок. — Господин Волков, спасибо ему, взял.

— Ясно. У нас рассыльных не хватает. Зовут-то как?

— Василием.

— Тезки значит. Я тоже Василий Васильевич.

— Я знаешь почему сюда стремился? — доверительно сказал Колобок. — Иностранцы у вас тут живут. Может, валютки перепадет, а?

— Бывает, — солидно ответил Лобода. — Но больше все «колокольчиками»[30] отделываются. Хитрыми стали. Понимают, что к чему. Ну, может, и повезет. Между прочим, с тебя приходится. По чарочке недурно было бы пропустить за твое начало.

Глаза у Колобка загорелись.

— Надо бы, да денег у меня нет.

Лобода снисходительно посмотрел на рассыльного, порылся в кармане, достал несколько смятых бумажек:

— На. Потом отдашь. Дуй до хромого Швинделя, знаешь, тут недалеко. Возьми горилки с перцем…

Рассыльный отрицательно покачал головой:

— За это и уволить могут. Первый день на работе. Вот если бы ты…

— Еще не хватало, чтобы я за горилкой бегал. Давай деньги обратно. Нашел мальчика! Каким местом думаешь? — сердито сказал Лобода. — Ты нахал, оказывается.

— Да первый же день на работе, Василий Васильевич, — заныл Колобок. — Я бы со всей радостью, да боюсь.

«Боится оставить пост. Шпик проклятый», — утвердился в своем первоначальном заключении боцман.

— Ладно, оставим до завтра. С собой прихватишь, — сказал Лобода и отошел от рассыльного.

Скоро Колобок исчез из вестибюля. Когда он пропал, Лобода не заметил. Перед обедом с лестницы сошел Палмер. За ним с пакетом, завернутым в бумагу, перевязанным зеленой ленточкой, шел Колобок.

«Ясно. Взял на мушку», — подумал боцман, распахивая перед англичанином дверь и низко кланяясь. Рассыльный следовал за ним по пятам.

— Куда ты, Вася? — спросил Лобода.

Колобок, не останавливаясь, бросил:

— Поручение имею.

Боцман видел, как англичанин медленно пошел вдоль бульвара. За деревьями мелькнула красная шапка рассыльного. Сомнений не было. Слежка за Алексеем!

Пока Лобода раздумывал, как предупредить Чибисова об опасности, тот с пачкой иностранных газет под мышкой вернулся в гостиницу. Швейцар опять широко распахнул дверь, многозначительно посмотрел на него. В этот момент он увидел, что Алексей делает ему знак глазами, что-то достает из кармана. По-видимому, собирается дать на чай. Лобода склонился, протянул руку. Он зажал в кулаке сложенную вчетверо зеленую долларовую бумажку. Алек поднялся в номер. Спустя несколько минут, уже без коробки, вернулся рассыльный.

— Быстро ты, — сказал Лобода. — Заработал на чарку?

— Я тут недалеко, на Дерибасовскую бегал. К одной приме. Есть на чарку.

«Значит, Алексей знает, — проносилось в мозгу боцмана. — Требует пролетку…»

— Ты тут постой, Васек, — позвал он рассыльного. — Я на один момент, в гальюн схожу.

— Давай.

Лобода закрылся в уборной. Вытащил доллар. Развернул. В него была вложена записка.

«Надо уходить немедленно. Засечен контрразведкой. Сидим в номере и ждем твоего сигнала».

Лобода разорвал на мелкие кусочки записку, бросил в унитаз, спустил воду.

«Извозчик наготове. Все продумано. Остается только дать знать Миколе и обрубить Алексею «хвост». Ну, как говорят, с богом».

Он вернулся на свое место:

— Дякую, Вася. Можешь быть свободен. Есть еще поручения? Нет? Ну, будут. Ты иди на второй этаж, там у нас все богатеи живут.

— Верно? — обрадовался Колобок.

— Как не верно! Видал? — Лобода повертел перед носом рассыльного зеленой долларовой бумажкой. — Вот так.

Боцману любой ценой нужно было услать рассыльного из вестибюля. Он мешал ему.

Как только Колобок поднялся наверх, Лобода вышел на улицу. У гостиничных дверей молодая темноглазая девушка продавала цветы. Василий Васильевич подождал, когда пройдут люди, и тихо сказал цветочнице:

— Передай Миколе, чтобы подавал немедленно. Гурьянов пусть ждет у Елисаветградского…

Девушка кивнула головой, собрала цветы и пошла в сторону памятника герцогу Ришелье.

Часа через два к Лондонской гостинице подкатила пролетка. Скромный экипаж, ничем не отличающийся от десятков других, только лошадь, запряженная в оглобли, вызывала восхищение. Гладкая, сильная, ухоженная. На козлах сидел рослый парень. Кто-то из прохожих хотел нанять извозчика, но кучер буркнул:

— Занят, — и отвернулся.

Лобода высунулся из двери и тотчас же скрылся. Рассыльного поблизости не было. Наверное, он дежурил у двадцать седьмого номера. Всегда спокойный, рассудительный, хладнокровный, Лобода заволновался. Присутствие филера осложняло положение. Надо было выбрать такой момент, чтобы у гостиницы не оказалось свободных извозчиков. Правда, тут они не стоят подолгу, но все же такой случай не исключается… Операция с посадкой должна занять не более трех-четырех минут. Пока они спустятся, сядут…

Он еще раз выглянул на улицу. Кроме Миколы, гостиницы извозчиков не было. Ну, была не была! Лобода окликнул пробегавшую мимо горничную:

— Гануся, будь ласкова, скажи господину из двадцать седьмого, что их ждет извозчик. Заказывали. Пусть идут.

— Хорошо, дядя Вася.

Лобода почувствовал, как все его тело покрывается испариной.

Прошла минута, другая… Палмеры не выходили. Лобода глядел то на улицу, то на лестницу. Входящие в гостиницу люди затрудняли наблюдение: все время надо было открывать и затворять двери. Вот наконец показались «англичане». Алексей ведет жену под руку. Они смеются, разговаривают как ни в чем не бывало. Молодец, Лешка! Старая школа! За ним идет «красная шапка». Надо во что бы то ни стало задержать его. Вот они подходят. Лобода кланяется.

— За вами, барин, — показывает он через стекло на извозчика.

Палмеры выходят на улицу, во тут в дверь уже лезет рассыльный. Лобода хватает его за пиджак.

— Слушай, Вася, — заговорщически шепчет он. — Есть дело. Иди в ресторан за горилкой, там у меня…

— Да пусти ты меня! Некогда! — пытается вырваться Колобок. Он с ненавистью смотрит на швейцара, но боцман держит его крепко. Лобода весь лучится желанием пропустить чарочку с новым приятелем.

— … там у меня одна бабеха работает. Обещала достать. Куда ты спешишь? Работа не волк, в лес не убежит.

Один глаз на Колобка, другой — через стекло на улицу. Уехали!

— Чего ты заторопился, дуралей? — бросает он вслед вырвавшемуся рассыльному.

Лобода выходит на улицу. Колобок озирается вокруг. Извозчиков нет. Вот умора! Он бегом бросается догонять пролетку. Пустое дело. Лобода облегченно вздыхает. Теперь все зависит от Миколы и его коня. Кучер он первоклассный. Увезет.

Возвращается хмурый рассыльный.

— Уже? А говорил — некогда, поручение…

— Не успел. Господа уехали. Им надо было передать…

— Так как насчет горилки? Сходишь, Вася, в ресторан к Наташе?

— Позже, Василий Васильевич, позже, — машет рукой обеспокоенный Колобок.

Неужели упустил? Куда они поехали? С кем встречались? На эти вопросы капитан Жихарев потребует ответов. Не было бы худа… И все из-за проклятого швейцара с его горилкой! Не задержи он его… Да нет, пожалуй, не в нем суть. На чем бы он поехал за ними? На фиге?

Кучер оглянулся, хлестнул лошадь. Коляска завернула за угол и помчалась по прямой как стрела Пушкинской улице. Ветер свистел в ушах, мелкой дробью стучали копыта по булыжной мостовой.

Прохожие-одесситы хлопали себя по ляжкам, в восторге восклицали:

— О це дает!

Коляска пролетела мимо вокзала на Средне-Фонтанскую и здесь остановилась. Кучер тихо проговорил:

— Сделайте вид, что расплачиваетесь со мной. Идите за тем человеком, который стоит на том углу. Видите? Железнодорожник.

Алек протянул кучеру монету. Экипаж развернулся и помчался в обратную сторону. Железнодорожник пристально глядел на них. Как только они подошли к нему, он завернул в тихий узкий переулок. Алек прочел на табличке: «Елисаветградский». Там было всего несколько домов. На мощенной булыжником улице бродили куры. По обочинам росла трава. Позади домов тянулся длинный забор из ракушечника, отделяющий переулок от железнодорожных путей. Кое-где в заборе были выломаны проходы. Видно, рабочим так было удобнее попадать домой. Они прошли несколько десятков шагов и очутились у небольшого трехэтажного желтого домика с обвалившейся во многих местах штукатуркой и несколькими отдельными входами по фасаду. Железнодорожник постучал в одну из дверей. Открыла им еще не старая женщина с повязанным на украинский манер платком, в расшитой красными нитками белой кофточке.

— Входите, пожалуйста, — сказала она, внимательно вглядываясь в Алека и Айну. — Входите.

Они очутились в просторной чистой комнате. Она напомнила Алеку комнату Кирзнера на окраине Риги. Комод, покрытый цветной скатеркой, фикус, большие портреты в черных деревянных рамках, старенькие гнутые венские стулья. Да, все было очень похожим.

Женщина закрыла дверь на засов. Железнодорожник усмехнулся:

— Ну, товарищ Чибисов, первая часть операции закончена. Познакомимся. Гурьянов Григорий Емельянович.

Мужчины пожали друг другу руки.

— А это, — продолжал железнодорожник, — Евдокия Павловна Борисевич. Вдова нашего товарища, машиниста Кости. Убили ее мужа белые в боях за Одессу. Пока поживете у нее. На некоторое время здесь вам будет безопасно. Извините, но я должен уйти. Евдокия Павловна все знает.

Хозяйка проводила Гурьянова и опять заперла дверь на засов. Она сурово, без улыбки глядела на сидящих Айну и Алека.

— Вот что, Алексей Иванович, — начала она, присаживаясь на стул. — Прежде всего вам нужно переодеться. В таком наряде находиться нельзя. Потом, ни в коем случае не выходить из дома. Соседи, правда, свои, но все равно… Если, случится, будут спрашивать: кто, что, откуда — говорите: племянница тети Евдохи Люба с мужем, Иваном, приехала родить. Откуда? Из Вопнярки. Знаете? Это под Одессой. Теперь пойдемте, я вам покажу комнату, где вы будете жить.

По узенькому коридорчику из большой комнаты они прошли в кухню. Там стояли две железные кровати.

— Вот тут дверь за занавеской, — проговорила Евдокия Павловна, откидывая пеструю домотканую портьеру. — Она выходит прямо на задний двор, к забору от путей. Там пролом, прикрытый досками. Мне через него хлопцы уголь таскают для печки. В случае тревоги можно им воспользоваться. Ну, вы у меня ненадолго. Найдут, где лучше. Пока переодевайтесь, отдыхайте, а я пойду пошукаю, чем вас накормить.

— Спасибо, Евдокия Павловна. Мы не голодны. Спасибо и простите нас за беспокойство, — с чувством сказал Алек. — Кстати, деньги у нас еще есть.

— Не за что, милые. Разве вы у меня первые? Сколько людей укрывала! Деньги, если понадобятся, спрошу, а пока не нужно.

Хозяйка ушла в комнату. Алек взглянул на осунувшуюся, переволновавшуюся Айну, улыбнулся, привлек ее к себе:

— Как тебя зовут?