История села Мотовилово. Тетрадь 12

— Тятьк, я в гости к тебе, я пьяный, ты чай не выгонишь, ты чай узнаешь меня?! — несвязно бормотал еле державшийся на ногах Мишка.

— Это ослепшего Исаака можно было сыну его обмануть, а я ведь ещё зрячий и своими глазами вижу, что сын пришёл, — выдержкой из Библии встретил отец Мишку. — Только я вижу, ты не с добром пришёл ко мне в дом, а с какими-то претензиями. Ну-ка дыхни на меня, ведь пьяный, как непутная скотина, и табаку напоролся: пахнет, как ото пса! — обрушился отец на Мишку, страстно не любивший пьяных и курильщиков. — Уж если ты сам себе не рачитель, то и для отца с матерью недоброжелатель! — укорял он сына, глядя на него, как Мишка пьяно шарахается из стороны в сторону, того гляди чего-нибудь уронит и свалит стол. — Что налил зенки-то, как свинья не чуешь и ничего не соображаешь! Вот и валандайся с тобой, как с бесчувственной скотиной! Вали, валяй надругайся, а после опомнишься.

— Тятьк, прибавил бы мне к наделу-то хоть лукошко, покойный дедушка мне его обещал! — высказал Мишка претензию отцу.

— Прощенья просить будешь, а я тогда погляжу, простить тебе или нет! — продолжал с досадой наговаривать отец, видя, что Мишка нарочно кобенячится, шарахаясь по избе из стороны в сторону.

— Тятьк, может, я чем досадил тебе, может чем обидел? — привередливо спрашивал он отца.

— Сам разумей и кумекай, обидел или нет ты меня! — обидчиво ответил отец. — А ты сам-то можешь ли различать, что в добро, а что и в обиду?

— Конечно, могу! — бормотнул Мишка.

— Ну, так вот, тогда сам и разумей, что всего труднее богу молиться да около детей кормиться! — упрекнул отец Мишку. — А непочтенье отца с матерью самоубийству подобно! Всех гордость и непочтение обуяло! Совсем обасурманились! — назидал отец Мишке. — Видишь ли, он к отцу в гости пришёл! Напоролся где-то до свинства, и в гости! А я-то бывал у тебя хоть раз в гостях-то? Я не знаю у тебя как вороты открываются и чем они заперты, — обидчиво высказал отец Мишке.

— А не знать, чем у меня ворота запираются, это для тебя же лучше, — нагло и вызывающе бросил отцу Мишка.

— Да ты что?! С ума спятил что ли? С ним тут валандайся, а он ещё с угрозами отцу. Ах ты блудный сын! Паньк, давай его вытурим наружу!

До сего времени молча сидевший Панька наблюдал за наглым поведением Мишки, вскочив с места, разъярённо накинулся на Мишку, собрав крепнувшую свою юношескую силу, он упористо попёр Мишку из избы, поддавая ему кулаками по лицу. Панька злобно столкнул Мишку с крыльца. Чуть опамятавшийся Мишка конфузно побрёл домой, отирая тёкшую из носа кровь.

Ещё ничем не примечательно прошла святочная неделя, если не считать то, что Верижинский поп Павел Скородумов ночью, будучи пьян, до-смерти замёрз на поле, идя из Мотовилова из гостей от брата Константина Порфирьевича. Он погиб непростительно глупо. При выходе из Мотовилова он вскоре сбился с дороги и начал плутать по заснеженному полю. От длительного плутания по снежной целине он в конец устал и обессилил. Ему вздумалось присесть на снег и переобуться. Портянку подхватило ветром и понесло, он погнался за ней, и вернувшись, не нашёл валенок. После долгих поисков дороги и валенка, он, наконец, завидел огоньки села, принялся кричать, но слышавшие его голос святошники не обратили на это внимания. Изнеможённый он присел на сугроб, чтобы малость передохнуть, но хмель сморил его, принудил ко сну, и он с голой ногой заснул на веки. После этого инцидента Панька, Ванька, Санька и Гринька Лабин собравшись артелью, пошли по «святкам» — кельи посещать, где девичьи артели сидели и показывались перед парнями-женихами в качестве невест. Эти ребята, хотя ещё и молоды, им от 13 до 16 лет, но им уже надо привыкать к Святочным обрядам. Обойдя «свои», приближённые кельи, ребята отправились по кельям в Щегалёв. Девки, почти ровесницы этих ребят, «сидели» в доме Орешкиных, туда и зашли эти ребята.

— Эт чьи ребятишки-то? Вроде не наши не шегалевские, а из Княжевщины! И как они сюда безбоязно забрели? — спросила одна баба.

— Это ребята с Главной улицы, вон этот Лабин, вон постарше-то Фёдора Крестьянинова сын, вон долговязенький-то — Ивана Федотова сын, а кудрявенький-то — Василия Савельева сынок, — объяснила Александра Орешкина, бывшая Лабина (Сергея Никифоровича сестра).