Ювенилия Дюбуа

Стою у подъезда, курю. Жду отца. Наконец он выходит. Запрыгиваем в батямобиль. Теперь нужно подобрать девчонок. Для удобства договорились, что цыпы придут на одну остановку, до которой им идти одинаковое расстояние (кроме одной, этой pizdovat` долго, пусть разомнётся).

Никто не опаздывает — странные дела. Пока едем, можно помолчать и подумать. Отец, как и подобает отцам, ведёт себя серьезно, хотя в жизни он веселый малый. Девочки о чём-то общаются между собой. Была попытка втянуть в беседу и меня, но я тактично сливаюсь, только изредка отвечая на вопросы.

За стеклом мелькают дома и машины. Лучи солнца светят ярко, но термоядерный светлый шарик ещё не успел добраться до пика продуктивности. В полдень будет вообще жара. Больше всего в лете мне не нравятся насекомые. Точнее, мне не нравится, что они пристают ко мне. А вот по форме и структуре эти govnyuki очень даже клёвые типа. Когда же ebuchie кровососы начинают питаться тобой, тут уж простите, братья меньшие, я вас начну ubivat’.

Всё чаще задумываюсь о природе и о человеке в целом. Специально не обобщаю человека с природой, так как мы разобщены. Люди — единственные dodiki, кто приносит сплошной вред, ей богу, а те маленькие потуги волонтёров на деле оказываются незначительным пшиком среди тонны мусора. Я точно знаю, однажды настанет переломный момент, когда у природы не выдержат «нервы», и она сбросит человека в пучину, противолежащего от существования. Я также уверен, что в такой момент говорящие uebki начнут нести полнейшую чушь, утверждая, будто это и есть конец света, описанный в библии. В последние секунды жизни двуногие будут особо безумны, но не видеть очевидного: свой вины.

Человек и Природа… у каждого свои часы. Время намного проще подстроено под людские, такие коротенькие жизни. Сколько уже сменилось поколений, цивилизаций, эпох, а по часам Земли от нашего появления (как зуда на теле) прошло минуты три, не больше. Мы и не живём по факту, нет такого понятия, как жизнь. Наши обгаженные налётом рты придумали называть всё, что движется и растёт — жизнью, тем самым обойдя много других форм, которые существуют, а раз они существуют, то и живут. Разве не логично? Как можно обойти стороной песок, камни, землю, воздух, дождь, облака? Если человеческий BOG и существует, то он и есть совокупность, но ни в коем случае не частное лицо, как пить дать.

То, что нам позволяет существовать — случайно сложившиеся обстоятельства природы. И если это так, то наши предки были и не такими durakami, раз поклонялись солнцу, земле, воде, грому. Другой вопрос, когда другие ребята вдруг решили, что BOG один? А ещё, что он хоть и принимает разные формы жизни, но всё же идёт намёк о некоем родстве, раз создал он нас по своему образу и подобию, но утверждение записано рукой человека.

Соответственно, можно разглядеть, как человек провозглашает себя сыном Божьим, то есть полубогом. Причём можно провести некий знак равно между язычниками и природой, которые старались жить в согласии с окружающей средой (разумеется, со своими несовершенными особенностями дикарей), тем самым проводя такую параллель: природа мой создатель, а значит я часть природы. Во втором случае есть крупица логики, которая в случае своего правильного развития могла бы дать плоды в виде утопического общества, а в первом — человеческое тщеславие, эгоизм, которые только путают карты, нарушая правила игры.

Слова — они такие. Я готов признать существование BOGA, если правильно дать ему определение. Я готов начать молиться, если под словом «молитва» подразумевается — живи в удовольствие пока можешь, другой возможности не представится. Я готов быть скромным и прилежным, если люди вокруг перестанут быть der’mom. Я буду читать каждую ночь Bibliyu, если она станет объединяющим фактором для человечества, а не наоборот.

Проезжаем дамбу. Впереди виднеются горы. Обратная сторона нашей широкой реки. У меня закладывает уши. Отец поясняет, всеми виной смена высоты. Чуть больше половины пути пройдено.

Иногда удивляюсь сам себе, выдавая крайне заумные вещи, да ещё и без слова «blyat`». Такой факт улыбает. Замечаю краем глаза, что одна юбка палит самодовольную «ухмылочку». Она улыбается мне ничего не говоря. Иногда люди меня радуют, когда умудряются не ляпнуть вслух что-нибудь idiotskoe. Такие моменты нужно заносить в красную книгу.

Проходит час с копейками. Местность зарастает невысокими дачными домами. С главной дороги сворачиваем в правый проулок. Замечаю ещё пару машин, а рядом стоят знакомые лица. Вот и приехали.

Выгружаемся. Тут стоит ещё парочка знакомых родителей. Здороваемся, перекрестно пожимая руки. Нам как бы в шутку говорят, чтобы мы были хорошими детьми и если соберемся делать шашлыки, то пожалуйста, не спалите посёлок к ebenyam. Серьёзно киваем. Договариваюсь с отцом, что он заберёт меня завтра во второй половине дня. Вваливаемся на территорию.

Ребята, как и я, здесь в первый раз. Пока впечатление хорошее. Двухэтажный кирпичный дом, везде понатыкана прикольная рассада. Вон маленькая кирпичная дорожка вдоль. Туалет и душ снаружи.

На первом этаже активное шевеление. Группа девочек готовит еду. К слову, я единственный парень, поэтому мне достаётся физическая часть приготовлений. Вынести там и разложить большой стол, вытащить типа мангал, принести к нему всяких сухих веток и дров. Свою зону ответственности пробегаю быстро, начиная бесцельно шляться.

Лестница на второй этаж висит резким углом снаружи. Забиваю местечко. Будем ждать ночи, когда смогу опробовать экстремальный подъём в невменяемом состоянии. Пока тренируюсь на ясную голову.

Здесь всё в лучших традициях дачного интерьера. Имеется неизменный настенный ковёр, obbosannie кровати и сгнившая мебель прошлого столетия. Окна везде нараспашку. Внутри ползает один паук, летает пару мух; где-то поблизости жужжит pidorsky комар. Начинаю немного жалеть, что поехал.

Через минут сорок еда первой необходимости готова. Девчонки решают сходить искупаться. Плетусь за компанию. Жара здесь хоть и стоит ужасная, но в этой помойке отходов плавать я не собираюсь. Да и признаться, господа присяжные, за свои двадцать четыре года ваш верный слуга так и не научился держаться на плаву. Мой максимум — зайти в воду чуть выше ключиц и стоять на месте. Могу ещё ходить по дну, делая поступательные движения руками, имитируя плавание. Уже бывало, что симулировал плавание в грязной воде, чтобы люди думали, будто я адекватный человек с базовыми умениями. В редких случаях, когда я купался в прозрачной воде — такой фокус уже не прокатывал, поэтому я гордо совершал прогулку по дну, ловя на себе насмешливые взгляды.

Может мне и было стрёмно за подобный факт своей жизни, но у меня есть много знакомых, у которых есть проблемы похуже. Один брутальный мужик, который может razdolbat’ хоть целую толпу mudakov — не умеет ездить на велосипеде. Другой теряет сознание, если оказывается на крыше дома. Ему плохо от самого факта. С этим у меня проблем нет, а значит, силы уравниваются. Когда ловлю на себе осуждающие взгляды, то сразу включаю режим стервозности. Женщина справа у камня — тебе на вид лет тридцать, но ты уже выглядишь, как бесформенная жидкость в пакете. Займись собой, детка. Мужик в плавках — у тебя плешь, пупок наружу, а ещё твой din-don выглядит так, будто надел маленький плащ невидимку. Всё относительно. У кого маленький pisyun, тот вкачивается в умение делать бабки. Кто тупой, тот вкладывается в красоту. Я средний эквивалент, не имеющий перевеса в какую-либо сторону. Даже не знаю, плохо это или нет, но в любом случае, пока ты молод, пока Я молод, то можно изменить всё.

Проходим мимо местного магазинчика, где в подарок стоят местные пацаны. Выглядят они самоуверенно, но по-деревенски так забавно. Таким дают только местные kolhoznitsy. Дурачки заискивающе смотрят на моих одногруппниц, но никто этого даже не замечает. Забавно. Захожу в магазин, покупаю простой воды. Пиво я захватил, но забыл простую воду — непростительная оплошность.

Пляж. На выбранном отрезке почти нет людей. Только те самые парни подтянулись. Они запрыгивают в воду, начиная выделывать типа финты всякие. Выглядит pizdecki жалко.

Мои девчонки резвятся обособленно. Подтянулись ещё самцы, которые решают привлечь внимание, но бестолку. Начинается фотосессия на телефон. Дамочки-sosochki поочередно сменяются группами между собой, создавая комбинации из лиц. Когда их фантазия истекает, ловлю всех в одном кадре. Лица с натянутыми улыбками, сейчас им главное получиться журнально. Вижу, как двое втягивают животы. Улыбаюсь. Не импровизируя, делаю пару щелчков. Стандартная такая композиция. Возвращаюсь на своё место. Открываю новую банку пива. Уже не холодное, давлюсь, но пью. Это моя борьба.

Смотрю на людей, с которыми знаком четыре года. За это время мы хорошо узнали друг друга. То ли по наивности или же по глупости желания, каждый из нас был почти честен друг с другом. Кроме меня, разумеется, но я не в счёт. Мне нравится роль наблюдателя. Как человек же, я никуда не гожусь. Всего лишь зеркало. Мне нравится выбранная роль. В меня смотрит человек, я вижу его в ответ. Беру его настроение, краду его мимику, жесты, манеру говорить; становлюсь им, поэтому со мной интересно. Эти люди неосознанно начинают идентифицировать меня с собой; распознают свои черты, тем самым смакуя самих себя. Такие люди считают, что влюблены в меня, но на деле — они любят себя в моём отражении.

Я давно разгадал закономерность и успешно пользуюсь ею в корыстных целях. Но теперь, когда пройден большой отрезок пути, моя корысть подустала. Может на время, а может навсегда. Смотрю на эти ещё молодые лица и вижу в них себя. Приятное это чувство, ностальгия.

Странно так. Ты смотришь на себя в зеркало и кажется, что не меняешься. Но вот проходит время, ты всё также видишь себя прежнего, но на фотографиях замечаешь разницу; как бы просыпаешься от наивности. Эти изменения неизбежны.

Сейчас ты стал чуть больше, лицо уже не такое карандашное. Ты не похож на нежного юношу, который смотрел на тебя буквально вчера. И с одной стороны ничего плохого и удивительного нет. Каждый знает, что он взрослеет, но когда изменения происходят лично с тобой, тогда действительно становится немного страшно и грустно от того, что короткий отрезок времени так сильно искажает черты. Беспристрастное время не в силах остановиться. Единственный способ запечатлеть молодость физически — умереть. Но тогда смысла от неё не больше, чем от глубокой старости.

Я смотрю вдаль горизонта и в голову лезут знакомые юные лица. Вот мы вначале пути. Сидим в кабинете, слушаем классного руководителя. Некоторые успели сдружиться, кто-то кому-то улыбается вон… Некоторые сидят серьезные, как истуканы. Отпускаются шутки. Ветер перемен захлёстывает каждого своим тёплым порывом, лаская лицо и колыша шевелюру. Сколько надежд и энтузиазма! Интересно, эта иллюзия будет преследовать человека во всех начинаниях или это чисто сезонный эффект? Такие вещи обычно быстро рушатся, как чужие, так и собственные.

Есть в подобной тоске определенное садистское наслаждение, некий интерес. Любопытно наблюдать, как люди скатываются в самую страшную бездну — разочарование. Сияющие глаза и улыбки сменяются улыбками сарказма и блеском злости, я и сам отчасти такой. Но что я один по сравнению с целой толпой?