Жизнь и приключения Лонг Алека

2

В Кротоне «Анни Мёрск» поставили к единственному причалу, выходящему прямо в море. Город был маленький, скучный. По желтым холмам тянулись запыленные виноградники. От всего веяло стариной. Итальянцы в национальных костюмах, ослики с перекинутыми через спины огромными корзинами с виноградом, траттории, где седобородые старики просиживали часами, попивали вино, спорили, курили. Узенькие улицы, покрытые выщербленными плитами известняка, поднимались кверху. Часто встречались бедные часовенки с неизменной фигуркой мадонны в нише.

Стоял изнуряющий зной. Море лежало рядом за волноломом, горячее, ослепительное и спокойное. Два раза в сутки дул бриз, но казалось, что и он обжигает лицо. Почему-то долго не начинали разгрузку. К капитану то и дело приходили какие-то чернявые люди, что-то кричали, что-то требовали и уходили, обтирая еще больше вспотевшие шеи и лбы. Ругались: «О, порка мадонна!»

Фрекен Иенсен прибыла на пароход на следующий день после его прихода в Кротону. Она стояла на берегу в белой широкополой шляпе, украшенной розами, в белом платье и белых перчатках. У ног ее стояли два чемодана. Девушку сразу заметили. Все, кто был на палубе, бросили работу и, не стесняясь, глазели на дочку старпома. Она была мила. Хорошо сложенная, розовощекая, светловолосая. Настоящая скандинавка.

Иенсен спустился с трапа, обнял дочь.

— Ну, пойдем, пойдем. Почему опоздала, Алиса? Я ждал тебя вчера. Как там поживает мать?

Дочь что-то щебетала ему в ответ.

— Ничего барышня! — подмигнул Алексею Сигурд. Они красили фальборт на передней палубе и тоже бросили работу для того, чтобы взглянуть на фрекен Иенсен. — Богатая невеста. У папочки деньжат немало… Зарабатывает везде, где есть возможность. Доски от сепарации[14] продает, концы старые, шипшандлеры ему проценты платят… Умеет, одним словом.

— Умеет, — согласился Алексей, вспомнив свое поступление на «Анни Мёрск».

С приездом дочери старпома на судне стало повеселее. Все подтянулись. Каждому хотелось, чтобы фрекен обратила на него внимание. Тем более что девушка оказалась славной, общительной, совсем не похожей на отца. Она любила спускаться на палубу, заглядывала во все уголки, непринужденно болтала с матросами. Датчане, давно не видавшие родины, с интересом расспрашивали ее о Копенгагене, о новостях, просили передать привет родственникам, когда она поедет обратно.

Иногда она сидела на ботдеке, читала. Моряки старались пройти мимо, сказать ей что-нибудь приятное, пошутить. В ответ Алиса заразительно смеялась, подтрунивала над ними. Она была острой на язык и за словом в карман не лезла. Иенсену это не нравилось. Когда он замечал кого-нибудь из команды около дочери, то всегда подходил к ним:

— Нечего болтать языком. Иди работай. За тебя никто не сделает. Иди, иди.

Алиса краснела, укоризненно качала головой:

— Что ты, папа! Зачем ты с ним так? Он ничего мне не сказал плохого. Не могу же я ни с кем не разговаривать.

Старпом сердился:

— Они совсем не подходящая компания для тебя. И потом, болтовня отвлекает от работы.

Первые дни Алисе нравилось на пароходе. Все казалось новым, интересным, но вскоре она начала скучать. В городишке ее ничто не привлекало, да Алиса и не ходила туда. Разве может какая-то Кротона сравниться с блестящим Копенгагеном?

Развлекало фрекен Иенсен только купание. Вот его она любила. Алиса неплохо плавала и ныряла. После холодной Балтики плескаться в Средиземном море было наслаждением. В самое жаркое время она ходила за волнолом, на пляж. Тут Алиса проводила по нескольку часов. Моряки с удовольствием наблюдали за тем, как резвится девушка. Самые смелые иногда купались вместе с нею.

Как-то третий штурман Даниельсен пристал к Алисе:

— Вот вы, фрекен Иенсен, ныряете хорошо. Это верно. Но с мостика в воду не прыгнете.

— Прыгну.

— Нет, не прыгнете.

— Давайте держать пари, что прыгну, — упрямо сказала девушка, и брови ее сдвинулись, она чем-то стала похожей на отца. — На что? На что хотите. Пари на выполнение любого желания. Согласны?

— Согласен. Берегитесь, если я выиграю. Потребую многого… — пошутил штурман.

— Берегитесь вы. Я заставлю вас на четвереньках проползти по всему судну.

Алиса побежала в каюту переодеваться и минут через двадцать снова появилась на спардеке в своем ярко-красном купальном костюме и резиновой шапочке.

— Ну, я готова, — сказала она и посмотрела вниз. — Давайте скорее, пока отец в городе. Откуда прыгать?

— Вот отсюда, фрекен Алиса, — показал рукой Даниельсен на планширь[15] обноса мостика. — Высоко!

…Джакоб висел на беседке со стороны моря, закрашивал чернью засуриченный борт, когда Алиса встала на планширь. Негр отложил кисть и, несмотря на всю неприязнь к Иенсену и всему, с ним связанному, залюбовался девушкой. На самом деле она была хороша. Высокая, с гладким загорелым телом, раскинувшая в стороны руки, она казалась приготовившейся к полету птицей. Вот она согнула в коленях ноги, что-то крикнула и прыгнула вниз. Перед самой поверхностью Алиса сложила руки и «рыбкой» ушла под воду.

В прозрачной воде Джакоб видел красное пятно ее костюма. Стоявший у борта улыбающийся Даниельсен вдруг почему-то забеспокоился и закричал:

— Давайте наверх, Алиса! Хватит, хватит! Сдаюсь. Вы выиграли.

Но девушка его, наверное, не слышала. Она оставалась под водой.

Джакоб заметил, как Алиса достигла дна, перевернулась и осталась лежать на песке без движения. На поверхности появились и начали лопаться воздушные пузырьки.

«Что это с ней?» — мелькнуло у матроса, и тут же, не раздумывая больше, Джакоб неуклюже соскользнул с беседки. Он не боялся воды. Когда-то мальчишкой он вылавливал медяки, которые бросали с набережной в море туристы. С открытыми глазами он медленно опускался. Почувствовав дно под ногами, Джакоб встал и, разгребая воду руками, подобрался к девушке. Она лежала скорчившись у торчащего из песка ржавого якорного веретена. Сам якорь занесло песком.

«Вот оно что! Ударилась. Скорее на воздух!» — понял Джакоб, подхватил Алису под мышки, перевернулся на спину и, делая быстрые движения одними ногами, пошел кверху.

Тем временем на пароходе уже поняли: случилась беда. Олафсен с бледным Даниельсеном и двумя матросами, Бьёрном и Алеком, которые тоже наблюдали за спорщиками, лихорадочно спускали шлюпку. Она висела уже у самой воды, когда Джакоб с Алисой показались на поверхности. Через несколько минут их подняли на палубу. Лицо Алисы было бледным, на лбу кровоточила небольшая ранка.

— Из нее прежде всего надо вылить воду, — сказал Олафсен, переворачивая Алису на живот. — Подхватите ее снизу. Вот так.

Боцман разжал ей зубы. Соленая вода струйкой потекла на палубу. Потом начали делать искусственное дыхание. Через десять минут Алиса пришла в себя, открыла глаза и спросила:

— Что со мной было?

— Вы ударились обо что-то под водой, — проговорил вконец перепуганный Даниельсен. — Как вы себя чувствуете?

— Это он вытащил вас, фрекен Алиса. Он первый заметил и бросился за вами в воду, — сказал боцман, указывая на Джакоба.

Алиса благодарно взглянула на негра, протянула руку:

— Большое спасибо, Джакоб. Вы спасли мне жизнь. Я буду помнить это всегда.

— Пустяки, фрекен. Я заметил, что вы лежите там, на дне, без движения, и подумал… Такие случаи бывали с мальчишками, когда они вылавливали монеты.

— Спасибо еще раз, Джакоб. Я уже могу двигаться. Даниельсен, помогите мне добраться до каюты. А все-таки я выиграла пари, вы будете бегать на четвереньках.

— Буду, буду. Сколько вы прикажете, — засмеялся третий штурман. — Пойдемте.

Он бережно подхватил Алису под руку и повел на спардек.

— Теперь ты станешь первым другом нашему старпому. Тебе прибавят жалованья, — пошутил Бьёрн. — Так, Джакоб?

Негр помрачнел:

— Я не стал бы ничего делать для этой свиньи. Но дочка ведь ни при чем. Она хорошая девушка.

— Ну, довольно болтать, ребята. Сегодня надо закончить борт. Берите свои кисти, и пошли, — сказал Олафсен.

Матросы разошлись по работам.

Спустя два часа, когда старший штурман Иенсен вернулся на судно, Алиса уже совсем оправилась от удара. Только маленький кровоподтек на лбу напоминал о недавнем происшествии.

Во время обеда Иенсен появился на палубе. Из-за жары команда обедала на открытом воздухе, прямо на люке, покрытом брезентом. Он нашел глазами Джакоба и позвал:

— Подойди сюда, Джакоб.

Негр поставил свою миску на люк, не спеша подошел к старпому.

— Дочь сказала мне, что ты вытащил ее из воды. Спасибо, Джакоб. — Старпом холодно смотрел на негра своими свинячьими глазками. — Вот, возьми. Я думаю, что этого будет достаточно.

Из нагрудного кармана рубахи Иенсен достал десятифунтовую бумажку, протянул ее Джакобу. Моряки оставили свои миски и с любопытством наблюдали за происходящим.

— Расщедрился старик, — тихо сказал один из кочегаров, сидящих на люке. — Подвезло Джакобу. Большие деньги заработал.

Ему никто не ответил. Всех охватило непонятное напряжение. Негр стоял опустив руки.

— Ну, бери, — повторил Иенсен.

— Не надо, чиф.

Брови у старпома полезли наверх.

— Десять фунтов! Не надо? Ты что же хочешь, чтобы я остался твоим должником? Так дело не пойдет. Бери немедленно. — Глаза у него округлились, сделались злыми.

— Спасибо, чиф, — произнес Джакоб, принимая бумажку.

— То-то. Так я и поверил, что ты бросился за Алисой просто из человеколюбия. За моей дочерью вдобавок! Ну, теперь мы в расчете. А девчонке я сказал, чтобы она лучше помылась после твоих объятий, — захохотал Иенсен.

На палубе наступила тишина. Джакоб поднял голову, скомкал банкноту и с силой швырнул ее в лицо старпому.

— Ты что, одурел, сморчок?! Вот я тебе сейчас посчитаю зубы! — Иенсен замахнулся, но не успел нанести удар.

С люка соскочил Алек. Он встал между старпомом и Джакобом, прикрыв его своим телом. Высокий, со сжатыми кулаками, со сверкающим от гнева взглядом, он был грозен. Иенсен попятился. В волнении мешая английские, датские и французские слова, Алек закричал:

— Если вы посмеете дотронуться до него, мы все уйдем с парохода! Поняли? — Он оглянулся. Рядом с ним уже стояли Олафсен, Бьёрн, Шмидт, подшкипер, кочегар Фридрихсен, все, кто был свидетелем этой позорной сцены.

— Алек прав. Мы уйдем все, господин Иенсен, — сказал боцман. — Все как один. Я вас предупреждал. Вы не на рабовладельческой галере. Мы будем жаловаться датскому консулу на бесчеловечное обращение и расскажем всю эту историю с вашей дочерью.

— Он меня оскорбил! — заорал Иенсен. — Разве вы не видели, что он оскорбил меня. Я шел к нему с добром и благодарностью. А он…

— Хороша благодарность!

— Это вы оскорбили его, чиф. А он спас от смерти ваше дитя… Эх вы, господин Иенсен… Вам бы принести свои извинения, — проговорил Олафсен. — Вы можете остаться без команды. Капитан вряд ли будет доволен таким оборотом. Все же это не один и не два человека, которых можно выбросить на берег.

— Не понимаю, чего вы так взбеленились? Я ему ничего не сделал, — уже миролюбиво заговорил Иенсен, чувствуя, что никто не оправдывает его поведения. Ни один человек из команды, ни капитан и, конечно, уж, не консул, к которому, чего доброго, пойдут моряки. — Ну, я погорячился. Но и Джакоб оскорбил меня. Верно, Джакоб? Ну, прости меня, Джакоб, и возьми свои деньги. Ты же знаешь, я горячий человек, но я не тронул тебя пальцем.