Дневник Булгарина. Пушкин

Не злитесь и не сердите меня, и тогда при первом свидании мы сведем счеты не у барьера, а за карточным столом.

До встречи,

Ваш А.П.

— Позвольте прочесть, — спросил я, и Пушкин безропотно протянул письмо. — Александр Сергеевич, если в первом письме оскорблений было с избытком, то во втором их как раз довольно, чтобы затеять дуэль. Прогресс очевиден, но сути дела он не изменил — Великопольский вас вызовет. Совет показывать вам стансы перед публикацией, намек на чужие алмазы, а которых вы напишите не где-нибудь, а в вашем знаменитом романе — к чему все эти задиры? Ведь вы же решили, что драться не стоит.

— Это не я решил, а вы меня поколебали, Фаддей Венедиктович, — возразил Пушкин. — Я чувствую себя оскорбленным, и скрывать этого не считаю нужным.

— Так послушайтесь до конца, смягчите еще. Так, чтобы задеть, но не ранить. А если вы ставите ему выбор между оскорбительной и позорящей публикацией и дуэлью, то, как дворянин, Великопольский выберет второе. Вернее, вы опять оставили его без выбора. Правьте еще…

— Но Фаддей Венедиктович…

— Я в своих словах уверен, прислушайтесь, Александр Сергеевич, умоляю вас. Ведь это может повредить и нашим планам.

— Но слабость, проявленная в вопросе чести, также опасна…

— Иначе я призову Сомова, а сам уеду и на вас обижусь не в шутку!

— Будь по-вашему, — Пушкин снова уселся за стол и написал уже полулюбезное письмо, оставив, однако ж, угрозу прописать Великопольского в «Онегине». Более от него и ждать было нельзя, зная его крутой нрав. Я и так добился, на первый взгляд, невозможного — теперь дуэль отложится до новых выходок с обеих сторон.

— Я сам письмо отправлю, чтоб вы не передумали, — сказал я, убирая бумагу в карман.

— Согласен, но с тем, что вы обещаете показать мне ответ Великопольского — не будет ли там новых намеков или стихов похлеще!

Щепетильность или вспыльчивость тому причиною, но Александр Сергеевич вел себя в этом деле с опасностью. Без советчика с холодною головою он в любую минуту может ввязаться в историю.

Я еще поболтал с ним о последних литературных пустяках с тем, чтобы увериться, что прежняя вспышка гнева без меня уже не возобновится. Затем я откланялся — говорить о серьезном у обоих уже не было сил, и мы условились назначить специальное время.

К Грибоедову я в тот вечер уже не попал, Пушкин со своей обидчивостью занял все мое время…