Без Оливии

― Привет, ― сказала я с улыбкой, когда он сел на свое сиденье. ― Как дела в саду?

― Отлично! Я разукрасил тигра. Хотел фиолетового, так что я сделал его фиолетовым.

― Очень креативно, ― отозвалась я с гордостью, надеясь, что, возможно что-то из моего творчества понравилось ему.

― Моя воспитательница сказала, что тигры фиолетовыми не бывают, и заставила меня сделать его черно-оранжевым.

― Действительно?

Мне не нравится идея воспитателей дошкольных учреждений, которые подавляют его природный креатив.

― А что сделал ты?

― Я покрасил другого во все цвета радуги.

― Это мой мальчик! ― повернулась и подняла руку, улыбаясь, когда его маленькая ладонь дала мне пять. Я наблюдала, как он откинулся на спинку кресла, потянул за ремень и пристегнул его.

― Я сегодня немного свел своего учителя с ума.

― Что ты имеешь в виду? ― спросила я, находя его лицо в зеркало заднего вида.

― Ну, до этого мы должны были нарисовать картину нашей семьи. Мой учитель сказал, что мой рисунок неправильный.

― Неправильный?

― Да. Я нарисовал папу, Руби и маму с желтым кругом над ее головой. Один из этих полых шариков.

― Ты имеешь в виду нимб? ― спросила я, мой голос дрогнул при мысли о крошечном Джаксе, рисующем свою маму ангелом.

― Да, нимб. Тогда я нарисовал тебя, стоящей рядом с нами, и когда я показал своей учительнице, она сказала, что ты не являешься частью нашей семьи. Я сказал ей, что ты ― наша семья, но она только покачала головой глядя на меня и сказала мне, что я не прав.

― Она что? ― Конечно, это должно быть, какая — то ошибка. ― Она сказала вам, что я не являюсь частью вашей семьи?

― Она сказала, что мой папа не женат на тебе, поэтому ты не часть семьей.

Прежде, чем я смогла обуздать свои эмоции, то уже повернула автомобиль обратно в направлении детсада Джакса. Я припарковалась на стоянке, а затем открыла дверь Джаксу, и держа его за руку, мы пошли в здание. Я направилась прямо к его классной комнате, но остановилась перед дверью, опустилась на колени, чтобы посмотреть в глаза Джакса.

― Я хочу, чтобы ты остался здесь, в коридоре, хорошо?

― Ты собираешься ударить ее? ― его глаза были широко раскрыты и обеспокоены.

― Нет, я не собираюсь бить ее, ― сказала я и закатила глаза.

― Больше никаких боевиков для тебя, приятель. ― Я погладила его руку, пытаясь успокоить. ― Просто хочу поговорить с ней всего минутку. Но мне нужно, чтобы ты остался здесь.

Он кивнул головой, все еще глядя обеспокоено, так что я взъерошила его волосы и прошла мимо него в класс.

Я увидела его учителя, сидящей за своим столом. Она разбирала какие — то бумаги в аккуратную стопку. Она услышала, когда я зашла в класс и посмотрела на меня. Женщина выглядела озадаченной мгновение, но потом я заметила, что она поняла, кто я. Она встала, напряженная улыбка уже была на ее лице.

― Здравствуйте, госпожа Рейнольдс, ― отозвалась она, сложив руки перед собой.

― Пожалуйста, называйте меня Эвелин.

― Что я могу для вас сделать?

― Я просто забрала Джакса домой, и он сказал мне, что у него сегодня были некоторые проблемы в классе. Кое-что о фиолетовом тигре и картине, которые он рисовал. Он сказал, что вы сказали ему, что я не часть его семьи.

Я использовала свои пальцы, чтобы сделать воздушные кавычки вокруг слов, пытаясь подчеркнуть нелепость ее утверждения. Женщина открыла рот, чтобы заговорить, но во мне бил адреналин, и я не позволила ей остановить мою тираду.

― Я не в курсе, что вы знаете о трагедии, которую пережила его семья в этом году, но то, что вы можете не знать, что я была в жизни этого мальчика еще до того, как он появился в мыслях своих родителей. Держала руку его матери, когда она сделала тест на беременность. Была рядом, когда он родился. Была самым первым человеком, которому его мама доверил малыша, когда тому было всего три недели от роду. Я люблю этого ребенка каждый день своей жизни.

Я сделала паузу, пытаясь вздохнуть. Она вздрогнула, и я почувствовала, как подступили слезы.

― Эвелин, пожалуйста, давайте присядем.

Она показала на крошечные стулья для четырехлетних детей.

― Нет! ― не хотела кричать, но мои эмоции вырывались наружу, как лава, сначала медленно, потом они становились все жарче и жарче, когда еще больше гнева вывалилось из меня. ― Джакс потерял мать. Свою единственную мать. Она была моей лучшей подругой, и я обещала ей, что позабочусь о нем и его сестре. ― Я сделала еще один шаг к столу, за которым она все еще стояла, поднимая свою руку, чтобы ткнуть в нее своим указательным пальцем. ― Кто, черт возьми, вы такая, чтобы говорить ему, что я не являюсь частью его семьи? Вы не можете принимать такие решения. Не имеете права заикаться о таких вещах. К счастью, он умный мальчик и знал, что вы не правы, но факт остается фактом: вы не имели никакого права. Никакого права говорить ему подобное.

― Я никогда не подразумевала…

― Нет, я уверена, вы не подразумевали это, но может в следующий раз, когда открываете рот, сначала подумаете о том, что он потерял. Мальчик лишился любви всей своей жизни. Он потерял свою мать. Не пытайтесь отобрать еще больше любви у него. Он должен получить всю любовь, какую только может. И я могу дать ему много любви. Никогда больше не говорите ему, что я не часть его семьи.

― Вы правы. Мне жаль.

Ее тон, полный раскаяния и угрызения совести, застал меня врасплох. Она замолчала, очевидно, ожидая еще больше словесных оскорблений от меня. Но на меня вдруг навалилась усталость.

― Хорошо, ― вздохнула я, подняв пальцы, чтобы потереть свой лоб. ― Я не хотела быть такой стервой.

Съежилась от своих собственных слов. Я была в дошкольном классе и ругалась на учительницу Джакса.

― Не нужно извинений. Правда. Джаксу повезло с вами.

― Хорошо. Можно попросить вас об одолжении?

― Хм-м?

― Пожалуйста, не говорите ему, что тигры не бывают фиолетовыми. Ему всего четыре. Пусть верит в фиолетовых тигров некоторое время. Это никому не причинит вреда.

Она подарила мне грустную, но дружелюбную улыбку и кивнула в знак согласия.

― Ладно, я пойду.

― Хорошего дня, ― в ее голосе сквозили жалость и беспокойство.

― Вам тоже.

Я повернулась и вышла из класса, чтобы обнаружить Джакса там, где его оставила. Он смотрел на меня грустно и с недоумением.

― Эй, приятель, ― сказала я снова опустившись на колени. ― Прости, если ты слышал, как я кричала. Я не хотела. Не должна была. Крик ничего не решает.

Почувствовала себя ужасно; очевидно, я была самым худшим примером для подражания.

― Ты действительно любишь меня так сильно? ― его тихий голос просочился в крошечные щели моего сердца, как вода затопляет двигатель, и этот моторчик просто остановился. Я подняла руку, чтобы приласкать его круглое маленькое личико.

― Милый, я люблю тебя больше, чем могу выразить словами.

― Больше, чем моя мама меня любила?

― Нет, Джакс, ― сказала я со слезами на глазах. ― Никто никогда не будет любить тебя так, как твоя мама. Но я люблю тебя больше, чем ты можешь себе представить.

― Я иногда скучаю по ней.

― Знаю, малыш.

― Но мне нравится, что ты рядом. Ты помогаешь с вещами, которые знают только мамочки.

Мое сердце начало возвращаться к жизни, билось так, будто могло взорваться. Я не мамочка, но почему-то в арсенале появилось несколько секретных вещичек мамочек. Возможно, в конце концов, во мне возродилось материнский инстинкт.

― Мне нравится быть рядом. И я буду рядом, пока ты не скажешь мне уйти, хорошо?

― Хорошо, ― сказал он, всхлипывая и вытирая слезу, которая сбежала вниз по его щеке.

― Твоей сестры не будет дома в течение нескольких часов. Должны ли мы пойти и взять тебе супер-секретное мороженое? ― заговорщицки произнесла я, пытаясь убедить мальчика, что мороженое является достаточной заменой любви его матери, по крайней мере, временно.

― Правда? Я еще не обедал.

― Слушай, иногда в жизни нужно супер-секретное мороженое на обед.

― Могу я взять ассорти?

― Дорогой, ты можешь выбрать любой вид мороженого, который только захочешь.

― Круто! ― воскликнул он, все печали стерлись с его великолепного личика.

― Очень круто. Пошли.

Прежде чем я сделала два шага, он взял меня за руку, и мое сердце снова чуть не остановилось.

Я была измотана. Не физически, а эмоционально. Мне кажется, могла рухнуть на кровать, мгновенно заснуть и, возможно, не просыпаться несколько дней, чтобы восполнить все эмоциональные потрясения Джакса и меня, которые нам пришлось пережить в тот день. Но самое худшее было впереди. Девон будет дома поздно, а нам нужно поговорить.

Я накормила детей обедом, вымыла их, и они ушли наверх в спальню смотреть фильм, который, уверена, они видели не менее тысячи раз. Когда услышала, что дверь рядом с кухней открылась и закрылась, поняла, что Девон пришел домой, и мой пульс резко подскочил. Он вошел в кухню, выглядя таким же измотанным, как и я. Когда он увидел меня, выражение его лица изменилось на удивленное. Я сразу почувствовала себя дерьмом за все то, что произошло за последние двадцать четыре часа.

― Привет, ― сказала я, зная, что должна первая начать общение. ― Как прошел твой день?

― Честно? Полное дерьмо.

― Я сожалею.

Он поставил свой портфель на кухонный стул и запустил руки в волосы, которые были длиннее, чем обычно.

― Это не твоя вина.

― Нет, имею в виду, что сожалею. За все. За вчерашний вечер. За сегодняшнее утро. Прости. Я вышла за рамки и не должна была срываться на тебя.

― Эви, нам нужно поговорить о случившемся.

― Хм, ― отозвалась я, отворачиваясь от него и пытаясь скрыть тот факт, что мне было неудобно.

― Я не хочу об этом говорить. Я в порядке. Я все понимаю. Поняла. Правда. Это нормально.

Когда он начал говорить, то находился прямо за мной.

― Что, если я хочу поговорить об этом?

Я сглотнула, стараясь не следовать своим природным инстинктам убежать.

― Что же ты хочешь сказать?

― Когда я подошел к тебе вчера вечером и обернул свои руки вокруг тебя, я подумал, что ты ― Лив. Не знаю, почему, раньше такого никогда не было, но какая-то часть моего мозга на мгновение забыла, что ее больше нет, и я не мог остановить себя.

― Это нормально, Дев. Она покинула нас не так давно, ты еще исцелишься.

― Да. Ты права. Но когда я понял, что это ты, что именно ты была в моих руках, и я поцеловал тебя… я не жалею, что это была ты.

― Девон… ― прошептала я, не в силах сказать ничего больше.

― Мне было грустно из-за того, что это не Лив, но я не расстроен тем, что это была ты. Имеет ли это смысл?

Существовало так много вещей в мире, которые я хотела бы сделать сейчас вместо того, чтобы разговаривать. В его словах была такая власть: сила спасти меня, способность убить, возможность сделать меня совершенно разбитой и не в состоянии собрать себя назад.

― Потерять ее было худшим, что случалось со мной, самым худшим, что случалось с моими детьми. Но, если и ты уйдешь, я не знаю, что буду делать, Эви. Я не думал, что смогу жить без нее, но как-то живу. Жизнь движется дальше, идет вперед. Хреново без нее, но только в такие моменты как сейчас боль не такая острая. Но если мы потеряем и тебя из-за чего-то настолько глупого, мгновенного и необдуманного, не думаю, что я смогу справиться с этим.