Залив девочек

* * *

Вечером мы сложили матрасы кругом. Зернышко пела песни, пела за мужчин и женщин и делала разные голоса.

– Саайндхаадамма саайндхаадуСааййакиллайе саиндхаду,
Укачаю мою разноцветную птичку,
Укачаю мой сладкий мед,
Укачаю неутомимого тамильца,
Моего павлина, мою кукушку,
Мой сахарный тростник, кипяченое молоко,
Мою лампадку, мою маленькую луну.

Это она спела такую колыбельную, моя мама знала ее, только слова были другие. Где моя мамочка? Мы лежали, над нами кружилось небо, Минакши собирала разломанную мужем посуду, осколки мерцали, как светлячки. Может, мама ищет меня в Канчипураме на фабрике, а фабрику закрыли. Я заплакала и плакала так сильно, что не могла успокоиться. Мне давали игрушечную панду, но ничего не помогало. Панда была грязная из-за того, что Бисеринка с ней играла, облила йогуртом из бутылочки и на шерсть налипли всякие песчинки. Мне было жалко Бисеринку, потому что она останется глупой, никогда не вырастет. Мне было жалко панду из-за того, что она урод. Я не хотела в Бангалор, я не хотела жить здесь, мне надоело всегда куда-то ехать, я хотела к маме.

Девочки сказали: «Зачем ты ревешь? Тебя же удочерили. Нас никто не удочерил».

Потом я уснула, а проснулась из-за того, что я мокрая. Мне стало стыдно, я пошла, чтобы спрятать пеленку в ванную и надеть другую юбку. В этой ванной дверь была тугая, и я не смогла открыть. Я надела старую юбку, и там, где резинка проходит, нашла камешек. Тот, с поля, которое мы просеивали с мамочкой. Я пошла в другую ванную через коридор, где живут Леон и бабушка. Там у них в гостях сидел гухьяк, он очень страшный, у него много богатства. Девочки сказали, что он купил весь наш приют. Он сидел и говорил Леону:

– Вы благородный человек. Я не был таким человеком. Только в это наводнение я начал жить. Впервые с колледжа, нет, со школы, наверное, я ожил.

Я стояла и думала, как бы мне занести мокрую простыню в ванную, простыня воняла.

– На все Божья воля, – сказал Леон и заметил меня. – Лучик, чего ты бродишь по ночам?

Он взял мою пеленку и отнес в ванную, я заметила, что гухьяк сморщился. Мне захотелось подарить Леону камень. И я отдала ему в руку.

– Откуда это у тебя? – спросил он. – Похож на алмаз, хотя, возможно, просто кристалл. Я плохо понимаю в этом. Взгляните.

Он дал камень в лохматые ручки гухьяка. Я не хотела, чтобы гухьяк смотрел на мой камень.

– Да, похоже на желтый необработанный алмаз, – он поднес его к выпученному глазу. – По цене примерно поллакха, а вот если обработать, то потянет на целый лакх. Такие алмазы добывают на границе с Андхра-Прадеш. Я не удивлен, что алмаз у девочки, мне рассказывали, их все еще ищут вручную. Завтра я могу отвезти к ювелиру и узнать точную цену с огранкой и без.

– Давайте вернем его девочке, завтра она уезжает с новыми родителями, – сказал Леон. – Возьми, Лучик, в твоей долгой жизни он еще пригодится. Если хочешь, можешь оставить нам свою тетрадку, мы почитаем.