Порция красивого яда

Она прижимается ко мне, как раньше. — Ты потрясающий. Я не могу поверить, что ты сделал все это.

Я прижимаюсь поцелуем к ее щеке. — Ты это заслужила.

Это так приятно — вот так обнимать ее и снова чувствовать себя так близко к ней. Я так скучал по этому. Она единственная, кто когда-либо вызывал у меня желание заключить в объятия и никогда не выпускать.

Бросив взгляд на часы, я наблюдаю за тем, как тикают секунды, и в тот момент, когда пробило полночь, я отступаю назад, чтобы посмотреть на нее.

— С днем рождения, детка, — говорю я, улыбаясь, когда она загорается от этого ласкового слова. — Я рад, что ты празднуешь его там, где тебе положено.

— Я не хотела бы быть в другом месте, — говорит она, и самое приятное, что я наконец-то ей верю.

Все собираются вокруг, когда мы переходим к бару, и на этот раз Лейкин протягивает мне свое настоящее удостоверение, хотя знает, что оно мне не нужно. Тем не менее, я беру его и восхищаюсь тем, как моя фамилия все еще следует за ее именем. И я собираюсь убедиться, что так оно и останется.

Впервые я протягиваю ей меню напитков, в то время как Кэм передает меню для Мали. Ее глаза двигаются туда-сюда, пока она просматривает его, и я точно знаю, на чем она остановилась, когда она ухмыляется.

— Красивый яд?

Я откидываю голову назад и смеюсь. Это ее собственный напиток — ром с «Малибу», ананасовый сок, клюквенный сок и апельсиновый сок. Это ее фирменный коктейль уже много лет. И когда мы придумывали меню, название показалось нам подходящим. Потому что именно такой она была для меня — красивым ядом. Она течет по моим венам и атакует каждый дюйм моего тела, заставляя меня не думать ни о чем и ни о ком, кроме нее.

Неудивительно, что они шепчутся друг с другом, а потом смотрят на нас с Кэмом, ухмыляясь.

— О Боже, — простонала я. — Боюсь спросить, что вы решили.

Лейкин мило улыбается. — Мы хотим текилы, но я хочу, чтобы моя порция была с тебя.

Господи, мать твою. Мой член уже наполовину твердый от одних только ее слов. Мы с Кэмом смотрим друг на друга, и я понимаю, что мы оба на одной волне.

Никто из нас не собирается отказываться.

Я стягиваю футболку через голову и замечаю, что Лейкин бесстыдно разглядывает меня. Свернув ее, я перекидываю через ее голову и использую для того, чтобы притянуть Лейкин к себе.

— Ты ведь знаешь, что после этого я тебя точно трахну, да?

Она хмыкает, глядя на меня. — Хорошо. Я на это рассчитываю. А теперь ложись на стойку.

Я делаю, как она говорит, и ложусь на одну сторону барной стойки, а Кэм ложится на другую. Каждая из них вылизывает полоску по бокам наших шей, а затем насыпают на нее немного соли. Лейкин осторожно кладет лайм между моих губ, а Оуэн подходит и протягивает мне бутылку текилы. Она холодная, когда я наливаю ее себе в пупок, но вскоре Кэм тоже приступает к делу. И в то же мгновение они начинают.

Ощущение, когда Лейкин высасывает текилу из моего живота, а потом слизывает соль с моей шеи, — самое горячее, блядь, ощущение. А когда она берет ртом у меня лайм, я ревную ее к гребаному фрукту.

Как только она выплевывает его, я снова притягиваю ее к себе и накрываю ее рот своим. Ее язык переплетается с моим, и я ощущаю вкус текилы. Это чертовски опьяняет, и я не могу дождаться того, что сделаю с ней потом.

— Ты такая дразнилка, — пробормотал я ей в губы.

Она отстраняется и подмигивает мне. — Тебе это нравится.

— Еще как нравится.

Лейкин выглядит так, словно она кайфует от жизни, она отступает назад и обнимает Мали, радуясь тому, что им обоим наконец-то исполнился двадцать один год. Я могу только представить, как пройдет остаток лета. Тем более, что у меня снова есть моя девушка. Лучше и быть не может.

Но когда я сижу и смотрю на барную стойку, то понимаю, что все может быть еще хуже. Потому что там, не далее, чем в двадцати шагах от меня, стоит девушка, одетая в знакомую рубашку с совершенно ужасающим пятном на ней.

У меня сдавливает грудь, и кажется, что дышать становится все труднее.

— Лейкин, — говорю я, не отрывая взгляда от девушки.

Она поворачивается ко мне, смущенная моим тоном. — Что?

Я притягиваю ее ближе, чтобы говорить прямо в ухо. — Разве это не та рубашка, которая была на тебе в ночь смерти Монти?

Ее глаза расширяются, и она резко оборачивается. Могу сказать, что в тот самый момент, когда она увидела ее, все ее тело напряглось. От нее исходит страх, когда мы начинаем понимать, что это дерьмо еще не закончилось.

— О Боже!

24

Является ли преступлением против двадцать первого дня рождения то, что тебя вырвало от первой законной рюмки? Потому что, глядя на рубашку, которая была на мне в ночь смерти Монти, ту самую, которую я сняла, чтобы попытаться остановить кровотечение, я чувствую, что могу. И это очень обидно, потому что выпить с тела горячего бармена — это просто охренительно.

— Не может быть, — шипит Мали. — Это должно быть какое-то дерьмовое совпадение.

Это вряд ли возможно. Это точно такая же рубашка, с пятнами крови и всем остальным. Все это время я думала, что Хейс избавился от нее, когда убирал все остальное. Но, к моему ужасу, я ошибалась.

— Нет, — говорю я, качая головой. — Это точно моя рубашка.

До той ночи она была одной из моих любимых. Я узнала бы ее где угодно. Я подумывала купить новую, но после этого она, понятное дело, была для меня испорчена, так что я решила не делать этого.

— Невероятно, — хмыкнула Мали. — Нет. Мы не будем этого делать. Они не испортят нам день рождения.

Она права. Достаточно того, что они испортили день рождения Хейса. Но когда она начинает набрасываться на девушку, я думаю, что три дня, которые она провела без выпивки, могли сделать текилу слишком крепкой.

— Ты, — требует она. — Дай мне поговорить с тобой минутку.

Девушка выглядит искренне смущенной, оглядывается по сторонам, пытаясь понять, действительно ли Мали обращается к ней, но затем соглашается. Мали ведет ее в заднюю комнату, и я тяжело вздыхаю, когда Хейс, Кэм и я следуем за ней.

— Где ты взяла эту рубашку? — спрашивает Мали.

Она опускает взгляд на свою рубашку, а затем снова на Мала. — Кто-то дал мне ее. Они поспорили на двести долларов, что я не надену ее сегодня вечером. Я же показала им, не так ли?

Моя лучшая подруга притворяется, что смеется, но потом становится серьезной. — Мне нужно, чтобы ты отдала ее мне.

— Что?

— Я серьезно. — Она жестом показывает на рубашку. — Отдай ее мне.

Ее глаза увеличиваются вдвое, когда она обращается за помощью к остальным. — Но у меня под ней нет ничего, кроме лифчика.

Мали закатывает глаза и, схватившись за низ рубашки, поднимает ее над головой. — Вот. Можешь взять мою, но ты должна отдать мне эту.

Для нее это беспроигрышный вариант. Ей не нужно ходить в рубашке, которая выглядит так, будто ее забрали с места преступления, что, к сожалению, именно так и есть. Мы с Мали проводили парней взглядом, и они обернулись, увидев, что девушка снимает рубашку.

— Это очень мило! — взволнованно говорит она. — Спасибо!

— Ты могла бы отблагодарить нас, сказав, кто надоумил тебя надеть это сюда, — говорю я ей.

Но, к сожалению, она поджимает губы и качает головой. — Я их не знала. Мы с друзьями играли в экстремальную игру «правда или действие» в приложении. Любой человек может загадать тебе что угодно. Рубашка была доставлена мне на дом.

Сукин сын.

Хейс нахмурил брови. — Сколько тебе лет?

Улыбка сползает с ее лица, как будто она знает, что ее поймали. — Семнадцать.

Он кивает Кэму, который кладет руку ей на плечо. — Извини, малышка. Мне придется проводить тебя отсюда.

— Блин, надо было соврать, — хнычет она. — Моя мама была не права. Честность — не лучшая политика.

Когда Кэм снова закрывает за собой дверь, я поворачиваюсь к Мали.

— Это было мило и все такое, но что ты собираешься делать теперь? — спрашиваю я ее.

Она пожимает плечами. — Что ты имеешь в виду? Я просто выйду туда в лифчике.

Мы с Хейсом фыркнули в унисон. — Ты пытаешься добиться того, чтобы Кэму вернули условный срок? Стоит одному парню моргнуть в твою сторону, и он тут же перейдет в режим бойфренда-собственника. Он хуже Хейса.

— Сомневаюсь, но я тебя понял, — пробормотал он.

Мы с Мали оглядываем комнату в поисках какой-либо одежды, но ее нет. Только ящики с пивом, мусорные пакеты и бумажные полотенца, которые могли бы подойти, если бы это была вечеринка в стиле «Все, что угодно, только не одежда», но это не так.

У меня нет другого решения, кроме одного.

— Вот. — Я снимаю свою собственную футболку и бросаю ей. — Надень это.

Хейс поднимает брови. — А что конкретно ты собираешься надеть?

Я пожимаю плечами. — Я просто подожду здесь, пока все не уйдут, наверное.

Я же не настолько наивна, чтобы поверить, что он позволит мне выйти в лифчике. Он бы скорее позволил девушке оставить себе эту мерзкую рубашку, чтобы мы все снова были одеты.

Хейс закатывает глаза, тянется за голову и стягивает с себя футболку. Поправив ее так, чтобы взять за воротник, он надевает ее мне на голову и натягивает на меня. Это настолько властный ход, что он помогает мне почувствовать себя немного менее испуганной из-за того, что мы снова живем в нашем личном аду.

— Тебе просто нравится, когда девушки глазеют на тебя, потому что ты без рубашки, — шучу я.

Он усмехается. — Ты меня подловила. Это именно то, чего я хотел. Я просто воспользовался случаем.

Дверь снова открывается, и Кэм заходит внутрь, но останавливается и оглядывается по сторонам в замешательстве. — Какого хрена ты здесь делаешь?

— Спасаю тебя от тюрьмы, приятель, — говорит Хейс.

Он выглядит озадаченным, пока я не объясняю. — Мали собиралась вернуться на вечеринку в лифчике.

На секунду поперхнувшись воздухом, он поворачивается к Мали, но она смотрит куда угодно, лишь бы не смотреть на него. — Ребята, а вы знаете, что в том углу паутина?

Кэм вздыхает, ущипнув себя за переносицу. — Я не мог увлечься никем другим. Это должна была быть только она.

Мы все смеемся, чувствуя, что настроение немного улучшилось, пока все наши телефоны не зазвонили одновременно. Никто из нас не шевелится. Мне кажется, мы даже не дышим. Но мы уже пробовали игнорировать их. Это только привело их в еще большее отчаяние.

Этот пожар подпитывается бесконечным запасом бензина. Если мы не справимся с ним, он будет гореть вечно.

Сделав глубокий вдох, я достаю из кармана телефон и читаю сообщение.

Ты такой милый, что думал, будто избавился от меня. Бедный Айзек. Он просто оказался не в том месте и не в то время. Он был бы идеальным козлом отпущения, но я еще не закончил с вами.

Ладно, теперь меня действительно может стошнить от моей единственной порции алкоголя на вечеринке, будь я проклята.

Это должно было закончиться. Мы разобрались с этим. Были даже улики, связывающие его с Айзеком, но, поразмыслив, мы поняли, что все это могло быть связано с чем-то другим. Может быть, неудачное совпадение, или его могли подставить. Я просто рада, что Хейс не убил его, потому что это привело бы к совершенно другому уровню ненависти к себе. Что касается того, что он получил, то я не могу сказать, что он этого не заслужил. Айзек не был невиновен.