Греховная страсть

* * *

В 1891 году, за пять дней до Рождества, застрелился мэр. Он выстрелил себе в голову из пистолета мадам, который она хранила в своем столе. Мы все слышали выстрел, но думали, что это кто-то охотится. И думали так до тех пор, пока мадам Сью не пришла и не сказала:

— Месье мэр покончил с собой, — тихо сказала она, — мне нужна помощь.

Он не оставил даже записки, только недопитую бутылку ликера на столе у мадам Сью. Я уже ничем не могла ему помочь, как, впрочем, и все остальные, и мне думалось, что он застрелился потому, что не мог вынести столь долгой разлуки с мадам. Его кровью был забрызган и ковер на полу, и книжные шкафы, и все, куда только падал взгляд. Как мы ни пытались придать всему первоначальный вид, кровавые пятна мы оттереть не смогли.

Казалось, его похороны происходили в самый грустный на свете день. Почти вся деревня пришла проводить его в последний путь, даже те люди, с которыми он был не очень дружен, и те, которые сами были не очень общительны.

Приехала и мадам, ее вызвали телеграммой. Она была одета во все черное, и казалось, сама почернела от горя. Жозеф, Жерар и месье Вердье несли гроб, они же опускали его в землю. Каждый из нас бросил горсть земли, народу было так много, что гроб оказался весь покрыт землей. Слезы текли рекой. В деревне все любили мэра.

После всех официальных процедур часть людей пошли в замок, чтобы помянуть мэра. Мадам Сью приготовила стол. За едой перешептывались и обсуждали, что мэр, возможно, застрелился не из-за того, что мадам так долго не было с ним рядом, а из-за того, что сошел с ума, совсем как его предки Вертело. У них у всех была предрасположенность к психическим расстройствам. Так утверждали многие. Другие же во всем винили мадам Лапорт. Дескать, нельзя оставлять мужа так надолго, особенно когда не знаешь, чего от него можно ожидать. Мне неприятно было все это слушать. Я еще не понимала, как сама отношусь ко всему этому, но мне было жалко мадам.

На следующий день после похорон наступило Рождество. В канун Рождества мы вместе с мамой сходили в замок. Мы отнесли ржаной и пшеничный пудинг. Мадам Лапорт открыла дверь в яркой ночной сорочке. Волосы были распущены по плечам.

— Простите меня за такой вид, — прошептала она, — я себя неважно чувствую. Она красиво приняла пудинг из наших рук, а потом исчезла в темноте дома.

— Мы надеемся, вы присоединитесь к нам поужинать этим вечером, мадам, если у вас нет других планов.

— Спасибо, — прошептала она откуда-то из темноты.

Она не появилась ни этим вечером, никаким другим, хотя мы долгое время готовили ужин на большее количество человек, задерживали начало трапезы более чем на час. Через несколько дней я решила все же сходить ее проведать. Постучала раз, два, никто не ответил, и, когда я уже повернулась, чтобы уйти, дверь открылась. Мадам стояла на дороге в ночном одеянии.

Она была похожа на призрак. Я не была уверена, что не побеспокоила ее. Глаза ее были заплаканными и ввалились. Волосы были растрепанными, выглядела она ужасно. В темноте она вообще не была похожа на себя. Она смутилась при виде меня, но все-таки пригласила войти.

— Приятно увидеть тебя, — сказала она.

— Вы больны? — спросил я.

Она не ответила, провела меня в комнату, пригласила сесть и села напротив, держа меня за руку, а вторую руку положив себе на колени. Я откинулась на спинку кресла.

— Ты подумала, что я сошла с ума?

На самом деле я так и думала. Я и сама была очень поражена смертью мэра и не могла поверить в то, что его уже нет среди нас.

— Мари, с тобой все в порядке? Вроде выглядишь неплохо, — прервал мои размышления ее голос.

— Спасибо, хорошо.

— А твоя семья? Теперь я знаю, вы живете в домике священника, я правильно понимаю?

— Да. У нас все хорошо. Мой папа был болен, но теперь он поправился. Мишель и Жозеф вернулись домой, у них есть ребенок.

— Да, я знаю. Это прекрасно. А господин священник?

— Спасибо, хорошо.

Мы не знали, о чем дальше говорить. Хотя мне очень хотелось спросить мадам о многом, но я не знала, с чего начать. Теперь я четко понимала, что совсем ее не знаю. Я хотела спросить ее, почему она так долго отсутствовала, но боялась, что она солжет мне так же, как много лет назад.

Но на какой-то миг мне показалось, что теперь она изменилась, и я решила попытаться. Может быть, она скажет мне хоть что-нибудь.

— Филипп любил меня больше, чем показывал, — стыдливо сказала она. — Я об этом не знала.

— Вы не знали?

Она посмотрела на меня, в глазах мелькнула злость.

— Брак не всегда бывает безоблачным, Мари, — сказала она. — Не все так просто, но я не знаю, почему он так поступил, повода у него не было. — Глаза ее наполнились слезами. — Он казался таким счастливым последнее время, я и не могла предположить, что такое может произойти.

— Все это время он сильно пил, — сказала я.

Она кивнула и отвернулась от меня. Некоторое время мы сидели молча.

— Когда-то я любила его, — сказала она. — Никто никогда не слышал от Филиппа плохого слова. В моей семье его особенно любил отец.

Я кивнула, это была правда.

— Он прислал мне письмо, — сказала она. — Он писал, что я похожа на звезду, далекую и блестящую. Это было все, о чем говорилось в письме, только две строчки. Я рассмеялась тогда, получив это, и не придала значения письму. Подумала, что это просто любовная записка.

— Я думаю, это так и было.

— Да, это была любовная записка, — сказала она, и ее глаза остановились на мне, но смотрели словно сквозь меня.

— Почему вы мне сказали, что он ваш двоюродный брат? — спросила я.

Глаза ее оживились.

— Это был просто импульс, Мари, прости меня.

— Это не был импульс. Вы сознательно обманули меня.

Она медленно кивнула.

— Месье Лапорт рассказал мне все, — закончила я. — Наверное, я единственная в деревне, кто знает об этом. И думаю, напрасно вы соврали мне.

Она грустно усмехнулась.

— Ты права, а я не права, мне не надо было врать, — сказала она.

Я ждала.

— Это был мой протест. Пожалуй, сейчас я готова тебе все объяснить.

— Тогда я могу предположить, что вы обманули меня и в том, что касается смерти вашего о отца, — вызывающе спросила я.

Она так странно посмотрела на меня, что я моментально устыдилась своих слов.

— Нет, — сказала она. — Это правда. Он умер незадолго до того, как я переехала сюда и купила этот замок.

— Извините, — сказала я.

— Все в порядке. Теперь ты знаешь правду.

— Так почему бы вам не рассказать мне всю правду наконец.

— Сначала мне необходимо узнать о камне, Мари. Где на самом деле ты его нашла?

Я вежливо ответила ей на все вопросы, ничего не утаив.

— Здесь, в церкви, — сказала я.

Она кивнула, как если бы ожидала от меня такого ответа.

— Он все еще здесь? — спросила она.

— Да, — сказала я. — Он за церковью, но, к сожалению, рисунка на нем больше нет: господин священник стер рисунок и зацементировал камень в пол.

Она помолчала некоторое время, а потом спросила:

— Расскажи мне, как ты его нашла.

Я рассказала ей все: как нашла флакон, как достала оттуда рисунок, про то, как приезжал австриец, и про всех сумасшедших, про книгу видений и про могилу.

— Вы так и не нашли эту книгу? — спросила она, когда я закончила.

— Я нет, возможно, господин священник, хотя я не уверена, но точно знаю, что он нашел могилу.

— И что он с ней сделал?

— Я не знаю, — сказала я.

— Как ты думаешь, Мари, у нас есть сейчас время пойти и взглянуть на тот самый камень?

Было около одиннадцати часов, но мы отправились к церкви.

Она пыталась перевернуть камень, она так трудилась, что у нее даже покраснели щеки. Я пыталась ей помочь, но наших сил на это так и не хватило. В итоге мадам села и сказала:

— Послушай, Мари, я расскажу тебе одну историю.

— Какую историю? — поинтересовалась я.

— Я хотела поговорить с тобой об этом камне. Я заинтересовалась этим рисунком сразу, как только ты его мне показала. Этот рисунок времен короля Дагоберта Второго. Сейчас его почитают как святого, покровителя украденных детей. — Мадам глубоко вздохнула, затем поднялась, отряхивая с юбки землю. — Могу я продолжать? — спросила она меня.

Я кивнула, поднялась и последовала за ней. Мадам поведала мне длинную историю о своей родственнице леди Жанны Катарины Вертело, умершей в 1781 году. Вероятно, это была та самая женщина, о которой ранее рассказывал мне мэр. Женщина, которая сошла с ума из-за смерти своего сына.

— Она была моей родственницей. Она была пратетей моего отца. Я никогда ее не знала.

Как я поняла, мадам приехала сюда не просто для того, чтобы купить замок, а для того, чтобы найти ответы на многие свои вопросы после смерти отца. Когда она была подростком и начала интересоваться историей семьи и особенно ветвью Кристиана, ее отец рассказал ей трагическую историю о его бездетной пратете Жанне Катарине Вертело, которая жила в замке.

Она очень интересовалась книгами, читала много библейской литературы, и, когда она поверила в Бога, Бог дал ей сына, которого сам же потом и отнял. Она стала представлять себя Марией Магдалиной, ощущала себя невестой Христовой, ей стали сниться сны и приходить разные видения. Позже она начала записывать их в книгу. Каждый, кто читал эту книгу, потом умирал. Своего сына она похоронила в не известном никому месте, но по преданиям именно там она и оставила такой рисунок.

Мадам закончила. Я спросила ее:

— Как вы думаете, что в этой могиле? Можем ли мы найти там книгу?

Мадам кивнула:

— А почему нет? Я больше чем уверена, что мы можем там найти могилу Жанны Катарины и ее сына, и книгу, которую она написала после того, как сошла с ума.

Потом я быстро сказала мадам, что нам пора идти, потому что наступало время господину священнику готовиться к мессе. Мы встали и пошли. Мадам заговорила о мэре.

— Мой брак не был счастливым, Мари. Филипп очень хотел детей, а я была слишком напугана и боялась участи Жанны Катарины. Да, я боялась, что мой ребенок погибнет, а я сойду с ума, поэтому я перечитала все книги, которые были у меня в библиотеке. Сказать по правде, это были даже не мои книги, а книги Жанны Катарины. Каким же счастьем было для меня повстречаться с тобой. Мне было интересно говорить с тобой, общаться с тобой, у тебя всегда было на все свое мнение, и ты очень искренна, Мари.

— Мне тоже, — сказала я. — Я тоже была рада.

— Правда, когда ты пришла в первый раз, я очень испугалась, а потом уже не могла представить себе дни без твоих посещений. Ну, потом мне пришлось уехать в Париж.

— Да, вы сказали, что вам нужно ухаживать за больной тетей.

— Ах, прости меня, Мари, тетя умерла много лет назад.

— Дорогая мадам, — сказала я сквозь слезы, — я доставила вам столько боли, простите меня.

— Ну ты же не знала, Мари, я тебя не виню. А потом еще и Филипп. Сколько ошибок я наделала, — сказала мадам расстроенно. — Мне придется снова уехать в Париж, не хочу, чтобы меня видели. — Какое-то время мы шли молча. Потом мадам сказала: — Перед отъездом я хочу сделать тебе подарок. Все книги, которые есть в моей библиотеке, они твои, Мари. Ты заслужила их.

— Но я не могу принять такой дорогой подарок, и мне негде их хранить. Мадам ответила: