Мо сян

Монахи выстроились вокруг постамента и, склонив головы, затянули какую-то скорбную литанию. Один из них протянул руку и без каких-либо усилий снял с головы куклы сидевшую когда-то намертво фарфоровую масочку, которая – глазки-вишенки, губки-бантиком, щечки-румянцем. Под ней оказалось совсем другое «лицо». Сгнившие рваные стебли топорщились, перемежаясь в хаотичном порядке с торчащими вразнобой мелкими зубами и мертвыми, высохшими, ввалившимися и косящими в разные стороны глазами. Только сейчас Алла по-настоящему прочувствовала, что Мо Сян действительно была живой. Еще недавно. На свой лад.

Приглушенные всхлипывания рядом говорили, что и Ольга осознала то же. Мо Сян не была куклой. Это было чье-то дитя, а они… его убили. Варварски, потребительски и жестоко. Но почему же - «они»?! Алла глянула на плачущую рядом подругу. Если бы не Вагина, Мо Сян по-прежнему спокойно сидела бы на ее, Аллиной, полке в окружении Ремарка и Паланика … Здоровая и живая. И Вадим бы… Она покосилась в его сторону и… с удивлением обнаружила, что тот, привалившись к резной деревянной колонне, втихомолку переписывается с кем-то в смартфоне. Неслыханная невоспитанность перед лицом смерти!

Но следующей мыслью стало: «А с кем вообще и о чем мог Вадим переписываться?!». С трудом она перевела взгляд обратно - на мелькающий за монашескими спинами постамент, где возлежало их проклятие, но до конца службы так и не смогла выбросить эти вопросы из головы.

Потом их увели в монастырь, накормили и распределили по крошечным кельям. Их убогое убранство состояло лишь их из грубой постели и умывальника. Да, еще в небольшой нише в стене стояла маленькая статуя Будды. В коридоре зазвучали голоса – Вадим о чем-то переговаривался с китайцами. За стенкой всхлипывала и сморкалась подруга.

Алла подошла к маленькому незастекленному окошечку, выходящему на поле. Пейзаж тут же снова завладел ей, погружая в глубокий транс. В лицо дул душистый, теплый ветерок, слышалось журчание воды, шепот рисовых кустов, пение ночных птиц, звук ворота колодца где-то во дворе. Лунный свет заливал нежной желтизной безмятежную долину. Душа так и просилась из тесной кельи прочь – на простор! Раздеться донага, лечь на спину в прохладу журчащей воды, и чтобы темные и тихие в этот поздний час гроздья риса пели ей колыбельную.

Ее грезы прервало едва различимое постукивание. Она с трудом оторвалась от окна, высунулась в коридор и увидела Вадима, прижимающего палец к губам. Он многозначительно покосился на соседнюю келью и кивнул в сторону, призывая следовать за собой. На цыпочках они добрались до ворот и вышли на широкие деревянные ступени.

- Завтра ближе к обеду, - прошептал Вадим, - Им нужно время, чтобы увести народ с полей.

- Что?.. Там кто-то есть? – изумилась Алла.

- Кто-то ведь обрабатывает поля...

- Я думала…, - Алла умолкла.

- Не важно, что ты там думала. Расскажешь потом. Утром после завтрака этот их верховный жрец даст нам инструкции. Но ты ведь понимаешь, что… переводить я буду только для твоей дурищи. Поэтому сейчас я выпытал у одного монаха все… кхм… подробности. Мне кажется, они догадались, что у нас тут нечисто… Впрочем, он сказал, что никто в наши дела лезть не собирается. С момента, как они закроются в своем храме, и до того, как… все закончится, мы будем предоставлены сами себе. Ритуал незамысловатый. Тот, кто идет на обмен, должен вместе с куклой переступить границу и ждать Мать… Ты помнишь ту насыпь?

Вадим жестко поглядел на нее и, внезапно положив теплые ладони ей на плечи, склонился, как для поцелуя, и еще больше убавил голос:

- Все, что нам нужно - это вытолкнуть несчастную идиотку за насыпь. Понимаешь, как все элементарно? Сунуть в руки твоей олигофренке куклу, а потом дать ей пинка. И все! В машину, по газам и… свободны!

Алла во все глаза глядела на его полные, интимно шепчущие губы, на светлые глаза, которые при свете луны казались совсем белыми, и все внутри ее тряслось и сжималось то ли от ужаса, то ли от вожделения.

- Ей…, - она сглотнула, - он не сказал, что будет, когда…? Чего нам ждать? Будет ли ей… больно? Будет ли она… кричать?

Вадим убрал руки и отстранился.

- Нет, не говорил. А я не спрашивал, - он пожал плечами, - это разве имеет значение? Завтра держись поближе ко мне, и жди моего сигнала. А теперь пойдем спать.

Алла обхватила себя и всмотрелась в его непроницаемое лицо, пытаясь найти в нем хоть крупицу тепла.

- Что же будет дальше? – улыбнулась она жалкой, просящей улыбкой.

Вадим молчал.

- Ты ведь… не исчезнешь просто так? Ты ведь… возьмешь меня с собой?

Губы на его лице дернулись, ноздри затрепетали. Алла вся сжалась, решив, что он готов расхохотаться. Но Вадим несколько секунд пребывал в раздумье, потом очень мягко и осторожно произнес:

- Думаю, нам действительно стоит держаться вместе. Хотя бы первое время, пока все не устаканится. А там… как знать. Не будем загадывать слишком наперед.