Мифы Ктулху

Я издал изумленный, недоверчивый возглас.

Гола еще раз подчеркнул, что сказал правду. Всякий раз человеческие следы цепочкой уходили прочь от места кровавой расправы.

— Тогда почему туземцы не сказали хозяину, чтобы он выследил преступника? — недоверчиво спросил я.

Гола понимающе посмотрел на меня и прошептал, подавшись вперед:

— Следы оставил человек в господских ботинках!

Даже если предположить, что Гола солгал, я почувствовал трепет необъяснимого ужаса. Кто же, по мнению туземцев, совершал эти страшные убийства?

И слуга ответил мне прямо:

— Дон Винсенте!

Голова у меня так и пошла кругом. Как же все это увязать? Кто на самом деле убил фон Шиллера и чуть не прикончил Марситу? Кто бы ни проник к ней, он явно хотел попросту расправиться с ней, а вовсе не надругаться над девушкой, как мы все поначалу решили.

Почему де Монтур предупредил нас? Очевидно, он знал о преступлении еще больше, потому что в конце концов ему удалось доказать нам, что Дезмарт невиновен.

Я вообще ничего больше не понимал.

Несмотря на попытки предотвратить утечку страшных подробностей, весть о резне распространилась среди туземцев. Они сделались беспокойными и нервными, и трижды в тот день дон Винсенте бил черных плетьми за отлынивание от положенных работ. В замке воцарилась тягостная атмосфера. Я подумывал пойти к дону Винсенте и рассказать ему о том, что поведал мне Гола, но решил еще немного повременить с этим.

Женщины в тот день оставались в своих комнатах, мужчины ходили беспокойные и угрюмые. Дон Винсенте объявил, что выставил двойную охрану и отправил отдельный контингент патрулировать коридоры замка. Я цинично подумал, что, если подозрения Голы подтвердятся, охрана не окажет большой помощи.

Я не из тех, господа, кто проявляет терпение в таких ситуациях. Я тогда был молод и горяч. Когда мы сидели за вечерней трапезой, я грянул о стол пустым бокалом и гордо всем объявил, что не испытываю страха ни перед кем, будь то даже не человек, а кровожадный зверь или сам сатана — посему ночью буду спать с раскрытой настежь дверью. Оповестив всех о моем намерении, я демонстративно удалился в свои покои, зло грохоча сапогами.

Снова, как и в первую ночь, пришел де Монтур. Лицо его было совсем как у человека, заглянувшего в самые зияющие врата ада.

— Я пришел, — сказал он, — чтобы просить вас — нет, месье, умолять вас! — пересмотреть ваше опрометчивое решение.

Я нетерпеливо покачал головой.

— Вы настроены решительно, так? Тогда я прошу вас сделать для меня кое-что еще. Когда я войду в свою комнату, я попрошу вас запереть дверь ко мне снаружи.

Я сделал то, о чем он меня просил, а затем вернулся к себе. Дав поручение Голе начистить и наточить кинжал и рапиру, я, твердо решив не ложиться спать, засел в большом кресле посреди полной темноты. Лязг точильни, над которой сгорбился мой новый слуга, помогал отогнать дремоту. Я долго раздумывал о странной просьбе де Монтура — он показался очень измученным и нервным, и в его глазах угадывались тени ужасающих тайн, доступных лишь ему одному. К тому же… де Монтур определенно не казался мне злонамеренным типом.

Вдруг мне пришла в голову мысль сходить к нему и выяснить, что он знает.

Вояж по темным коридорам дался мне нелегко, но я превозмог природный страх темноты и вскорости добрался до дверей в покои де Монтура. Оказавшись на месте, я позвал его, но никто не откликнулся. Протянутой рукой я нащупал клинья расщепленного дерева там, где должна быть монолитная дверь. Достав кремень, я высек искру — и начавший тлеть трут помог мне разглядеть: прочный засов был сорван, а тяжелая деревянная панель, совершенно разбитая, еле держалась на остатках петель.

И, очевидно, выломать ее пытались… изнутри!

Как и стоило ожидать, в комнате никого не оказалось.

Руководствуясь инстинктом, я быстро, но бесшумно — без обуви мои шаги были очень легкими — поспешил обратно в свою комнату. Подойдя к двери, я заметил, что в темноте передо мной что-то движется. Что-то ползло из бокового коридора, подкрадываясь все ближе и ближе.

В приступе паники я метнулся вперед и, никуда конкретно не метя, своим клинком стал полосовать темноту. Мой стиснутый до боли кулак ударился о чью-то голову, а потом чье-то тело шумно осело на пол. Еще одну искру высек я из огнива — оказалось, у моих ног в глубоком беспамятстве лежал человек… и это был сам де Монтур.

Я запалил настенный факел как раз к тому моменту, как он открыл глаза и встал предо мной на нетвердых ногах.

— Вы! — воскликнул я, сам едва понимая, что говорю. — Так это вы!..

Он лишь кивнул.

— Вы убили фон Шиллера?

— Увы… это был я.

Я отпрянул назад; от страха едва получалось дышать.

— Послушайте… — Он поднял руку. — Возьмите свою рапиру и пронзите мне сердце. Я уверен, никто не станет наказывать вас за это.

— Ну нет, я так не могу!

— Тогда вам следует сейчас действовать очень быстро. Вернитесь в свою комнату, как можно крепче заприте дверь. Поторопитесь! Он вернется!

— Кто это — он? — Я протянул ему руку. — Если он опасен, то и вам необходимо пойти со мной. Я не могу подвергать вас…

— Ни в коем случае! — де Монтур находился в полном отчаянии; мою руку он оттолкнул. — Поторопитесь! Мне удалось на время сбросить его, но он вот-вот вернется вновь. — Тихим шепотом, полным неподдельного ужаса, де Монтур добавил: — Да он ведь… он ведь вылезет прямо сейчас!

И тут на меня взаправду нахлынуло предчувствие чего-то потустороннего, чуждого людской природе — совершенно инакового, насылающего дикий, панический страх.

Де Монтур стоял передо мной на негнущихся ногах, с отведенными назад руками и сжатыми кулаками. Под его кожей проступили сильно напряженные мышцы, глаза вдруг расширились и зрачки стали ýже, а на лбу выступили жилы, как при больших физических нагрузках.

Оглянувшись, я, к своему ужасу, понял, что бесформенное, безымянное нечто, словно бы из ниоткуда возникшее, приняло смутную форму! Тенью оно двигалось к де Монтуру — и, когда их уже ничто не разделяло, слилось с ним, стало единым целым с этим мужчиной!

Де Монтур пошатнулся и сделал глубокий вдох. Затем он повернулся ко мне — о, молю Бога, чтобы мне больше никогда не пришлось смотреть в такую рожу, как эта!

Отвратительный, насквозь звериный лик предстал моим глазам. Его очи полыхали угрюмой решимостью, в пасти сверкали — нет, не человеческие зубы: заостренные клыки хищного животного!

Молча это существо — я просто не могу называть его человеком — подкралось ко мне. Его плавные движения напомнили мне волчьи. От страха у меня перехватило дыхание. В тот момент, когда зверь бросился на меня, я отпрыгнул назад, к проему двери, и захлопнул ее, закрыв на замок. Всем весом своего тела я налег на преграду, в то время как ужасное существо снова и снова с рычанием кидалось на нее.

Наконец натиск ослаб, и я услышал, как чудовище осторожно двинулось по коридору прочь. Слабый и измученный, я сел, подождал и прислушался. Через открытое окно дул легкий ветерок, а вместе с ним приходили и все ароматы Африки — и восхитительно пряные, и отвратительные. Со стороны туземной деревни доносилась музыка барабанов. Чуть выше по реке, глубже в чаще, ей отвечали другие барабаны. Вдруг джунгли огласил долгий, высокий вой волка. Он звучал ужасно неуместно здесь и поверг мою душу в смятение.

На рассвете до смерти перепуганные жители деревни рассказали о молодом туземце, которого ночной нападавший чуть не разорвал на куски. Бедняге удалось спастись только благодаря слепой удаче. Я немедленно отправился на розыски де Монтура.

По дороге к нему я встретил дона Винсенте. Он был расстроен и полон гнева.

— В замке творится какая-то дьявольщина последнее время, — пожаловался он. — Этой ночью — я больше никому об этом не рассказывал! — кто-то подскочил сзади к одному из охранников, сорвал с его плеч кирасу и согнал со сторожевой башни. Кроме того, вчера кто-то запер де Монтура в его комнате — ему пришлось выломать дверь, чтобы выйти. — Дон побрел дальше, бормоча что-то себе под нос, а я продолжил свой путь вниз по лестнице, более растерянный, чем когда-либо.

Де Монтур сидел на табурете и смотрел в окно. Он выглядел неописуемо измученным. Его длинные волосы были растрепаны, одежда помята. Меня пронзила дрожь, едва я узрел его обломанные ногти и выцветшие темно-красные пятна на коже рук.

Он поднял глаза и жестом предложил мне сесть. Я вгляделся в его мученическое лицо, но никаких следов того кошмара, что предстал передо мной ночью, не отметил.

После минутного молчания он заговорил:

— Я расскажу вам свою странную историю. Никогда раньше она не облекалась в слова, и вы — первый, кто ее услышит. Впрочем, я не надеюсь, что вы поверите хоть слову, — думаю, все будет ровно наоборот. Много лет назад военная миссия привела меня на север Франции. Я был предоставлен самому себе, мне пришлось пробираться через Вильферский лес, кишащий разбойниками. Но в ту роковую ночь меня настигли не они, а бесчеловечное, ужасающее отродье — оборотень. Мы схватились с ним в свете полуночной луны, и в конце концов я убил его. Но вот проблема: если оборотень будет убит в человеческом облике, его дух будет преследовать убийцу до скончания веков. Однако если он умрет в облике волка, ад поглотит его. Настоящий оборотень — это не человек, способный принять облик волка, а волк, принимающий облик человека! Послушайте меня внимательно, мой друг, ибо теперь я открою вам свои тайные, черные знания, полученные через бесчисленные ужасные деяния в мрачных тенях полуночных лесов, по которым бродят разнообразные звери и полузвери.

В самую раннюю пору наш мир был странным, нестабильным. По первобытным лесам бродили гротескные твари. Изгнанные из других миров бесчисленные демоны и фурии поселились в этой новой, более молодой юдоли. Долгое время среди них царили раздоры, и в конце концов, растратив и истерзав собственные исконные формы, эти силы принялись занимать те пустые оболочки, что природа юного мира предоставила им: зверей, птиц… людей — в числе прочих. Битва возобновилась с новой силой — долгая, яростная. Человек в ней победил — сверг всех могучих драконов и попрал самое безжалостное зверье. Соломон, который был мудрее, чем кто-либо прежде него, повел людей в последнюю великую битву и благодаря своей мудрости сумел победить врагов, взять их в плен и даже приручить. Но не всех, далеко не всех. Те же волки носят в себе демонов с тех самых доисторических пор. С течением времени волк и демон слились воедино. Демон больше не мог по своему желанию покидать тело волка. Во многих случаях дикость волка побеждала изощренность демона и порабощала его, так что волк снова становился лишь зверем — свирепым, хитрым, но всего лишь зверем. Но оборотней много и по сей день, они обучились хитростям. Когда восходит полная луна, они могут принять людское обличье — полное или частичное. Стоит ночному светилу на убыль пойти — натура бесхитростного зверя берет верх над злобной силой: оборотень вновь превращается в обычного волка. И если эту двуединую тварь убить, когда она в обличье человека, то демон получит свободу преследовать того, кто лишил его привязки к звериному телу, на протяжении долгих веков.