Юность дедов наших

Девушка, пряча глаза, делала вид, что не слышала.

— Нина, — прикрикнул парторг.

— Да, — неуверенно отозвалась она.

— Пойдём, говорю, поможешь.

С этими словами он не спеша последовал к дальнему складу. Нина, опустив голову, шла за ним, как бычок на бойню.

К работающим подошёл Василь. Он был в белой рубашке, брюках и новой кепке.

— Здравствуйте, кого не видел.

— Ты посмотри, фронтовик наш вернулся, — радостно вскрикнула тётя Аня, — знаем, знаем. Мать твоя с утра уже хвасталась, что ты приехал.

Девушки остановили работу и, улыбаясь, смотрели на повзрослевшего парня.

— Ты насовсем или как?

— Насовсем, — чуть высокомерно ответил Василь.

Подошёл к Саньке, протянул ему руку для приветствия. Тот поздоровался и сказал с брезгливым видом:

— Какая у тебя кривулька жёсткая. Фу.

— Вот, вот, имей в виду, — Василь огляделся, — а где парторг? Ты же говорил, что он с вами будет.

— Здесь он, к новым сараям с Ниной пошёл.

— Куда?

— Пойдём, провожу, — Санька вытер руки тряпочкой, — тут у нас ударно всё. Война кончится, точно в миллионники выйдем.

Парни не спеша пошли в ту сторону, куда пару минут назад прошли Нина с парторгом. Санька продолжал нахваливать хозяйство.

— Видал, чего строить будем? Конюшню, коровник. Теперь и ты нам в помощь.

— Погоди ты, — перебил его друг, — слышишь?

— Что? — не понял сначала Санька и тоже стал прислушиваться, — вроде плачет кто-то.

— Пошли, — позвал Василь и поспешил к самому дальнему сараю.

Чем ближе они подходили, тем яснее слышали, как Нина причитает сквозь слёзы:

— Не надо, ну, не надо, отпустите.

И тут же приглушённый бас парторга:

— Тихо, тихо, не шуми. Я тебе харчей подкину, успокойся.

Парни резко открыли дверь. На усыпанном соломой полу лежал парторг, навалившись грузным телом на хрупкую девушку, и пытался залезть руками ей под юбку.

— Ах, ты, паскуда, — вскрикнул Василь.

Парторг, спотыкаясь, попытался встать, попутно подтягивая штаны и заправляя рубаху. Нина вскочила и убежала в открытую дверь.

— Вы чего сюда припёрлись, ублюдки? — стал напирать парторг, — если кому хоть слово скажете, я вас в лагерях сгною, недоноски.

Санька двинулся на него.

— А ну, иди сюда, тварина.

Тот выхватил из кармана наган.

— Стоять! Только попробуйте ещё шаг сделать. Оперились? Я вас быстро ощиплю.

На шум прибежали женщины с деревянными лопатами в руках.

— Что у вас тут, почему Нина убежала в слезах? — спросила тётя Аня.

— Вот этот валял её здесь, на полу, — ответил Санька, — под юбку лез.

— Прибежали они, — с издёвкой в голосе вскрикнул парторг, — дело молодое. Она одна, я один, вот и сговорились.

— Только не надо мне брехать, что любовь у вас, — продолжила тётя Аня, — ты себя видел? Старый хрен.

— Ничего страшного, с неё не убудет.

— Ты из ума выжил что ли?

— Да я вас всех тут… — начал парторг, но одумавшись, спросил с ехидной улыбкой, — или тебе завидно? А то смотри, я же не только к ним, я и к тебе могу вечерком зайти. Ты ещё ничего такая, в соку.

Тётя Аня переменилась в лице, догадавшись, о чем тот говорит. Обернулась к стоящим у неё за спиной девушкам.

— Кого ещё из вас он вот так же в сторонку отводил?

Те опустили глаза. Тётя Аня снова посмотрела на ехидно улыбающегося парторга.

— Ну, чего ты, Анна? Соглашайся, все понятливые.

В тот же момент она, не задумываясь, ударила парторга лопатой по голове, тот вскрикнул и упал. Остальные девушки тоже набросились, избивая кто ногами, кто лопатой. Они с остервенением втаптывали в землю упавшего, будто это он, именно он виноват во всём, что творится вокруг. В том, что мужики на войне, в том, что пашут они как лошади, в том, что дети сиротами растут, во всём виноват вот он.

Санька с Василём, никак не ожидавшие такого развития, стояли в оцепенении, не понимая, что происходит, так быстро всё случилось. Парторг сначала вскрикивал под ударами, пытался просить, но потом затих.

Вбежал председатель.

— Бабы, бросьте! — он кинулся в толпу, пытаясь растолкать женщин. — Хлопцы, помогайте! Чего стоите? Они же его угробят. Пересажают всех, дуры!

Когда с трудом всех разняли, парторг лежал на полу, раскинув руки в стороны. Лицо его представляло собой кровавое месиво, одежда изорвана. Председатель присел на корточки рядом с ним и приложил руку к груди:

— Вы чего натворили?

— Этот нелюдь чуть Нину не изнасиловал, — вскричала в ярости тётя Аня, — а вот этих четверых уже успел.

— Мёртвый он, — с безысходностью сказал председатель, — понимаешь?

— Как мёртвый?

Одна из девушек вскрикнула, испугавшись, и закрыла лицо руками.

Андрей Егорович молча вышел из сарая и пошёл под навес, где до этого сидел парторг, все последовали за ним, в душе надеясь, что этот умудренный жизненным опытом мужчина сейчас всё решит. Он сел на лавочку, бросил рядом с собой кепку, прижался спиной к стене и закрыл глаза.

— Что же теперь будет? — спросила одна из девушек.

— Ничего не будет, отправят всех на каторгу, а может, и расстреляют. Это как решат. Детей в богадельню или по родственникам.

— Он ведь полдеревни перетоптал. Это ничего не значит? — с укором спросила тётя Аня.

— Значит, — уже жёстче ответил Андрей Егорович, — вот если бы Нина его по голове долбанула прямо в этот момент, тогда бы зачлось. А так вы его гурьбой уработали, когда уже никому ничего не угрожало, — он минуту помолчал, усиленно о чём-то думая, — какого хрена молчали, партизанки, вашу мать? Или я враг вам, а ему друг? Сами знаете, что если бы была возможность, то погнал его отсюда поганой метлой. Сразу надо было говорить, с первого случая. Тогда бы все были живые и нетоптаные.

Он снова задумался и добавил:

— Эх, не надо было Ивана Наумовича отпускать. Хоть в ногах у него валяться, хоть на замок закрывать. Вот кто парторг от бога. Не было при нём никакого беззакония.

Председатель надел кепку и встал. Отошёл в сторону медленным шагом, опустив голову и заложив руки за спину, затем резко обернулся.

— Слушайте сюда. О том, что здесь случилось, никому ни слова. Не знаем ничего, и всё. Бабы, это вас касается, растреплетесь — себе хуже сделаете. Когда приедет милиционер, чтобы стояли все перед сельсоветом с тёплыми вещами и детьми. Санька и Василь, вы — к сараю, чтобы никто без меня туда не вошёл. Остальные по домам, готовьтесь, — и добавил громче, грозно тряся кулаком в воздухе, — и рот на замок!

К сараю, где произошло убийство, подъехали подвода с двумя санитарами и участковый на мотоцикле с председателем в люльке.

— Идите пока под навес, когда нужны будете, позовём — сказал председатель стоявшим у дверей Саньке и Василю, а сам с участковым прошёл внутрь.

На полу всё так же лежал убитый парторг. Участковый осмотрелся.

— Почему ты говорил, что он погиб? Тут дураку ясно, что его забили насмерть. Причём не один человек работал, потому как пострадавший не маленький сам по себе и просто так не дался бы.

— Бабы наши, лопатами.

— Та-ак, рассказывай.

— Дело такое. Он, оказывается, почти всех девок в деревне силой перепробовал. Они его прихватили, когда тот очередную в сторонку отвёл. Вот и не выдержали, выплеснули всё, что накипело.

— Неплохо накипело, — констатировал участковый, — ты-то куда смотрел?

— Они даже друг другу ничего не говорили, — развёл руками председатель, — вот он и обнаглел от безнаказанности.

— Где они все?

— У сельсовета ждут.

— Пойдём, — сказал участковый, застёгивая планшет с бумагами. Выйдя на улицу, он скомандовал сидящим на телеге санитарам, — пострадавшего грузите и поезжайте в район. Я тут сам управлюсь.

Председатель с участковым подъехали к сельсовету. Недалеко, в сторонке, находились виновницы происшествия с узлами в руках, рядом бегали неугомонные дети, те, что постарше, просто стояли, насупившись.

— Эти? — спросил участковый у председателя.

— Эти. Заходи, я к тебе их позже заведу, никуда не денутся.

Они прошли внутрь.

— Располагайся, — председатель указал во главу стола.

Участковый присел, достал планшет и стал раскладывать бумаги на столе. Андрей Егорович прохаживался по комнате и подбирал слова для разговора.

— Что им теперь грозит?

— Суд решит, но если учесть группу лиц и особую жестокость, то по полной.

— Ведь если рассудить, то они ему за дело вломили. Перестарались немного.

— Немного? — переспросил участковый, — они из него котлету сделали.

— Ведь всплывёт всё на суде, за что они его. Правильно?

— Правильно. Я всё запишу и постараюсь, чтобы учли при вынесении приговора.

Председатель, как осторожный охотник, зашёл с другой стороны:

— Он партийный, нехорошо будет.

— Именно поэтому все обстоятельства и должны быть внесены в протокол. Я тоже партийный, но не считаю возможным в данных обстоятельствах защищать «честь мундира», — участковый пристально посмотрел на председателя и добавил, — я считаю, что если ты в партию вступил, то двойной спрос должен быть. Не только перед своей совестью отвечай, но и перед всем народом.

Андрей Егорович одобрительно закивал головой, но у него было опыта побольше, чем у молодого милиционера, а веры в непогрешимость власть имущих меньше.

— Согласен с тобой. Всё правильно говоришь, но всё же. Не хочу наговаривать. Ты же знаешь, какие писаки там сидят? Ещё что политическое из пальца высосут. Ведь и к стенке поставить могут. Детей-то мы сами воспитаем, ни в какой интернат не отдадим. Обидно только, что мамки ни за что пропадут. Ведь и у парторга дети есть дома. Какое им клеймо на всю жизнь из-за отца-насильника?

— Что я могу сделать, — развёл руками участковый, — закон есть закон, правда есть правда.

Андрей Егорович заметил, что сомнения стали закрадываться в душу молодого стража порядка. Надо аккуратно додавить, но не пережать бы:

— Правда — она у каждого своя. Главное — правильно понять, как сделать: по закону или по справедливости.

— А в чем разница?

— Законы головой писаны, а справедливость — она от сердца идёт, — с хитрым видом сказал председатель.

Участковый откинулся на спинку стула.

— Ты что задумал, старый аферист?

— Глянь сюда, расскажу.

Милиционер подошёл к Андрею Егоровичу и взглянул в окно. Там, у забора, вокруг старой кобылы, опустившей голову вниз, скакал недавно рождённый жеребёнок. Он взбрыкивал, подкидывая ноги вверх. Затем обнюхал голову кобылы и подошёл к вымени.

— Вот смотри, — начал председатель, — малой этот мамку свою сердцем любит, хотя, по правде, она как кобыла уже не дюже хорошая.

— Хватит присказками говорить. Всё я понял. Что предлагаешь?

К женщинам, стоящим неподалёку от сельсовета, подошли Санька с Василём.

— Ну чего там?

— Не знаю, — ответила тётя Аня, — внутрь зашли и не выходят. У вас что?

— Увезли парторга в морг на подводе.

Кто-то из девушек снова вскрикнул от осознания всего произошедшего.

Из здания вышел участковый и направился к женщинам.

— Теперь всё от вас зависит. Если что, голова моя вместе с вашими полетит, — обернулся к подоспевшему председателю, — объясни им всё, я поехал, голова раскалывается, не могу.