Царство

А самое страшное, что сам Субэдэй со своим туменом оказался между молотом и наковальней. Он давно перешел Итиль, по которому сейчас следует могучая рать кагана Юрги из Улайтимура, выступление которого монголы прозевали, несмотря на всех лазутчиков. А ведь должен, должен он был об этом подумать, когда узнал, что навстречу ему следует войско из Арпана… Должен, но не подумал, недооценил, понадеялся на соглядатаев.

«Своим туменом»… Именно мысли о собственной тьме больше всего беспокоили и ярили Субэдэя. Да, жизни булгар для него не имели никакой ценности, он мог разом казнить хоть сотню в назидание остальным, и ничего бы в душе его не ворохнулось. Но ведь нукеров-булгар среди его урянхаев не менее, а то и более трети! И он вложил в них свои силы, волю, терпение, знание, наконец, он практически сделал их своими верными воинами! Если бы этот поход кончился успешно, если бы монголы и булгары взяли богатую добычу и честно разделили ее…

Вот только этот поход уже никак не может кончиться успешно, увы. И надо принять решение: истребить булгар, покуда до них не дошли вести с родины, где братья их подняли восстание против завоевателей, или попытаться выжать из покоренных еще немного пользы. К примеру, бросить на прорыв засеки, а после вдогонку сторожевому полку орусутов. Коли догонят, могут и числом задавить… А если и нет, если орусуты успели уже объединиться – ну что же. Тогда булгары сумеют нанести врагу определенный ущерб и задержат кагана Урпана, дав Субэдэю лишнее время увести тумен.

Эта идея понравилась нойону заметно больше, чем просто истребить своих людей, вырезав их спящими. Но… Если отправить вперед одних булгар, пусть даже с сотниками и десятниками урянхаями, станут ли они сражаться с орусутами? Или же перебьют командиров, оставшихся в подавляющем меньшинстве, ясно осознав, что их используют в качестве живого тарана? Второе, скорее всего, второе… Особенно учитывая, что ненависть к завоевателям не успела остыть в их душах. И не случится ли так, что, бросив на кагана Юрги покоренных, он не ослабит его, а, наоборот, усилит тремя тысячами им же подготовленных нукеров?

Скорее всего, именно так и будет. Значит, нужно вырезать их, этой же ночью вырезать.

Субэдэй ненадолго замер с оголенной саблей в руках, приняв наконец трудное решение, а после без сил опустился на ковер. В одночасье грозный полководец Чингисхана, одно лишь имя которого вселяло ужас в сердца китайцев, хорезмийцев, кипчаков, грузин и прочих врагов его господина, превратился в высохшего, одряхлевшего старика, который очень устал, который посвятил свою жизнь войне и на ее алтарь бросивший же сына. Но он горевал вовсе не о том, что по его приказу в ближайшую ночь будут оборваны жизни сотен нукеров – также чьих-то сыновей. Нет! Нойона трясло от осознания того, что успех орусутов есть следствие его же ошибки, прежде всего – его. Ведь не раздели он орду на несколько самостоятельно действующих туменов и не отправь большую часть их так далеко на юг, разве тогда орусуты осмелились бы выступить против монголов? Нет! А если бы и осмелились, то были бы разбиты в чистом поле. Теперь же придется бежать, бежать из Булгара, поджав хвост, бежать на юг. И уже в степях вновь собирать тумены воедино, заставив при этом многих покоренных усомниться в непобедимости монголов.

Тут жесткая усмешка прочертила губы нойона, а глаза его сверкнули холодной, безжалостной сталью. При мыслях о малейшем неповиновении покоренных, пусть даже крошечном намеке на их неверность и готовность восстать, перед внутренним взором Старого лиса предстал огромный холм, насыпанный из отрубленных голов предателей, и душевный покой к нему вернулся. Ошибка? Да. И что? Кто не делает ошибок?! После зимнего похода силы орды заметно поредели, туменам была нужна подпитка, и на юге чингизиды ее получат. Орусуты сумели разбить тьму Орду-Эджена? Жаль его, но нукеры на войне гибнут, такова их судьба. Главное – это конечная победа. И он ее добьется, обязательно добьется… Собрав все тумены воедино, он вернется в Булгар и предаст здесь все огню и мечу, утопит в крови, заставив уцелевших булгар содрогнуться от первобытного ужаса перед монголами, навеки забыв мысли о предательстве. И если орусуты окажутся столь глупы, что рискнут дать бой именно здесь – что же, Субэдэй вознесет Тенгри горячую мольбу и принесет богатые дары за такую милость. Ибо в поле он уничтожит объединенное войско каганов, после чего пройдет огнем и мечом по их уже беззащитной земле.

А если нет… То что же. У обоих Югри найдутся враги на собственной земле, враги среди орусутов. И если до настоящего момента Субэдэй не предпринимал особых усилий в их поисках, не стремился искать союзников среди прочих каганов, с коими пришлось бы как-то считаться, то теперь он изменил свое мнение. Внутренняя неурядица, борьба с прочими вождями раздробленной земли орусутов – вот что ослабит Улайтимур и Арпан, вот что отвлечет их нукеров с восточного рубежа. И тогда они будут сокрушены – так или иначе…

С этими мыслями нойон, не без оснований прозванный в молодости багатуром, пружинисто встал, отбросив сомнения, неуверенность и вызванную ими же старческую слабость. Нет, его черед еще не настал! В отличие от его врагов. С этими мыслями темник вновь хищно улыбнулся. Этой ночью прольется кровь предателей-покоренных, обильно прольется! И будет литься везде, докуда дотянутся сабли его нукеров, пока они следуют через Булгар в земли инязора Пуреша, этого лживого предателя. Зря он предал Орду-Эджэна, понадеявшись, что орусуты помогут ему разбить монголов, и за эту ошибку заплатит кровью его народ, оставшийся без воинов и вождя.