Граф Остерман

В первые два-три года царствования Анны Иоанновны Бирон, Остерман и Миних, по свидетельствам К. Рондо, «действовали совсем заодно и одни управляли всеми русскими делами. Согласие между ними продолжалось и некоторое время по возведении графа Миниха в фельдмаршалы (февраль 1732 г. — Н. П.); но затем последний, полагая, что стоит так же близко, как и Остерман, к ее величеству и обер-камергеру, и задумал погубить вице-канцлера и попытался возвести на него обвинение. «Миних стал обращаться со всем генералитетом надменно. Он заключил несколько трактатов, крайне невыгодных для ее величества, так что исправлять ошибку призвали Остермана, который обвинил Миниха во вмешательстве в дела, в которых он не имеет понятия, что еще более обострило его вину. Они теперь принимают меры погубить друг друга». По мнению Рондо, победителем в этой схватке окажется Остерман, обладавший большим опытом в интригах, а также умением наносить сопернику удары в самое неблагоприятное для него время.

Немцев погубило соперничество друг с другом, каждый из них не стеснялся в выборе средств, чтобы отправить соперника в ссылку.

Нельзя не отметить бросавшуюся в глаза современников-иностранцев одно новшество в жизни двора в царствование Анны Иоанновны — ее страсть к роскоши. Запросы Петра Великого, довольствовавшегося простой пищей, лишенной расточительности, скромность его двора сменились невиданной и поощряемой императрицей роскошью, расточительностью вельмож, состязавшихся друг с другом в блеске экипировки, в употреблении дорогих заморских вин, приобретении роскошных экипажей, количестве слуг: лакеев, скороходов, кучеров, блиставших в одежде, стоившей многие сотни рублей. Коронация, первая публичная акция императрицы, состоявшаяся 28 апреля 1730 г., сопровождалась «большой торжественностью, чем коронование кого бы то ни было из ее предшественников. Никогда здешний двор не был так блистателен, как в этот день».

Ежегодно помимо значимых церковных праздников отмечались дни рождения императрицы и принцесс Елизаветы Петровны и Анны Леопольдовны, дни их тезоименитства, годовщины восшествия на престол, годовщины учреждения гвардейских полков и др. Характерная особенность царствования Анны Иоанновны: небывалая роскошь сочеталась с грубыми вкусами и весьма скромными культурными и духовными запросами — императрице доставляли удовольствия драки придворных карлов или наблюдения за движениями по Неве в течение многих часов барок.

Праздничные обеды и ужины, следовавшие за ними балы, маскарады и фейерверки стоили немалых денег, но их императрица не считала. Приведем некоторые свидетельства современников-иностранцев, зарегистрированных в их депешах. Лето 1730 г. Анна Иоанновна провела в Измайлово, «где живет в чрезвычайной роскоши». В день коронации императрицы 28 апреля 1731 г. во дворце состоялся торжественный прием, «на всех были великолепные наряды». 28 января 1733 г., в день рождения императрицы, состоялся во дворце обед, на котором присутствовало множество представителей «русской знати».

Характерная деталь: Шетарди до 18 октября, вероятно, считал причиной смерти Анны Иоанновны подагру. В этот день он отправил своему министру Амело письмо с извещением: «Царица скончалась вчера утром между девятью и десятью часами вечера от подагры, которой она хворала уже несколько недель». Лишь спустя неделю после вскрытия, 25 октября, Шетарди стала известна подлинная причина смерти Анны Иоанновны. В письме от 25 октября он писал, что в правой почке у нее было обнаружено два камня средней величины и несколько мелких камней. Один из крупных камней перекрыл мочеиспускательный канал и вызвал гангрену, которая и причинила смерть». В последние дни камни причиняли ей чрезвычайные страдания.

После кончины Анны Иоанновны в стране возникла достаточно сложная и запутанная политическая ситуация. Дело в том, что умерла не просто императрица, покровительствовавшая засилью немцев в правительстве России, а императрица, доверившая управление страной своему фавориту Бирону, руководителю Кабинета министров Остерману и президенту Военной коллегии и главнокомандующему русской армией фельдмаршалу Миниху. Если бы этот «триумвират» жил в мире и согласии, то неизвестно, сколь бы долго могла продолжаться в России бироновщина.

Но в том-то и дело, что «триумвират» после кончины Анны Иоанновны подвергался серьезным испытаниям на прочность — входившие в него лица, более не сдерживаемые императрицей, вели борьбу за власть, и взаимная враждебность ослабляла их силы и в конечном счете привела к гибели: Остерман люто ненавидел Миниха, тот проявлял такую же ненависть к Остерману, оба они завидовали фавориту и после смерти его покровительницы получили возможность расправиться с ним.

Но соперничали не только немцы, стоявшие у подножия трона, стабильность отсутствовала на самом троне. Анна Иоанновна перед кончиной назначила своим преемником трехнедельного ребенка, а регентом определила до его совершеннолетия своего фаворита Бирона, продержавшегося в этой должности несколько недель. Он был лишен регентства стараниями Миниха, совершившего с кучкой преображенцев переворот в пользу матери императора герцогини Мекленбургской Анны Леопольдовны. Бирона отправили в ссылку в далекий сибирский город Пелым.

Правительницей стала мать ребенка Анна Леопольдовна, продержавшаяся в этой ипостаси чуть больше года и лишившаяся ее в результате очередного переворота, на этот раз в пользу дочери Петра Великого Елизаветы.

Соперничество между Минихом и Остерманом закончилось в пользу последнего — его интригами фельдмаршал оказался лишенным всех должностей: за ним сохранился лишь чин фельдмаршала, ничего не значивший, если не был подкреплен руководящим положением во властных структурах. В итоге из состава «триумвирата» у власти оказался самый ловкий и изворотливый политик — Андрей Иванович Остерман. Однако же и возможностей у Остермана, стоявшего у кормила правления со времени вступления на престол Анны Иоанновны в 1730 г., к 1741 г. значительно поубавилось — подагра приковала его к постели, и, хотя он сохранил ясную голову, ему было затруднительно, как это удавалось раньше, долго удержаться у власти.

Анна Леопольдовна пассивно созерцала события, угрожавшие ее безопасности. Несмотря на ограниченные возможности, связанные с болезнью, Остерман предпринял попытку убедить Анну Леопольдовну в подстерегавшей ее опасности: он велел снести себя в кресле в покои правительницы для приватного разговора. Визит Андрея Ивановича цели не достиг — правительница вместо того, чтобы прислушаться к предостережениям Остермана и обсудить срочные меры для ликвидации заговора, перевела разговор на только что полученные распашонки для императора.

Беспечность правительницы привела не только ее к катастрофе, но и положила конец немецкому засилью в правительстве России — осуществленный Елизаветой Петровной переворот происходил под флагом отрешения немцев от высших правительственных постов: в результате переворота Остерман оказался в ссылке в Березове, а Миних — в Пелыме. Карьера Остермана на этом оборвалась — ссыльный умер в Березове в 1749 году. Что касается Миниха, то хотя он и был возвращен из ссылки Екатериной Великой, но прежней власти в правительстве России был лишен.

Если подвести итоги изложенному в предшествующих главах и дать оценку деятельности Андрея Ивановича, то отмечу, что в его голове отсутствовали обширные преобразовательные планы и в годы, когда он фактически возглавлял правительство России, можно обнаружить лишь несколько значительных по масштабам новшеств. Андрей Иванович, живя без малого 40 лет в России, обрусел настолько, что владел русским языком лучше многих русских вельмож, уклонялся от новшеств и предпочитал двигаться по накатанной колее и чутко прислушиваться к голосу Анны Иоанновны, в годы царствования которой протекала самая активная его деятельность.

Генрих Бухгольц. Портрет Бурхарда Кристофа Миниха. 1765 г. Холст, масло. Государственная Третьяковская галерея, Москва

Я не могу точно обозначить причины скромного поведения Остермана. Ограничусь догадками, почему он чурался новаций: то ли потому, что знал, что русские вельможи не относились к нему уважительно и очерняли его, поскольку он выполнял в Верховном тайном совете, и в особенности в Кабинете министров, всю черновую работу; то ли потому, что он не имел склонности к риску и девизом своей жизни считал осторожность; то ли, наконец, потому, что был лишен достоинств, свойственных крупномасштабному государственному деятелю, и его кругозор находился среднем уровне исполнительного чиновника.

В десятилетие, когда он занимал руководящее положение в правительстве, он с успехом решал повседневные текущие задачи. Из значительных мер, реализованных за это время, отмечу две: манифест 1736 г. о замене бессрочной службы дворян 25 годами и изданный в этом же году указ о закреплении за мануфактурами квалифицированных работников и их семейств. Прочие указы отражали рутинную жизнь страны, ее преимущественно повседневные нужды.

В первые дни регентства Бирон проявил усердие в управлении страной. Специальным указом он подтвердил практику взимания податей не с крепостных крестьян, а с их владельцев, причем ввел новшество — помещикам предоставлялось право оставлять у себя треть суммы собранной подати. Кроме того, было подтверждено объявленное Анной Иоанновной сложение недоимок. Полный оклад жалованья чиновникам велено выдавать только в Петербурге, а в провинции — только половинное.

Отдавая себе отчет, что он, Бирон, не имеет никаких юридических прав на регентство при живых родителях императора и великой княгини Елизаветы Петровны, втайне его ненавидевших, он решил добиться их расположения значительным увеличением сумм, ассигнованных на их содержание: Анне Леопольдовне был назначен пенсион в 200 тысяч рублей в год, а Елизавете Петровне к прежде получаемой сумме добавлено 50 тысяч рублей.

Бирон Эрнст Иоганн. Гравюра Лаврентия Авксентьевича Серякова с портрета Корякова (1881). Русские деятели в портретах, гравированных академиком Лаврентием Серяковым: [с краткими биографическими заметками и перечнем статей о русских деятелях, помещенных в журнале «Русская старина»]. [1-е собрание]. - Санкт-Петербург: Типография В.С. Балашева, 1882

Вряд ли, однако, эти щедроты Бирона могли вызвать симпатии к нему со стороны русских — враждебность к нему ведет свое начало с первых лет царствования Анны Иоанновны. Маньан в депеше от 7 февраля 1733 г. отметил, что Бирон «сам ускорит приближение грозящей ему опасности, так как для всего русского народа он стал невыносим своей надменностью и стремлением к верховному господству».

Регент, кроме того, предпринимает меры к тому, чтобы нейтрализовать распространенные в столице слухи о том, что указ о его назначении регентом является подложным. Он созвал совещание светских и духовных сановников, перед которыми произнес речь, содержавшую два тезиса: он заверял слушателей, что согласился быть регентом только потому, что этого пожелала покойная императрица и он не осмелился ее ослушаться; что касается слухов о ложности указа о назначении его регентом, то он публично задал вопрос присутствовавшему А. И. Остерману, который составлял оба указа и лично относил их на подпись императрице, являлась ли ее подпись под ними подлинной. Андрей Иванович заявил, что указы Анна Иоанновна подписывала в его присутствии.