Комиссар Дерибас

— Вот. Извольте. Вам поднести?

— Нет. Я сам, — решительным тоном сказал Грачев и взял сверток. — А ты здесь всегда работаешь?

— Да, господин. Если вам что-нибудь нужно, вы легко можете меня отыскать. Меня все здесь знают. Спросите Ивана Шаброва.

— Хорошо. Спасибо. — Грачев пошел к передним вагонам.

Шабров продолжал работу по осмотру вагонов. Время от времени он посматривал в ту сторону, куда ушел Грачев. Увидел, как тот подошел к проводнику одного из вагонов. Разговаривали они недолго. На станцию Грачев возвратился без свертка.

Закончив работу, Шабров подошел к знакомому машинисту:

— Василий Степанович, ты знаешь в Гродеково Сергеева?

— Знаю.

— Можешь передать ему несколько слов?

— Говори.

— Проводник одиннадцатого вагона везет посылку от Грача…

— Что это значит?

— Он поймет. Скажи, передал Шабров. До свидания.

4. ЛЕГЕНДА В ДЕЙСТВИИ

Японский генерал неожиданно приехал в советское консульство в Мукдене. Поднялся на второй этаж. Генерал был невысокого роста, широкоплечий, держался надменно. Следом за ним вбежал его адъютант.

— Мне нужен консул! — властным тоном заявил генерал подошедшему к нему сотруднику консульства. Снял шашку, укрепленную сбоку на мундире, и передал адъютанту.

— Сейчас я доложу. Кто его спрашивает?

— Доихара Кёндзи.

— Вы не предупредили заранее…

— Это не важно.

Все поведение японского генерала свидетельствовало о том, что здесь он чувствует себя полноправным хозяином. Это был тот самый Доихара Кёндзи, который полгода назад, в середине сентября 1931 года, организовал взрыв на Южно-Маньчжурской железной дороге. В совершении диверсии японцы обвинили китайских солдат. Это послужило поводом для ввода японской армии в Маньчжурию под предлогом защиты японских подданных и их имущества. С тех пор японские войска все ближе продвигались к советским границам.

— Консул вас ждет, — сказал секретарь и пропустил генерала в кабинет. Адъютант остался в приемной.

Консул поднялся навстречу гостю.

Японец уселся в кресло. Придал лицу приветливое выражение, решительным тоном объявил:

— Прошу по всем административным вопросам обращаться только ко мне.

Это было неожиданно, так как до сих пор существовала, по крайней мере, видимость законного Маньчжурского правительства.

— Я доложу своему правительству.

Учтивое выражение на лице исчезло. Японец поднялся и с недовольным видом покинул здание.

А вскоре Доихара Кёндзи обосновался в Харбине. Японская разведка облюбовала этот город потому, что там было больше эмигрантских организаций. В городе были созданы особые курсы подготовки шпионов для засылки в СССР. После окончания курсов белоэмигранты стали добиваться восстановления советского гражданства и права въезда в СССР. Кому удалось вернуться, пытались устроиться на военные и промышленные предприятия, на транспорт в целях вредительства и организации диверсий. Главари организаций в Харбине обязаны были регулярно являться к начальнику русского отдела Харбинского жандармского управления полковнику Накамура Кончи. Некоторых из них, особо доверенных и нужных для выполнения важных поручений, иногда вызывал к себе Доихара.

Когда Доихара пригласил к себе генерала Сычева, тот с трепетом стал размышлять: «Может быть, что-то было сделано не так?! Или готовит новое поручение?»

Генерал Сычев уже много наслышался об этом японском разведчике: напорист, обладает колоссальной энергией, пользуется особым доверием в правительственных кругах.

— Садитесь, генерал. У нас будет длинный разговор. — Доихара говорит, а Сычев напряженно всматривается в лицо переводчика, стараясь не пропустить ни одного слова. Потом переводит взгляд на японского генерала. Лицо его серьезно. Даже строго. — У нас с вами один враг — большевизм! — Сычев согласно кивает. — На днях в Шанхае я говорил с главой вашей организации — генералом Бурлиным, наместником на Дальнем Востоке. Правильно я называй?

— Так точно.

— Мы с ним пришли к одному мнению: ваша организация много сделала, чтобы привлечь эмигрантов к боевой работе. Кое-где существуют ваши ячейки, ваши группы ходят по заданиям на советскую территорию. Вы имеете тесную связь с дальневосточным отделом «Русского общевоинского союза», глава которого, генерал Дитерихс, входит в руководящий круг БРП. Туда же входит и глава дальневосточной эмиграции генерал Хорват. Мы, японцы, это ценим…

Доихара улыбнулся и сделал паузу, чтобы проследить за реакцией Сычева.

— Спасибо. — Сычев всем своим видом старался показать, что рад такой оценке.

— Генерал Бурлин хвалил лично вас, вашу энергию и преданность.

— Благодарю вас.

— Теперь о главном. Наше командование хотело бы, чтобы ваша организация усилила работу. Надвигаются важные события. Моя страна оказывала вам помощь и готова создать все необходимые условия…

— Что нужно делать? У вас есть конкретный план?

— Скажу лично для вашего сведения. Это большой секрет, но вам я могу его открыть: особое внимание нужно уделить хабаровско-приморскому направлению как ближайшему плацдарму возможного столкновения.

— Уже! — Генерал Сычев перекрестился: «Слава богу!»

— В ваши задачи будет входить вербовка агентуры из числа эмигрантов, проживающих в Харбине. Организация явок и переправочных пунктов для проникновения в СССР. Посылка членов БРП, — Доихара умышленно не называл их шпионами, — для насаждения ячеек в Советском Союзе и подготовки повстанческого движения. Организация и переброска диверсионных групп. Посылка отдельных курьеров для связи с ячейками БРП на советской территории, а также для совершения диверсий и сбора разведывательных сведений… Это — в общих чертах.

Японский разведчик умышленно обходил в своих выражениях все острые углы. Он ничего не сказал о захватнических устремлениях японского империализма, о русских землях, на которые зарилась японская военщина. Сейчас для него было важно использовать все, что служило бы интересам подготовки плацдарма.

— Мы с вами будем встречаться раз в месяц и обсуждать совместные действия.

— Понятно.

— И вот что, — продолжал Доихара, — для усиления руководства боевой деятельностью БРП в Приморье, а также для устранения разнобоя в работе необходимо создать приграничный отдел. С генералом Бурлиным мы и на этот счет договорились. Он даст необходимые указания по своей линии.

— Все ясно, господин генерал. Будет сделано в точности.

— И еще. Это моя личная просьба к вам. — Доихара доверительно улыбнулся. Достал из ящика стола две ароматные сигары, одну из них протянул Сычеву. Закурили. — Мне нужен человек, который сумел бы проникнуть в штаб русской Дальневосточной армии. Это должен быть очень надежный человек. И у него должны быть связи в штабе, так как проникнуть туда не легко… Короче, мне нужна точная информация о русской Дальневосточной армии: численность, вооружение, дислокация, планы…

Доихара улыбался, а глаза его жестко сверлили генерала. И Сычев понял — не найди он такого человека, не будет ему пощады.

— Я сделаю все, что в моих силах.

— Вы очень любезны, господин Сычев. В Харбине вы можете объявить себя атаманом амурского казачества. Это вам поможет. Наши власти будут оказывать вам всяческое содействие.

Сычев тяжело вздохнул и на прощание пожал руку, протянутую японцем.

Евгений Ланговой больше года работал учетчиком на Мулинских угольных копях. Жил в небольшой комнатке деревянного дома. Вернее, не жил, а существовал. К нему никто не заходил, близких знакомых у него не было, и он не стремился заводить. Особенно тоскливо было по вечерам, когда на поселок опускались сумерки: местные жители собирались семьями, ужинали, занимались хозяйственными делами. Многие эмигранты — те, у кого не было семьи, — жили в казармах, развлекались как могли: играли в карты, пьянствовали. С ними Ланговой старался не общаться.

В такие вечера Ланговой много читал. Книги он брал у Рудых, с которым познакомился по рекомендации Куксенко. Рудых работал секретарем второй конторы угольных копей и был своего рода начальством. Рудых имел небольшую библиотеку. В большинстве своем он собирал церковные книги, но у него также были сочинения русских классиков: Бунина, Достоевского, Куприна.

Ланговой читал запоем. Особенно ему нравились произведения Бунина, его ясный, красочный язык. Достоевского он не понимал, но каждая страница из книг писателя заставляла его задумываться. И вообще он много размышлял о цели жизни. Ланговой был комсомольцем. Комсомол учил, что человек обязан прежде всего думать о делах общественных, а потом уже — о личных. И Ланговой был полностью с этим согласен. «Люди, которые хотят строить новое общество, должны отдать этому делу все свои силы и способности» — так считал Евгений. В этом заключалась цель его жизни.

Часто вспоминал Ольгу, мечтал о своей семье… Но это потом, когда он выполнит порученное задание…

Однажды в субботу Ланговой выехал в Харбин. Походил по магазинам, а когда совсем стемнело, опустил в почтовый ящик открытку с видом на Сунгари, адресованную в Хабаровск. Это означало, что он жив и у него все в порядке. Обратный адрес он не указал, так как Невьянцев ему запретил. Это было опасно. В воскресенье вечером возвратился в Мулин.

У Лангового был адрес и пароль к Ивану Шаброву в Пограничной, но этим адресом он мог пользоваться в том случае, если у него будет что-то важное или он окажется в безвыходном положении. Но ни того, ни другого пока не было.

Иногда у Лангового возникал вопрос: «Как долго можно так жить? Это не мирная жизнь и не борьба. Выйдет ли что-нибудь из того, что задумали Невьянцев и Дерибас? Хотя перед отправкой Дерибас предупредил: «Наберитесь терпения. Только терпение, выдержка и сообразительность приносят успех». А сколько это может продолжаться? И в чем можно проявить сообразительность?»

Проходил день за днем, тягучие и однообразные, тоскливые и безрадостные, как осенние дожди. И не с кем было даже поделиться…

В один из таких осенних вечеров, едва Ланговой, возвратившись с работы, успел помыться и переодеться, в дверь раздался стук.

— Войдите!

В комнату ввалился высокий плотный мужчина, в котором Ланговой узнал Куксенко.

— Проходите, господин Куксенко. Очень рад, что вы зашли.

Куксенко снял промокший плащ, повесил его на гвоздь. Сел на табурет. Достал кожаный портсигар, закурил. Держал он себя как хозяин.

— Послушай, Яков, — имя у Евгения Лангового было здесь тоже вымышленное, — у меня к тебе есть дело. — Куксенко торжествующе посмотрел на Лангового.

— Какое?

— Хочешь пойти с нами?

— Куда?

— Туда. — Куксенко кивком головы показал в сторону границы.

— Зачем?

— Сам знаешь — зачем. Хорошо заплатят…

Возвращение на Родину в составе банды не входило в планы Лангового. Перед Ланговым была доставлена совсем другая задача: установить связь с белоэмигрантскими организациями и через них проникнуть в японскую разведку. Предложение Куксенко не вписывалось в эти планы, нарушало их. Ланговой решил выиграть время. Походив по комнате, он ответил: