На золотом фронте

Нужно было строить не только новые рудники, фабрики и электростанции, но и жилища для инженеров и рабочих, чтобы улучшить их быт и создать условия для закрепления рабочих на местах.

Весь первый квартал 1932 г. был занят этой и оперативной работой. Я же выезжал на Урал, в Западную Сибирь, где нужно был по настоянию т. Серго укрепить положение. На Урал назначили И. С. Ершова, а управляющим Зап.-Сиб. треста — Г. И. Перышкина. Оба они награждены орденом Ленина в 1935 г.

Весною т. Серго поставил перед правительством вопрос об укреплении Алтая, и была назначена комиссия СНК под моим председательством, которая должна была выехать в Усть-Каменогорск и на Риддер в мае 1932 г. Тов. Сталин очень интересовался Алтаем и поручил мне подробно его информировать о работе на Алтайских рудниках.

В мае 1932 г. вместе с тт. Васильевым С. В. и Петровым я выехал в Новосибирск, а оттуда в Семипалатинск. В Новосибирске я проверил работу треста Запсибзолото и внес в нее некоторые коррективы.

В Семипалатинске проверили работу складов, снабжения и транспорта, так как отсюда шло снабжение всех алтайских предприятий. В Усть-Каменогорск выехали на автомобиле вместе с С. В. Васильевым, а затем далее по узкоколейной дороге направились на Риддер.

Была как раз весна, самое лучшее время года в этой прекрасной местности. Узкоколейная дорога идет на расстоянии 100 километров вверх по долине реки Ульбы в местности, гораздо более красивой, чем швейцарские Альпы или долина реки Колорадо.

Весною, когда все цветет, когда воздух насыщен озоном, ничего не может быть приятнее такой поездки.

На Риддерских рудниках мне, т. Васильеву и т. Петрову пришлось пробыть довольно долго, потому что на Риддере было очень много непорядков и все их нужно было исправить.

С нами был представитель Краевого комитета и мы деятельно принялись за перестройку всей работы по хозяйственной, партийной и профсоюзной линии.

Риддер одно из лучших наших полиметаллических предприятий: золото, свинец, цинк добываются там в количествах больших, чем на осмотренных мною рудниках США Кэр д’Ален, Лидвиль, Сан-Жуан и других. Это действительно «золотое дно», и теперь, когда работа риддеровских предприятий уже налажена, государство получает от них максимум металла. Тогда же производство не было еще правильно организовано, и нам всем много пришлось потрудиться.

Как раз незадолго перед нашим приездом на руднике был обвал, вызванный халатностью среднетехнического персонала. Хотя инженер Н. В. Шилов — молодой и талантливый работник — предупреждал об опасности, но штейгера не обратили внимания на его приказания — так расхлябана была дисциплина. Конечно, виновные были по суду наказаны, в том числе инж. Н. В. Шилов за то, что не проявил достаточно твердости и распорядительности. Впоследствии, когда я доложил об этом тов. Сталину, он заступился за молодого инженера, и Н. В. Шилов был амнистирован.

Много пришлось с тех пор положить труда на Риддерские рудники и заводы, но я горжусь тем, что эта, наша полиметаллическая жемчужина приведена теперь в порядок, работает четко и хорошо. Много товарищей вложили в Риддер лепту своего труда. Считаю нужным отметить работу тт. А. И. Кельмансона, инженера К. М. Чарквиани, И. С. Ершова, впоследствии известного управляющего трестом Уралзолото.

Много сделал как для всей цветной металлургии, так и для Риддера т. А. С. Шахмурадов, целый год просидевший там и улучшивший работу комбината. Теперь, когда проведена ширококолейная железная дорога от Рубцовки, работать на Риддере стало много легче и снабжение не зависит от уровня воды в Иртыше. Раньше приходилось все грузы завозить пароходами через Семипалатинск.

Вернувшись в Усть-Каменогорск, мы подробно ознакомились с работой золотых рудников Манки, Кулунджуна, Акджала, Баладжала. Порядка было мало, и нам пришлось в скором времени снять управляющего трестом т. Бородулина, так как у него дело не шло. Хотя он был не плохой инженер, но склонность к выпивке и слабый характер сводили на нет все его хорошие качества.

Затем мы поехали обратно в Семипалатинск и в Алма-Ату, чтобы провести с Ф. И. Голощекиным Краевом комитете все нужные вопросы. В Алма-Ате я очень был обязан тов. Исаеву, который помог устроить все, что надо, а затем я и С. В. Васильев вылетели на самолете в Талды-Курган и далее на Балхаш, где начинался стройкой крупнейший Балхашский комбинат. Мы были первыми «аэронавтами», которые открывали воздушные рейсы на Балхаш.

Хотя мы сообщили на балхашский аэродром, чтобы нас ждали и зажгли костры для указания посадки, — ничего сделано не было. Летчик, чрезвычайно опытный товарищ, сумел снизиться и произвести посадку между горой Коунрад и местом постройки завода.

В это время с постройки приехал т. А. П. Трепалов, и мы поехали на рудник вместе с летчиком и бортмехаником.

Пока осматривали рудник, летчик страшно ругался:

— Эта работа под землей безусловно опасна для жизни. Сыро, грязно, темно. Каждую минуту может обвалиться, — говорил он, забывая, что лететь на Балхаш при страшных балхашских ветрах тоже вещь опасная.

Затем мы поехали на строительство завода и фабрики, к самому озеру Балхаш (18 км от рудника Коунрад).

На Балхаше мы прожили несколько суток, проверяя работу и стараясь ее наладить. Дело было в ужасном положении и понадобилась вся энергия и сила воли Василия Ивановича Иванова, чтобы в конце концов построить этот гигантский комбинат.

Когда С. В. Васильев и я полетели с Балхаша обратно, нас в так называемом Китайском коридоре застиг такой сильный ветер, что летчик думал уже, что нам не выкрутиться. С величайшим хладнокровием он довел машину до Талды-Кургана, где собравшиеся казаки успели схватить руками снизившийся аэроплан, иначе нас перевернуло бы — так силен был ветер. Хорошо, что вовремя нам удалось добраться до Талды-Кургана — бензина у нас оставалось минут на 10 летных, не больше.

Рудник и фабрика на Манке, Алтайзолото

Затем мы вернулись в Алма-Ату, посетили строительство Чимкентского свинцового завода,[70] осмотрели Ачи-Сайский рудник и строительство новой узкоколейки от ст. Туркестан до рудника Ачи-Сай.

Это была самая интересная поездка моя с С. В. Васильевым по Казахстану, а затем далее, по Оренбургскому краю.

Мы проверили тогда изыскания по Ормедьзолото около станции Блява, где теперь заканчивается тт. Б. Ю. Кудишем и П. П. Евангуловым постройка огромного плавильного комбината, лучшего, чем знаменитые плавильни Анаконды и Юта-Коппер-Компани в США.

Проверили мы также разведки Волгазолото, работу Джетыгаразолото. После этого мы осмотрели Кочкарский золотой рудник, откуда проехали на автомобиле на постройку миасских драг; затем проехали по Миасским рудникам прямо на Карабашские рудники и заводы.

Осмотрев их, я проехал в Кыштым, затем в Свердловск и в Москву.

За 1932 г. мы очень много сделали по горным работам, развернули работу по эксплоатации рудников и россыпей, освоили механизированную проходку горных выработок. Аляскинский метод парооттайки мерзлоты мы применили на Шахтоме, на Алдане, на Лене, причем надо отметить как факт, что у нас забыли, что этот метод мы взяли из Аляски, и многие думали, что парооттайка изобретена на Шахтоме. На Дальнем Востоке особенно удачно этим делом занимался Рыбаченко, а на Алдане Ю. К. Краукле, который успешно ввел механизацию глубоких россыпей. Под руководством т. П. В. Щуки эти работы проведены были в Восточносибирском крае. На ряду с этим нужно отметить сильный рост пневматического бурения на предприятиях Западной Сибири, где Г. И. Перышкин сильно двинул это дело. В этой работе отличались инженеры А. А. Грибин, В. Н. Соколов, американский инженер Литтльпедж, инженер Харди. Постепенно внедрялась новая американская система разработок — электрическое паление, механическое бурение, механизированная откатка, механический подъем и транспортировка. Надо отметить начало постройки в Западной Сибири канатных подвесных дорог, а на Урале постройку прекрасной фабрики американского типа в Кочкаре.

На Лене сидел т. П. А. Этко, которому пришлось принимать хозяйство от концессии, и в первые полгода многого сделать Ленский трест не сумел. Поэтому у него отставали горноподготовительные работы. Однако, процент механизированных работ поднялся уже до 60. На Урале, на Миассе пущены были новые драги. На северном, южном Енисее использование оборудования было чрезвычайно слабое, и там немало пришлось положить труда, чтобы исправить все промахи т. Титова.

Технические неполадки на фабриках, иловых заводах и рудниках были повсеместны, как я видел это на Алтае, на Урале, в Казахстане, что отражалось на добыче золота. Я очень большое внимание уделил технике и заставлял директоров и инженеров все время проводить на производстве, лично исправляя недочеты.

К 1932 г. относится пуск Саралинской фабрики в Западной Сибири. Затем был построен эфельный завод на Ононе и значительно расширены геологоразведочные и поисковые работы в Восточной Сибири. У одного т. П. В. Щуки по Восточносибирскому тресту было 40 поисковых партий, большая работа была развернута у него по разведке таких месторождений, как Дмитровское, Ключи, Пильный, Дарасун, Балей и т. д.

Возвратившись в Москву в июле 1932 г., я начал проводить у т. Серго все нужные для улучшения промышленности мероприятия. Тов. Орджоникидзе собрал заинтересованных лиц и сделал все, что для наших трестов надо было в отношении оборудования, снабжения, работников, инженеров и т. д.

Уже тогда т. Орджоникидзе стал замечать, что золотая промышленность начинает становиться на ноги и использует весь опыт и всю ту помощь, которую дает ей партия.

Однако, программа на Дальнем Востоке не выполнялась, дела на Лене шли тоже неважно, о чем я уже упоминал. Поэтому тов. Сталин поставил эти вопросы на рассмотрение правительства, и было решено, что я проеду на Лену, а затем оттуда на Дальний Восток вместе с Семеном Ивановичем Араловым. Была назначена специальная комиссия СНК.

— Ты ловко умеешь налаживать производство. Ну-ка, покажи еще раз искусство старого инженера, — сказал тов. Сталин.

Должен с гордостью сказать, что теперь и Лена и ДВ тресты работают хорошо, и в этом есть, конечно, доля моей работы 1932 г. и последующих лет, когда я почти все время проводил на приисках и рудниках.

Для своих постоянных поездок я приспособил с 1931 г. вагон № 1109 Московско-Казанской ж. д.

Это был тяжелый, но весьма поместительный четырехосный вагон, главное достоинство которого заключалось в том, что в нем помещалась походная канцелярия, было место для нужных инженеров, могли, кроме того, поместиться и директора, чтобы на ходу сделать доклад, получить указания, а кстати, покушать и выспаться. Это был, если не полевой, то во всяком случае «таежный штаб», связанный со всей нашей радиосетью. Отсюда мы давали нужные срочные распоряжения, не теряя связи с Москвой, где уже с 1931 г. работал мой заместитель И. Н. Опарин. По причине моей болезни со мною обычно ездили доктора-хирурги: или Григорий Андреевич Кантор или Давид Эммануилович Одинов, наш бакинский врач, а теперь московский доктор медицины.