Мертвые хватают живых

— Разумеется, разумеется! — поторопился уверить его Петр. — Кстати говоря, не в службу, а в дружбу: что-нибудь полезное, благодаря прослушке, узнать удалось?

— Похоже, нет, — по каменному лицу подполковника было видно, что, если даже сей оперативный прием что-то и принес, москвичи будут последними в этом городе, кто об этом узнает. — Но давайте поговорим о деле. Как ни крути, вы — последние, кто видел Качавенду в живых, отсюда — особый интерес к вашим фигурам.

— Неправильно! — не согласилась Татьяна. — Пока мы сидели в холле и разговаривали, мимо нас прошли, как минимум, Месич и супруги Каминьские — других постояльцев, если даже они там и оказались в это время, я просто не помню. Так вот: когда мы ушли в номер, эти трое еще не возвращались, и значит последнего, кто мог видеть Момчила еще живым, надо искать среди них.

— К сожалению, не пойдет, — покачал головой Петр: — вопрос в том, кому захочет верить следствие, а наше слово — против слов троих свидетелей немногого стоит…

— Вот именно, — поддержал Клаутова Душан: — Каминьские показывают, что, когда возвращались в номер, Качавенда действительно был один, но они к нему не подходили, поскольку, решили они, он спал — именно в той самой позе, в которой его и нашла уборщица. А Месич, тот вообще поднимался из цоколя по другой лестнице, и по дороге к своему номеру мимо холла не проходил. Так что по всему выходит: последними убитого видели, скорее всего, все-таки вы, и в этой связи у меня к вам несколько вопросов. Во-первых, конечно, о чем вы беседовали?

— Предысторию (я имею в виду нашу застольную беседу во время поминальной вечеринки) я так понимаю, можно пропустить? — спросил Петр, многозначительно показывая на "обезжученную" люстру. Подполковник нетерпеливо кивнул головой. — Момчил пытался меня убедить, что никто из нашей компании — он особо подчеркнул, включая и нас с Таней — не мог быть убийцей Симича, поскольку мы все случайно собрались в этой гостинице. "По крайней мере, — сказал он, — об этом свидетельствует мой опыт". Потом мы поговорили в общем плане о случайностях и закономерностях, после чего отправились спать, договорившись наутро продолжить разговор. Момо же остался сидеть, поскольку все случившееся, по его словам, лишило его сна. Все. Может быть, какие-то мелочи я и упустил, но они не существенны.

— Да, опыта — с его-то возрастом — ему было не занимать. Ничего странного в поведении Качавенды вам в глаза не бросилось?

— Нет, пожалуй, — потрясла головой Таня. Просто удрученный старый человек…

— А кем он был, этот Момчил Качавенда? — внезапно поинтересовался журналист.

— Обычным пенсионером, — сумрачно ответил подполковник. — Но его убийцу я буду искать так же старательно, как если бы он был министром внутренних дел! Еще вопрос… раньше я не мог бы его задать, но теперь, когда вам известно о прослушке, — в самый раз: что это ты, Петр, толковал на поминках, мол, в скором времени узнаешь, кто убийца? Так ли это, и если да, то кого или что конкретно ты имел в виду?

— Если честно, то ничего конкретного. Так, размышления общего характера, которые тебя, профессионала, вряд ли заинтересуют…

— Да уж, — небрежно махнул рукой Душан, но для чего-то ты ведь все это говорил?

— Хотел заставить преступника занервничать, чтобы он предпринял какие-нибудь необдуманные шаги и выдал себя.

— Угу, молодец, тебе это в полной мере удалось: преступник совершил еще одно убийство!

На лице Клаутова появилось негодующее выражение, но подполковник уже встал и, подходя к двери, распорядился:

— Задержать вас я, действительно, всегда успею, и не исключено, что в ближайшее время, поэтому еще раз прошу во избежание ненужных осложнений, не делать никаких попыток покинуть Белград и, тем более, страну! — Остановившись на пороге, он добавил: — призываю также быть предельно откровенным со мной — это всегда зачтется. Тем более, если у вас действительно есть или появятся какие-либо дельные соображения в связи с этими преступлениями, — слово "дельные" Шошкович выделил интонационно, — и не предпринимать никаких резких телодвижений: для нас более чем достаточно двух смертей, не хватает еще и третьей!

— Ну и что ты обо всем этом думаешь? — спросила Борисова, не успела за подполковником закрыться дверь.

— Я думаю, что кто-то из русских военачальников, советовавший "доверять, но проверять", — при этом Петр выразительно показал на люстру, — был очень неглупым человеком. Поэтому — раз уж нас все равно разбудили — пойдем, перекусим, и отправимся в город. Что-то мне подсказывает, что я не скоро вернусь в Белград, поэтому надо постараться в оставшиеся дни успеть посмотреть побольше!

— Если мы вообще отсюда уедем, — не очень внятно пробормотала Татьяна и отправилась в ванную комнату.

Наскоро проглотив по-прежнему не радовавший изобилием гостиничный завтрак (на этот раз каждому постояльцу полагалось яйцо в мешочек, все те же микрокубики масла и ежевичного джема, а также кофе или чай на выбор), они оказались на становившейся уже понемногу родной улице "цара Хаjле Селассиjа".

— И зачем, по-твоему, убийце старика черногорца понадобилось отправлять на тот свет еще и пенсионера Качавенду? — понизив голос и оглянувшись (знакомая бейсболка уже маячила сзади), спросила Татьяна.

— Действительно, зачем? — не очень вежливо вопросом на вопрос ответил Петр, видевший, что его подругу просто распирает от желания поделиться своими соображениями. — Как говорится, "ladies first!".

— Очевидно же, что Момчил каким-то образом узнал или заподозрил этого "икса" в совершении преступления. Или, как вариант, Качавенда оказался, не сознавая того, носителем некоей информации, способной привести к разоблачению преступника. Что, не так?

— Очень может быть, но совсем не обязательно. Могут быть и другие варианты, причем в неограниченном количестве.

— Например?

— Ну, скажем, преступников было двое, и один из них пал жертвой другого, по принципу "концы в воду": так сказать, "эх, раз, еще раз!". Или убийца изначально имел две цели, и последовательно выполнял свой план. Или хочет отвести от себя подозрение, подставив неизвестным пока нам образом, кого-то другого. Может быть, это Любинка отомстила за смерть своего мужа, по какой-то случайности узнав, что Момо был его убийцей, или…

— Ладно, можешь больше не объяснять мне, какая я торопливая дуреха со своими скороспелыми выводами. Сам-то что думаешь по этому поводу?

— В эту сторону пока думать рано: маловато фактов. А вот насчет способа убийства и поведения жертвы, кое-какие соображения у меня имеются…

— А чем тебе не нравится перерезание горла? Вполне нормальный способ убийства для страны, в которой чуть ли не у каждого мужика на припасе в кармане нож.

— На припасе?

— Фольклор надо знать: "Из тюремного окошка, да вылезает атаман, финский ножик на припасе и заряженный наган…".

— Оно, конечно. Только, если я тебя подозреваю в чем-то серьезном, то ни за какие коврижки не позволю тебе подойти ко мне со спины, да еще и "с ножиком на припасе".

— А если при этом ты будешь крепко спать?

— Тогда — наверно. Но ты забыла, что Качевенда не был особенно пьян (как, скажем, наш приятель из Воеводины), и жаловался при этом на бессонницу. Человек в таком состоянии если и закемарит, то вполглаза.

— А если к нему подкрасться поближе к рассвету? — не унималась Таня.

— Тогда может быть, — вынужден был согласиться Клаутов, — предрассветный сон — при условии, что Момчилу удалось уснуть — самый крепкий. Именно в это время выходила "на дело" небезызвестная Сонька Золотая ручка. По крайней мере, обвинитель на суде именно за это коварство особенно ей пенял… А что ты скажешь о нашем "подпуковнике"? Ты заметила, что к нам он пришел напоследок, поговорив с остальными подозреваемыми?

— Да, вкусненькое оставил, как мы в детстве говорили, "на заглаточку"! Ты веришь, что после нашего сегодняшнего разговора он стал относиться к нам хоть чуточку менее предвзято?

— Жизнь, дорогая моя Татьяна, научила меня не верить никому, в первую очередь полицейским и фанатикам. А уж одержимым полицейским — тем более. Если он столь слепо ненавидит представителей нашей страны… Кстати, надо не забыть позвонить моему родственнику, он обещал уточнить генеалогию нашего Душана, — посмотрев на часы, спохватился журналист. — Думаю, через часик уже можно будет его побеспокоить: здесь, я заметил, рано встают.

— Как и во всех странах с жарким климатом, — рассеянно кивнула переводчица. — Мне нравится, что к четырем часам дня почти все сербские учреждения заканчивают работу: долгий вечер очень украшает жизнь, хотя для этого и приходится вставать Бог знает, когда. А тебе не кажется, — Татьяна решила вернуться к насущным проблемам, — что круг подозреваемых, все-таки, сужается?

— Как, тебе удалось заметить, что со смертью Качавенды на одного подозреваемого стало меньше? — шутовски изумился Клаутов. — Вот это глаз! Ни одной мелочи не упустишь…

— Немедленно прекрати издеваться! Прекрасно понимаешь, что подозреваемых становится действительно меньше…

— Согласен, минус один. Если же ты говоришь о другом, то объясни мне, неразумному, что ты имеешь в виду.

— Изволь. Йованка Качаведа, теоретически, вполне может быть зачислена в подозреваемые в убийстве Момчила: жены по разным причинам не редко отправляют своих правоверных к праотцам. Но: правдоподобно ли, и вообще, с какой стати ей было бы днем раньше с ножом лезть в мужской туалет и убивать Симича? Так что ее мы окончательно, на этот раз, "вычеркиваем". Логично?

— Предположим.

— Ох, не любишь ты признавать свою неправоту! Я помню, как ты с оговорками исключал женщин из числа подозреваемых… Но поехали дальше. Наши польские друзья… Их ты тоже подозревал — по принципу: подозрительны все! И что же? Я была готова еще согласиться — с известными оговорками, что они могли быть причастными к смерти одного человека, но двух?! Что, специально приехали из Польши, чтобы убить двух не знакомых друг с другом пенсионеров? Как-то не верится… И что же мы имеем?

— Действительно, что?

— А имеем мы в сухом остатке семейство Месичей!

— А им-то зачем отправлять на тот свет "не знакомых друг с другом пенсионеров"?

— Ты специалист по журналистским расследованиям, или я? Вот и ищи! Во всяком случае, Месичи, Симич и Качавенда — жители одной страны, и возможностей встретиться друг с другом когда-то раньше, и вступить в какие-то отношения, способные закончиться столь кроваво, у них могло быть несравненно больше, чем у Каминьских! В одном я полностью с тобой согласна: корни этих преступлений, скорее всего, кроются в прошлом.

— Звучит убедительно. Надо все это обдумать, а пока давай зайдем в эту "кафану" и глотнем горяченького, а заодно я позвоню своему семиюродному дядюшке: надо же его предупредить о возможном интересе к нему нашего "друга", а заодно узнать новости.

Попивая из запотевшего стакана "Кнеза Михайло" и помешивая в чашечке крепчайший и очень сладкий кофе, Татьяна ожидала Клаутова, отошедшего к стойке, где находился телефонный аппарат, и от нечего делать развлекалась тем, что усиленно играла на нервах у примостившегося неподалеку несчастного "топтуна". Затеяв эту пытку, она, высоко закинув ногу на ногу, неотрывно смотрела в его убегающие зрачки гипнотическим взором роковой женщины, не забывая время от времени поддергивать все выше и выше свою и без того не слишком длинную юбку. Бедняга краснел и бледнел, старательно делая вид, что его совершенно не интересует эта эффектная молодая женщина, но некоторые особенности мужской натуры, помноженные на балканский темперамент, заставляли его блуждающие глаза периодически возвращаться к Таниным округлым коленям. Наконец вернулся Петр и, к облегчению "бейсболки", Борисова потеряла к топтуну всякий интерес.