Последний шанс

В просторном кабинете начальника областного управления сидели трое. Генерал внимательно рассматривал фотографии пострадавшей:

— Вид, скажу я вам... — неодобрительно заключил он. — Иван Иванович, начнем с вас, как с младшего. Ваше мнение? Но прошу учесть: если Тюльпанова права в своих претензиях, мы вынуждены будем передать Крутоярова суду офицерской чести, демобилизовать из рядов МВД, после чего он предстанет перед народным судом.

— Не знаю, товарищ генерал, кто о кого терся в лаборатории, но не могу понять, зачем Крутоярову понадобилось блефовать с портретом Кузьмакова? — высказал свое недоумение Иван Иванович.

— Полистал я тут на досуге старое дело Кузьмакова и Дорошенко, — сказал генерал. — Хотя и минуло двадцать лет, надо признать, что еще в ту пору эта пара была весьма примечательна... Так вы считаете, Иван Иванович, что причиной для инцидента послужило излишнее служебное рвение майора Крутоярова?

— Хотелось, чтобы так было, товарищ генерал. Но по материалам предварительного следствия, которые собраны, вину Крутоярова считаю доказанной. Убежден, что следователь прокуратуры сделает такой же вывод.

Генерал еще раз просмотрел документы, лежавшие перед ним, поморщился:

— Евгений Павлович, а ваше мнение?

— Я бы этого майора, — сурово проговорил Строкун, — разжаловал в сержанты и отправил в школу милиции изучать приемы самообороны. Подумать только — профессионального оперативного работника так легко одолела какая-то кнопка!

— Не «какая-то кнопка», — не согласился с ним генерал. — Эта «кнопка», как вы сказали, легко прорвалась через пост, сшибла головой дежурного и была такова. Один случай можно было бы считать случайностью, а два — это уже система. Так что ваша Тюльпанова не столь уж беззащитна, как это может показаться при первом знакомстве с ней. Но это общие рассуждения. А конкретнее?

Не хотелось Строкуну отвечать на этот вопрос. Морщился, мялся:

— Я бы посоветовал жене нашего уважаемого майора держать своего теленка с козлиными замашками при себе на более короткой шворке. Тогда он, может, был бы более сдержанным.

— Это тоже не конкретно! — повторил генерал.

— Он во всем виновен! — высказал свое мнение Строкун.

— Виновен-то виновен, — усомнился в выводе Строкуна генерал, — только в чем? Есть такая детская игра — «в жмурки». Завязывают одному глаза, и он «водит», а остальные помогают ему, кричат: «Холодно... теплее, совсем тепло». Всеобщая радость, когда в объятия «жмуры» попадает девчонка, в которую он влюблен: «Горячо! Огонь!» Так вот, Крутояров, играя с Тюльпановой «в жмурки», думается, сразу же попал в точку. Только вместо того, чтобы кричать от радости «Огонь!», она, увидев в руках оперуполномоченного портрет Кузьмакова-Прудкова, приняла контрмеры. Как говорится: мы не только оправдались, но и обвинили.

— Может, и так, — вынужден был согласиться Строкун.

— Товарищ генерал, разрешите! — поднялся со стула Иван Иванович.

— Да сидите. Что там у вас?

— Припоминаю, Пряников проговорился, что его на «папу Юлю» вывела Тюльпанова. Правда, сразу же начал отрицать это. Тогда мне показалось, что он просто защищает Тюльпанову. Но после того, как Крохина признала в «папе Юле» фашиста Григория Ходана, мне думается, Пряников все отрицал потому, что боялся «папы Юли».

— Мысль, — одобрил его генерал. — Если предположить, что «папа Юля» и Ходан — одно и то же лицо, то становится понятным, почему он стрелял в постового ГАИ, казалось бы, в безобидной ситуации. Ну, проверили бы у Тюльпановой документы. Они в полном порядке. Конечно, постовой мог бы к чему-нибудь придраться, имея ориентировку на серые «Жигули», за рулем которых сидит женщина, но, помурыжив, отпустил бы ее. Однако у тех, кто был в машине, не выдержали нервы. Доказав, что в машине Тюльпановой было несколько человек, в том числе Кузьмаков, вы тем самым поможете Крутоярову.

Извлечь из плевел правду — в этом и будет помощь пострадавшему. Но кого в данной ситуации считать пострадавшим: Тюльпанову или Крутоярова?

Орач вспомнил разговор с доцентом Тюльпановым. Он сказал, что «мяснику» — под пятьдесят. По данным адресного бюро, Шурину лишь тридцать четыре. Откуда такая разница? Шурин-Щеранский выпивает в день литр водки и съедает три килограмма жареной свинины, значит, почки, гипертония и прочее? Или у этой загадки есть еще другая отгадка?

На коммутаторе замигала лампочка. Генерал снял трубку.

— Где? — спросил он того, кто ему звонил. — Понятно. — Повесив трубку, сказал: — Обнаружен трактор, который угнали вчера в Тельмановском районе. И где, по-вашему? В Иловайске, на привокзальной автостоянке! Трактор уже без лафета.

Иловайск — крупный железнодорожный узел. Через эту станцию в оба конца проходит за день около сорока пассажирских поездов. Да еще бессчетное количество товарных...

— Фоторобот по Кузьмакову пошел еще в первой половине дня, — доложил Строкун, опережая вопрос генерала. — Портреты бородатых, считаю, пускать в дело бесполезно. Если у них и были бороды, то их сняли, как театральный реквизит, либо сбрили. Других характерных примет на портретах нет.

— Но Крохина все-таки опознала всех троих, — усомнился генерал.

— Скорее, по интуиции. Кроме того, она их всех хорошо знала, — стоял на своем Строкун.

— И все же считаю: надо будет самим включиться в активный поиск и нацелить на это железнодорожную милицию. Трактор угнали почти сутки назад. Когда они пересели на поезд? На какой именно? На пассажирский или товарный? В каком направлении? В Ростов, а затем на Кавказ? Или в обратную сторону: Харьков — Ленинград — Москва, а оттуда — в Сибирь, на Дальний Восток?

— Я бы на их месте, товарищ генерал, подался в глубь страны. Великие стройки — там и затеряться легче, — высказался Орач.

— Э, не говорите, Иван Иванович. Кавказ и Крым в летнее время — места многолюдные. Несколько миллионов отдыхающих со всех концов страны. И если есть документы... А мы с вами не знаем, под какими фамилиями гуляет ныне эта троица.

— Считаю, товарищ генерал, что надо раскрутить четырнадцатый участок на «Три-Новая», — предложил Строкун. — Направим туда ОБХСС.

Иван Иванович запротестовал:

— Прошу пока оставить Пряникова и Лазню за мной. Попробуем через них найти выход на «папу Юлю». ОБХСС вспугнет.

— Почему вы решили, что ОБХСС обязательно вспугнет? Наоборот, займет широкий круг людей и отвлечет соучастников от главного, — высказал свои соображения генерал.

А с начальством, как известно, не спорят. Недаром шутят: «Что такое обмен мнениями? Это когда ты несешь начальству свои соображения, а возвращаешься от него с его мнением по данному вопросу».

— Что по автомату? — спросил генерал.

— Номера стерты, но металлографическая экспертиза восстановила их. Тот самый кубанский автомат, — доложил Строкун.

— Выходит, краснодарцы должны быть заинтересованы в сотрудничестве с нами: у них по автомату нераскрытое дело. Позвоню начальнику краевого управления, — решил генерал. — Итак, Иван Иванович, за вами — Тюльпанова. Евгений Павлович, ваша задача — беглецы. Вы розыскник со стажем. Пряникова и Лазню передаем под начало ОБХСС. — Перехватив тоскливый взгляд Орача, он с теплотой в голосе сказал: — Иван Иванович, ваших любимцев никто у вас не забирает: Пряников и Лазня до поры до времени будут числиться за вами. Но нельзя объять необъятное, управьтесь хотя бы с тем, что вам досталось: с Тюльпановой. Евгений Павлович, вы свободны. Дорога каждая минута. А вы, Иван Иванович, отправляйтесь домой. Закажите билет на Краснодар и отдыхайте до самого рейса. Передавайте привет Марине Ивановне. Весьма решительная женщина, — улыбнулся он.

Иван Иванович поставил перед собой задачу ответить на три вопроса. Первый: сколько человек было в машине; второй — кто именно пофамильно; и третий — где эти люди сели в машину к Тюльпановой: в Донецке, возле мебельного или на Мариупольской развилке. Уж больно смущали его слова Тюльпановой о том, что в нескольких километрах от Мариуполя ее обогнал «Москвич» серого цвета с номерными знаками, начинающимися на букву «Ц»... ЦЕО... или ЦОФ.

По дороге домой решил проведать Шурина, потом будет не до того — уедет, захлопочется. И вообще, все, касающееся Тюльпановой, ему может пригодиться в поездке.

Матросова, 12... Старая довоенная постройка. В те времена еще не экономили на лестничных пролетах и туалетах. Двухэтажный дом на два подъезда. Он стоял внутри двора, образованного современными коробками. Рядом прижались к забору детского сада несколько гаражей.

Иван Иванович внимательно оглядел двор, обошел вокруг дома из красного кирпича, затесавшегося среди великанов. Поднялся на второй этаж. На площадке — три двери. Дверь в квартиру № 12 была обита импортным дерматином, запиралась она на три фасонных замка и ручку-защелку. Открывалась дверь наружу, а не вовнутрь, как соседние. Было нетрудно догадаться: дверь двойная.

Сейчас он нажмет на кнопку звонка. С противоположной стороны кто-то посмотрит в «глазок» и осторожно спросит: «Вам кого?» Что ответит Иван Иванович? «Милиция». Тогда могут не открыть. Придется показывать в «глазок» свое удостоверение. Лучше бы явиться с десятидворным. Должна быть в большом квартале такая должность на общественных началах. Какой-нибудь отставник или бойкая пенсионерка. Организовать субботник, напомнить нерадивым жильцам о том, что надо вовремя вносить квартплату...

Иван Иванович нажал на кнопку. Где-то далеко звонок пропел мелодию «Широка страна моя родная...» Иван Иванович ждал. Никто не отзывался. Он еще несколько раз нажимал на кнопку. По всей вероятности, дома никого не было.

А чему удивляться? Порядочные люди уже начали отмечать Первомай. Сидит Шурин где-нибудь в компании друзей...

Приоткрылась на цепочке дверь в десятую квартиру, и скрипучий голос старика с характерным акцентом спросил:

— Вам кого?

— Мне Шурина Михаила Александровича. Я не ошибся адресом?

— Адресом-то вы не ошиблись, — ответил из-за двери старик. — Только он такой же Шурин, как я Лев Толстой.

Иван Иванович мгновенно оценил обстановку:

— Щеранский, я это знаю.

— Вот-вот. — Звякнула цепочка, дверь открылась, и на лестничной площадке показался сутуловатый седой старик, длинноносый и почти лысый, с большими выпуклыми глазами диабетика. — Мы с Ароном Щеранским всю войну прошли: он был танкистом, я — истребителем танков. Арон имел четыре ордена, два из них Красного Знамени. И когда в полку зачитывали приказ Верховного Главнокомандующего, Арон гордился своей фамилией. Правда, у него не было тогда личной «Волги», гаража с двухэтажным подвалом и холодильником. У Арона Щеранского не было и дачи на Азовском море, за которую магаданские золотоискатели дают сто тысяч. Он был рядовым начальником смены прокатного стана и не мог проигрывать в карты по десять тысяч за вечер. Так что его жена по ночам не плакала, она спала. И видела счастливые сны. Может, было бы больше детей — меньше знали бы горя.

Иван Иванович представился:

— Майор милиции Орач Иван Иванович. — И показал удостоверение.

Старик был, по всему видать, дальнозорким, глядя на документ, он невольно откинул голову назад.