Ксения

* * *

Записки Каспара Фидлера.

«Месяц декабрь 1610 года, в Калуге.

Не могу и описать, как ужасно изменилась моя жизнь. И все пошло от той роковой встречи с панной Мариной. Как вижу по своим записям, это было ровно год назад. Тогда я помог панне Марине бежать в Калугу, а потом спустя некое время и сам ушел вслед за ней. Не вся рота последовала за мной, маленькое мое войско распалось. Большая часть копейщиков решила податься к польскому королю, несколько человек расстались с военным делом и попытались вернуться на родину. Одного из них, Экке Схорна, я встретил недавно. Он болтался на дереве, подвешенный за ноги, с выколотыми глазами и вырванным языком. Это случилось недалеко от Медыни, куда меня посылали добывать пропитание. Кто погубил Экке Схорна, я не знаю. Скорее всего разбойные люди, которых называют „шиши“ и которых великое множество расплодилось по московской земле. Шиши никому не служат и обирают до нитки всех, кто им попадется.

В Калуге меня встретили хорошо, а панна Марина была со мной очень приветлива. С удивлением я заметил, что мне хочется видеть эту женщину каждый день. Так оно и получалось. Хоть Дмитрий не во всем доверяет немцам, он назначил меня командиром своей охраны, ему ведь было известно, что я спас его жену. Я охранял Дмитрия усердно и всякий день встречался с панной Мариной. Мне уж не надо было жалованья, только бы видеть ее улыбку. Все шло неплохо вплоть до неудачи под стенами Москвы. Мне снова пришлось помогать панне Марине бежать, на этот раз бежал с нами и Дмитрий. Мы снова оказались в Калуге, но теперь все изменилось.

В лагере Дмитрия опять развернулся Заруцкий, немцам же совсем перестали верить. Кто-то написал ложный наговор, и несколько наших человек чуть не казнили, спасло лишь заступничество панны Марины, помоги господь этой прекрасной женщине. Дмитрий взял теперь телохранителями касимовских татар, маленьких кривоногих людей с раскосыми глазами. Я же остался без дела. Если прибавить к этому, что Заруцкий держится с панной Мариной совсем накоротке, а она это позволяет, то можно представить, что мысли мои совсем невеселы.

На днях Дмитрий мог убедиться, что он напрасно связался с касимовскими татарами. В Калуге поймали их хана Ураз-Мухамеда, он пробрался сюда тайно по поручению польского короля, которому служил последнее время. Пойманный хан уверял, что хотел повидать жену и сына, находившихся в свите Дмитрия, но тогда бы зачем ему скрываться? Скорее всего, он хотел склонить своих татар к измене и погубить Дмитрия. Так наш государь и решил. Ураз-Мухамеда казнили, а татар подержали взаперти и выпустили, не обнаружив измену.

15 декабря.

Дмитрий погиб! Выпустив плененных татар, он решил свою участь. Во время прогулки в окрестностях Калуги они напали на него, застрелили и варварски отсекли голову. Так татары отомстили за гибель своего хана. Я не могу понять лишь, зачем они служили Дмитрию. Боюсь, и здесь был заговор. Но, отомстив за хана, они погубили многих своих сородичей. Калужане тотчас перебили всех попавших им под руку татар.

Труп несчастного Дмитрия с кое-как прилаженной головой положили в холодную церковь. Таковы превратности судьбы. Несколько дней назад этот человек еще думал о царстве, а теперь он даже не мог достойно лежать в гробу. Поистине и первый Дмитрий и этот второй получили свое. Но теперь они успокоились, осталось мучаться панне Марине. Я видел ее в церкви у гроба, она вовсе не плакала, была очень задумчива, а выходя, подозвала меня и сказала: „Милый Каспар, мне, вероятно, осталось недолго жить“. Я успокоил ее и заверил, что не дам в обиду. „Ты ничего не замечаешь? — спросила она. — Не кажется ли тебе, что я совсем иначе выгляжу?“ — „Вы и в печали прекрасны“, — ответил я. Она посмотрела на меня внимательно и проговорила: „Я скоро жду родов. У меня должен родиться ребенок, Каспар. Но я знаю, что не перенесу родов и умру“. Она ушла, а я застыл на месте совершенно пораженный, ибо никак не замечал, что панна Марина ожидает дитя…»