У подножия горы Нге

— Твоя Ман вроде бы часто ходит с Сунгом на всякие заседания, да?

— Ого, еще как! Ее недавно выдвинули в молодежный комитет как передовую работницу. Даже отец и тот с ней считается. Бывает иногда он с чем не согласен в кооперативных делах, так Ман ему скажет: «Вот ты теперь уже сам член кооператива, а говоришь как единоличник, чужие слова повторяешь...» И отец сразу замолкает.

Шеу нахмурился. Может, я его обидел? В самом деле, как я мог такое сказать, ведь он-то до сих нор не в кооперативе!

Однако Шеу молчал. Немного ногодя он снова спросил:

— Ты не замечаешь, у Сунга как будто какие-то планы насчет твоей сестры? Я прямо говорю, как друг вашей семьи.

Какие-такие «планы»? А, понятно!

— Ну, это не так-то просто, — сказал я. — Ман говорит, что, пока молода, нужно учиться и работать, а замуж — все равно что ярмо надеть на себя. На ней многие уже хотели жениться, но она всех прогнала.

Шеу кивнул:

— Может быть, и так. В этом «активисте» ничего хорошего нет,.. — И осклабился, блеснув зубами в коронках: — Если «активист» станет твоему отцу зятем, так они не успеют чашки супа съесть, как подерутся. Он же говорил: «В этой деревне самый отсталый — отец Ман. А из тех, кто в кооператив не вступил, самый строптивый — Шеу». Сам посуди, твой отец бедняк — это опора кооператива, он лучше всех работать умеет, а «активист» его отсталым зовет. Ну ничего, мы с твоим отцом эго ему припомним.

Шеу для убедительности постучал себе в грудь трубкой.

И не знаю, какой мой отец на самом деле — отсталый или нет, но зачем Сунг так говорит? А еще дружит с Ман. Вот наша учительница никогда не разрешает ребятам плохо отзываться о родителях их друзей. Если Сунг и в самом деле так сказал, я не стану к нему больше хорошо относиться.

Через какое-то время Шеу снова спросил:

— Ты что, снова в пионеры не попал?

— Ага...

— А почему «активист» тебя не принял?

Я хотел было сказать, что это не Сунг не принял меня в пионеры, а так решили ребята на сборе отряда, потому что я слишком увлекаюсь разными забавами, плохо учусь и не принимаю активного участия в общем труде, а Сунг только говормл, что мне нужно подтянуться и тогда меня примут. Но я сердился на Сунга и сказал:

— Не знаю...

На что Шеу тут же ответил:

— Зато я знаю! Пока «активист» будет считать твоего отца отсталым, тебе красного галстука не видать! Будь ты самым каким ни на есть активным-реактивным, ты ничего не добьешься. Вот и весь секрет... Ладно, пошли быстрее. Посмотри-ка, шайка «активиста» уже на другое поле перебралась! — И протянул руку, показывая вперед: — Ну вот, что я говорил: вон сколько цапель! Пушинка, живо!

Мы с Шеу прошли немного вдоль берега, выбирая место, где поставить силки. Большой затопленный луг весь зарос густыми, дикими травами. Сейчас он был совсем белым от сидевших тут и там цапель. Мы решили расставить сразу много вязких силков[5] да еще четыре-пять дуговых. Цапли при нашем появлении только оглядывались и не торопились отойти в сторону. Шеу пришлось захлопать в ладоши, чтобы прогнать их, и мы принялись за силки. Потом мы спрятались в шалаше неподалеку от озера — его поставили для сторожей, которые караулили кооперативных уток, — и стали ждать. Цапли, после того как Шеу их прогнал, разлетелись по окрестным полям. Шеу сидел, поджав ноги, на охапке соломы, курил и поглядывал на луг. Нам пришлось прождать очень долго, почти целый школьный урок, а добычи все еще никакой не было. Я нервничал и хотел было уже взять трубку и пальнуть из нее по трясогузкам, прыгающим на лугу, как вдруг Шеу закричал:

— Попалась!

Я выскочил из шалаша и бегом бросился на луг. Очень крупная белая хохлатая цапля угодила в дуговые силки, прочно захлестнувшие ее вокруг шеи. Она изо всех сил старалась высвободиться, ноги разъезжались на скользком иле, и во все стороны летели брызги. К обеду у нас были уже две цапли и одна сойка. В дуговые силки попалась только первая птица, двух других поймали вязкие. Пушинка прыгала вокруг мешка, в котором мы спрятали добычу, и заливалась радостным лаем.

Опытный птицелов знает: если повезет — попадется несколько штук подряд, а нет удачи — то хоть целый день сиди, все без толку. Солнце стояло уже прямо над головой, и Шеу сказал:

— Ну, хватит! Хорошего понемножку. Собираем трофеи. Тебе выделяю цаплю поменьше.

— Давайте еще из трубки постреляем, может, несколько воробьев попадется, — принялся умолять я.

— Полдень уже,— отрезал он. — Мне пора возвращаться, своего мальчишку кормить.

Это значило, что с утра он оставил сына дома одного, в лучшем случае сунув ему несколько бататов[6].

Жаль, что не использованы все шарики для стрельбы из трубки. Ну, ничего не поделаешь. Если Шеу что-то решил, его никто не переубедит.

На обратном пути он как бы невзначай спросил:

— У твоего отца еще есть вино?

— В кувшине уже ничего не осталось. Прошлый раз я хотел набрать для вас, так еле-еле нацедил пиалу. А вчера отец угощал деда, пришлось кувшин вверх дном опрокинуть. Да, отец сказал: «Шеу как-то брал взаймы, но что-то все не отдает».

Он задумался, потом сказал:

— Ну ладно. Ты Фо Ти знаешь?

— Фо Ти? Который возле рынка? — неохотно ответил я.

— Ну-ну. Там, правда, его кузница, дом его подальше, за рынком, где капоковые деревья.

— А зачем он вам?

— «Зачем, зачем»! Отнесешь туда большую цаплю, скажешь, чтоб обменял на бутылочку. Сделай для меня, прошу. А я тебе потом щенка дам, выдрессируешь.

Ну вот, вовсе не хочется мне с этим Фо Ти снова встречаться. После того как Фо Ти посмеялся над кооперативом нашего класса, я его старательно избегал.

— А что вы будете есть, если отдадите ему цаплю?

— Ничего,— подмигнул Шеу,— с меня и сойки хватит.

Видя, что я недоволен поручением, Шеу подарил мне дуговые силки, потом развязал мешок, вытащил цаплю и сунул мне прямо в руки да еще подтолкнул, сказав, чтобы я быстрее бежал к старому Фо Ти. Пришлось идти, но в глубине души я остался очень недоволен. Вот будет позор, если кто-нибудь из ребят увидит, что именно я беру у Фо Ти. Как я тогда оправдаюсь перед ними?

Шеу, по-видимому, догадался об этом. Он окликнул меня и подозвал к себе:

— Скажи, чтобы он одолжил тебе бутылку поменьше, пусть нальет туда, а ты засунешь ее в карман. Так никто и не увидит, что ты несешь.

— Нет у меня карманов.

— Ну засунь за пояс, на животе неси. Тут уж и вовсе ничего не заметно будет. Ладно, беги быстрей. Просишь о такой ерунде, а он ломается...

Одним духом, втянув голову в плечи, я домчался до рынка и разыскал дом Фо Ти. Он как раз сидел за столом. Увидев меня, он заметно удивился, предложил сесть и спросил с ехидной ухмылкой:

— Так, так, наверное, лопаты от «Красных флагов» уже сломались? На поклон пришел?

Я не стал отвечать, а просто протянул ему цаплю, сказав, что Шеу просит поменять ее на вино. Фо Ти отложил в сторону палочки для еды, которые держал в руках, взял цаплю, пощупал, прикинул на вес и с безразличным видом бросил в угол.

— Мала больно, что за такую дашь!

Взяв со стола пиалу, он осушил ее одним духом и, протягивая пустую, сказал:

— Если хочешь, могу налить вот столько!

— Да за такую цаплю на базаре самое малое можно два хао[7] получить!

Фо Ти опустил пиалу на стол и противно хихикнул.

— Ну, так и быть. Подожди, вот доем, тогда налью вина.

Пришлось сидеть и ждать, пока он закончит свою трапезу.

Наконец он съел все, что стояло перед ним, утер рукой рот и поднялся. Мне бросилось в глаза, что все лицо его испещрено мелкими синими жилками. Приоткрыв дверь, он выглянул наружу — нет ли кого — и только после этого прошел в другую комнату, вынес буйволиный пузырь, в котором обычно хранят вино. Вынув затычку, он осторожно налил четвертинку, дрожащими руками передал ее мне и, нетвердо ступая, проводил меня до дверей. Когда я был уже во дворе, он окликнул:

— Эй, скажи Шеу, если еще что-нибудь вкусненькое раздобудет, пусть приходит, я обменяю.

Я вернулся в нашу деревню только к обеду. Под ложечкой у меня сосало, есть хотелось так, что кружилась голова. Но лишь я приблизился к крайнему дому, как кто-то с громким воплем прыгнул на меня из-за кустов, и мне тут же закрыли глаза. Оказывается, Хоа, Тханг и Быой давно уже поджидали меня. Они принялись громко смеяться, глядя на мой испуганный вид, а Хоа сурово сказала:

— Что это за член кооператива, который целыми днями неизвестно где болтается и весь план кооператива провалил! Ведь пять очков за это снимут! Мы тебя ждали-ждали... Если мы план на сегодняшний день сорвем, то только из-за тебя!

Тханг, выхватив у меня из рук мешок, тут же развязал его и завопил:

— Ребята, цапля! Ага, Шао, значит, ты все утро птиц ловил!

Оно ухватились за мешок, вытащили цаплю и запустили туда руки: нет ли там чего еще. Хорошо, что там были только дуговые силки и бутылочка со смолой. Ну и страху я натерпелся! А если бы я положил туда четвертинку? До чего Шеу догадливый, он все заранее знает!

— Шао, а меня научили новым приемам борьбы! — похвастался Быой. — Давай сразимся еще разок там же, на Каменистой поляне.

Он кулаком шутя сильно ткнул меня в живот. И надо же ему было наткнуться на бутылку, которая была спрятана у меня за поясом.

— Ой, как больно! — завопил он, отдергивая руку. — Что у тебя на животе железяки какие-то, что ли!

И, подскочив ко мне, принялся ощупывать, искать, что же такое на мне спрятано. Я похолодел от страха и изо всех сил пытался вырваться из его рук, но не тут-то было. Вдруг от слишком резкого рывка с моей рубахи отлетели все пуговицы, она распахнулась, и глазам всех предстала злополучная четвертинка. «Ого! — закричали все трое разом.— Вот это да! Вино, значит, покупаешь!». Хоа, эта вредина, скривившись, приблизила свой нос прямо вплотную к моему лицу и принюхалась:

— Ага, ребята, он пил вино!

Я жутко рассвирепел и заорал:

— Врунья противная! Меня попросили его купить, вот я и купил, а пить даже и не думал!

Тут наконец мне удалось вырваться из их цепких рук, и я бросился бежать без оглядки. Мешок с цаплей так и остался лежать на земле у их ног.

Добравшись до дома, я быстро обогнул кухню и скользнул через дыру в заборе во двор к Шеу. У них никого не было. Я поставил четвертинку на топчан и тем же самым путем вернулся к себе. Отдышавшись, я вышел за ворота и посмотрел в сторону околицы — не идут ли ребята. Но они все еще стояли на старом месте и, кажется, о чем-то совещались. Вскоре Хоа решительно направилась к моему дому. Я решил встретить ее, стоя в воротах. Она одарила меня высокомерным, негодующим взглядом и, бросив мне под ноги мешок, заявила:

— Пойдешь со звеном работать или нет? И где только видано, чтобы мальчишки вино пили? Все расскажу учительнице!

Когда она еще подходила, я решил про себя, что обязательно пойду сейчас работать вместе с нашим звеном. Ведь что бы ни случилось, нельзя допустить, чтобы 4-й «Б» нас обогнал. А в нашем звене только мы с Быоем сильные, и без меня план трудно будет выполнить. Но от таких подлых слов во мне снова поднялась недавняя злость. Мне было и стыдно, и такая обида меня разобрала, что я стоял, как истукан, и даже ничего не мог ей ответить. Сказать по правде, если бы она еще хоть слово добавила, я бы ей тумаков надавал, ни на что бы не посмотрел!