Портрет лива в Старой Риге

* * *

Так или иначе, благодаря пьесам Приеде произошло как бы омоложение латышской сцены и качественное ее видоизменение. Любителям слащавой театральной красивости и оперных эффектов (застарелых штампов прибалтийского театра прежних лет) пришлось потесниться. Перемены коснулись буквально всех сфер — от языка, которым заговорили на сцене, до возраста исполнителей. Молодых стали играть молодые.

Они не прибегали к эффектному гриму и пышным парикам; ощутили выразительность обычного костюма, будь то пиджак, ковбойка или спортивная куртка. Рюкзак за плечами мог стать эмблемой спектаклей тех лет. Режиссеры теперь особенно охотно употребляли слова «достоверность», «естественность». Художников стала раздражать ядовитая зелень искусственной травы и деревьев. У всех (прежде всего у молодых) возникла неприязнь ко всему поддельному и театрально привычному.

Гунар Приеде ничего этого специально не требовал и за сценические реформы на словах не агитировал. Ему вообще не свойственна резкость движений и громкость слов. Зато его движения естественны. Без особых потрясений и взрывов, без ошеломляющей новизны приемов, но живой естественностью речи, характеров и ситуаций, им созданных, латышская сцена во второй половине 50-х годов была обновлена, и этот факт сегодня следует признать уже историей. Можно сказать больше — исторической заслугой.