Мельпомена

– Я принес бумаги, – с абсолютно серьезным видом ответил Филипп.

– Бумаги? – недоумевала девушка.

– Да, для мсье Дэвиса, – Филипп достал кипу листов из своей сумки и стал с важным видом сотрясать ею воздух.

– Ах, мсье Дэвис… Он не предупреждал о доставке в столь поздний час… Я позвоню ему, спрошу готов ли он принять Вас…

– Не стоит! – вырвалось у Лавуана. – Не думаю, что стоит тревожить мсье Дэвиса в такое время суток…

– Вы правы, мсье…?

– Дюбуа, – солгал Лавуан.

– Мсье Дюбуа, Вы правы, однако я обязана оповестить постояльца о пришедшем госте. Так предписано регламентом!

Душа Филиппа ушла в пятки. Стоило напасть на один из немногих отелей, где проведен телефон! Что за невезение! Рука писателя немного подрагивала, пока девушка настойчиво пыталась дозвониться до владельца номера. С каждой секундой становилось все страшнее и страшнее.

– Полагаю, его нет в номере, – заключила девушка, положив трубку на место.

– Или он крепко спит, – добавил Филипп. – Позвольте я отнесу бумаги сам. Подсуну тихонько под дверь, чтобы не нарушать покоя ваших гостей.

– Ну хорошо, мсье Дюбуа. Только никому не слова о том, что Вы тут были! А то меня уволят, – легонько улыбнулась девушка.

– Конечно, – сказал Лавуан следуя к лифтам, ведущим наверх, – я буду нем, как могила. Мне открывать свой рот еще опасней, чем тебе, дорогуша.

Возле трех лифтов стоял еще один швейцар. В отличие от своего коллеги, околачивающегося снаружи, этот был весьма приветливым и улыбчивым. Вместе с Филиппом они зашли в левый лифт.

– Какой этаж? – вежливо поинтересовался швейцар.

Понятия не имею.

– Сказать по правде, я здесь впервые, – оправдался Филипп. – Мне нужно в номер к мсье Дэвису.

– В таком случае, нам на шестой этаж, – завел лифт швейцар.

– Я слышал, тут еще и шахматист известный номер арендовал, – начал выпытывать информацию Лавуан.

– И не один, – ухмыльнулся швейцар. – Британца расположили на четвертом этаже, немца на пятом, на шестом эфиопа и русского.

В кой-то веке повезло!

– Наверняка отличный номер дали, – сказал Филипп. – Должно быть с видом на площадь, чтобы можно было наблюдать партии, не выходя из номера.

– У мсье Дэвиса именно такой, – закивал швейцар. – Как раз в конце зала увидите дверь. Последняя – Ваша, – лифт как раз доехал до нужного этажа. – Но вот русскому и эфиопу не повезло: из их номера место проведения турнира никак не разглядеть, ни в 611, ни в 612 номере.

– Не повезло, что еще сказать, – пожал плечами Филипп и дал небольшую сумму на чай обслуге.

– Вы щедры, мсье!

– Вы вполне заслужили.

Столько ценной информации мне мало кто мог дать. Филипп уверенно шел в конец холла, ощущая пристальный взгляд швейцара себе в след. Но как только двери лифта закрылись и раздался характерный звук отправления лифта вниз, тревога Лавуана исчезла сама собой. В коридоре ходила одинокая уборщица. В такое время уборка – явление редкое, но, по всей видимости, кому-то из гостей нужна уборка именно в это время суток. Девушка открыла тяжелым ключом дверь в 609 номер и хотела было начать уборку, но тут ее окликнул француз.

– Добрый вечер, мадемуазель. Кто тот изверг, что заставляет Вас убираться в такой час? Неужели нельзя подождать до завтра?

– Добрый, мсье, – усталым голосом ответила девушка. – Это моя инициатива. Завтра в этот номер въезжает новый постоялец, и обычно мы убираемся утром, до прибытия гостя. Но мне нужно помочь матери по дому с утра пораньше, и я отпросилась… Сказала, что управлюсь за сегодня, коли гость уже уехал вечером.

– Понимаю, очень ответственно с Вашей стороны, мадемуазель, – улыбнулся Лавуан. – Что ж, не буду Вам докучать. Хорошего вечера!

Девушка улыбнулась, услышав комплименты в свой адрес и развернулась, направляясь в открытую дверь комнаты. В этот момент Филипп быстрым и ловким движением приподнял ключи, плохо закрепленные на поясе уборщицы, и забрал их себе, быстро спрятав в карман пиджака. Девушка и ухом не шевельнула. Пропажу она не заметила, как подумалось Филиппу, из-за сильной усталости после тяжелого рабочего дня. Сам Господь помогает мне в моих темных делах. Видимо, ему это угодно…

Оглядев туманным взглядом пустующий коридор, Лавуан, лихорадочно перебирая большую связку ключей, искал тот самый заветный номер 612. Фортуна улыбалась пьяному писателю: нужный ключ, как и дверь, которую он призван был открывать, нашлись весьма быстро. Филипп, попав не с первого раза, вставил ключ в замочную скважину, дважды его повернул и отворил дверь, поспешив заскочить в комнату до того, как уборщица спохватиться своей пропажи. Француз включил свет.

Как и предполагалось, внутри номер соответствовал общему высокому уровню гостиницы. Прежде всего, здесь было очень просторно: в зале помещался и диванчик, и небольшой столик, и красивый, совершенно новехонький ковер, на котором этот самый столик с тройкой стульев покоился, и гигантская, по скромным меркам писателя, кровать с чистейшими белыми простынями, укутанными в кашемировый плед. Сверху свисала большая люстра, приковывавшая к себе все внимание нежданного гостя. В отблесках, создаваемых многими стеклянными украшениями, Лавуан видел невероятную красоту, которую ему хотелось бы запечатлеть в одной из своих работ, если, разумеется, ему еще хоть раз предстоит что-либо написать. Комната как три мои, если не больше… Филипп прошел дальше, прогнав столь ненужное и неудобное сейчас наваждение. Он подошел к приоткрытому окну: отсюда и впрямь не было видно самого турнира, проходившего прямо сейчас внизу, но зато было прекрасно его слышно. Вся эта суматоха, искусственно, как казалось Лавуану, созданная французским людом из ничего, докучала, потому писатель отошел от окна, вернувшись в большую залу.

Что я здесь делаю? Именно на этот вопрос, уже оказавшись на должном месте, пытался сам себе ответить Филипп. Сначала, ему захотелось удостовериться в том, что место, где он сейчас пребывает, действительно арендует эфиоп, а не кто-то другой. Ничего примечательного, что обличало бы комнату в хоть какой-то связи с шахматистом не было: никаких вещей, кроме пиджака, покоящегося на спинке стула, не было, на столике были два бокала с остатками былого пиршества, на кровати был лишь плед, да подушки. Пиджак может принадлежать кому-угодно. Но этот номер принадлежит мужчине – уже хороший знак. Два бокала и одна бутылка, к тому же кровать двуспальная… Либо гость слишком грузен и любитель пить из двух бокалов, либо он все же проживает здесь не один. Полагаю, с дамой… Детективный фарс, что разыгрывал в своей пьяной голове писатель, под действием алкоголя казался невероятно важным и увлекательным. Умозаключения, которые обычный человек делает на трезвую голову по щелчку пальца, Лавуану казались верхом мысли сыскной работы. В какой-то момент ему показалось, что, не будь он большим писателем, он с легкостью мог бы стать следователем в жандармерии, и достигнуть там немалых высот. Заглянем в шкаф. Так будет куда проще понять, кто здесь проживает. Писатель отворил скрипучие дверки внушительного шкафа, стоявшего слева от кровати. Внутри он был полупустым: мужских вещей, на удивление, в нем практически не было – пара рубашек, пиджаков и брюк – а вот женских вещей было гораздо больше. Особенно много было платьев. Не у каждой парижской модницы найдется столько одежды… Именно одно из платьев так зацепило взгляд Лавуана. То самое бордовое платье, которое тогда подметил Филипп, и из-за которого он оказался там, где оказался. Сейчас эта красноватая тряпка действовала на него, как на разъяренного быка, вводя его в полнейший гнев и отчаяние. Да, это была комната Александра Негаша и Мелани Марсо.

Филипп, разъяренный своей находкой, попятился от шкафа, бросив платье в кучу вещей, пытаясь избавиться от ужасного чувства. Он отошел к столику, облокотившись на него обеими руками. При виде шампанского и бокалов, ему стала отчетливо представляться Мелани в своем платье цвета бордо, попивающая вместе со своим новым ухажером алкоголь, и смеющаяся над его не такими уж смешными шутками. Это какой-то страшный сон! Просто страшный сон! Как же она, моя Мелани, моя муза, моя Мельпомена может так просто взять и бросить меня ради этой нелепой роскоши? Ради африканца-шахматиста? Ради номера в дорогом отеле? Это и есть цена нашей любви? Филипп нащупал в кармане склянку с ядом. Впервые он решился не просто покрутить ее в своих ладонях, а непосредственно открыть этот ядовитый флакончик. Запах был вкусным, даже сладковатым и манящим. Может это затуманенный разум, а может истинное желание умереть, но Лавуан поглубже вдохнул и занес склянку над ртом.

Почему ты должен умирать? Да, ты никчемен, с этим никто спорить не станет. Паучиха притаилась в темном углу между шкафом и стеной, куда не доходил свет от огромной люстры. Ты действительно заслужил такую страшную смерть, Филипп. Как, впрочем, и твоя возлюбленная… Жаль, что с ней рядом нет такого непредвзятого существа, как я. Жаль, что никто не может ей подсказать, как стоит поступать при своих серьезных ошибках. Жаль, что я не могу ее наказать. Монстр, казалось, улыбалась, выжидая дальнейшее действие Филиппа, замершего в непонятном ожидании. Ну ничего. Я буду довольствоваться твоим поражением. Конечно, к этому все и шло… Такой слабак и доходяга как ты, дорогой Филипп, никак не мог победить в этой игре. Знаешь, почему я паук, а?

– Понятия не имею, – ответил Филипп.

Потому что я умею ждать. Засмеялся зверь. Потому что я знаю, как расставлять сети и тихо ждать, мой дорогой. Этот облик наиболее точно описывает мою природу. Мне даже ничего делать не приходится… Добыча всегда убивает себя сама. Мне стоит лишь правильно расставить сеть… И ждать…

На этот раз ты не дождешься легкой добычи!

С этой мыслью Лавуан, вместо того, чтобы напиться крысиным ядом сам, быстрым движением опрокинул всю склянку в начатую бутылку шампанского. Пускай они пострадают! Пускай они почувствуют какого это медленно разрушаться изнутри! Пускай испытают на своей шкуре!

Кажется, хозяева пожаловали!

Действительно, в коридоре послышались шаги и гул какого-то больно громкого разговора. За ним Лавуан отчетливо разобрал смех своей возлюбленной, и француз совсем окаменел. Беги, дурак! Бежать было некуда: стоит ему выйти через дверь – его сразу же найдут, а стоит ему выпрыгнуть из окна шестого этажа – ноги он свои едва ли соберет после такого полета. Сюда! Паучиха звала его к себе – в шкаф. Идея была не такой уж и плохой: в шкафу было уйму места, и там Филипп легко бы сумел поместиться. А если заглянет? Тогда придется мириться с последствиями своих злодеяний лицом к лицу, а не действовать исподтишка как поганый трус… Француз быстро залез в шкаф, захлопнул скрипучие дверцы и принялся смотреть в образовавшуюся между ними небольшую щель за происходящим в комнате.

– Кажется, ты не закрыл дверь, – послышался голос Мелани при входе в комнату.