Мой варвар (Харлоу и Рух)
Резонанс означает спаривание и детей…, но я понятия не имею, жил ли этот парень вообще когда-нибудь среди других людей. Он — настоящий варвар во всех отношениях, вплоть до того, чтобы, стукнув по голове, оглушить и предъявить на меня свои права.
Так, отчего я так жажду его прикосновений и столь сильно изголодалась по любви?
![Мой варвар (Харлоу и Рух)](/uploads/covers/2023-08-31/moj-varvar-xarlou-i-rux-0.jpg-205x.webp)
- Автор: Руби Диксон
- Жанр: Эротика / Любовное фэнтези / Эротическое фэнтези
Читать книгу "Мой варвар (Харлоу и Рух)"
Просто я не хочу оставлять ничего, что может понадобиться моей паре.
При утреннем свете Рáхош еще больше похож на моего отца из моих воспоминаний. Когда он поворачивается в сторону и его шрамы не видны, его лицо — точно как у Вáшана. На меня вдруг, словно ударом молнии, обрушиваются воспоминания о пережитом одиночестве, обрушиваются настолько сильно, что меня пошатывает. Мой отец умер очень, очень давно, и все ровно я по-прежнему по нему тоскую. Видимо, я буду тосковать по нему до конца своей жизни.
Рáхош чувствует тоже самое? Помнит ли его так, как помню его я?
Пока я смотрю, Лииз садится рядом с Хар-лоу и, не прерывая болтовню, ест собственную еду. Я изучаю моего брата, затем кладу на пол мой мешок с упакованной поклажей.
— Пойдем со мной.
Он смотрит на меня пристальным взглядом, а на спине у него свой собственный мешок с упакованной поклажей.
— Зачем?
— Я покажу тебе кое-что, — взмахом руки я призываю его поторопиться. — Идем же.
Он переводит взгляд на свою пару, и в нем явно отражается неуверенность в необходимости оставлять ее здесь. Я очень хорошо понимаю эти чувства. Лииз, однако, отмахивается от него и наклоняется вперед, чтобы прошептать Хар-лоу что-то, что вызывает легкую улыбку на ее лице. Я рад, что у нее есть подруга, у которой к тому же тоже будет малыш. Это ее успокоит. Я знаю, она волнуется. И вдруг я чувствую глубочайший стыд и позор за то, что моя пара вся испереживалась, а я не в состоянии унять ее страхи.
Однако меня ждет Рáхош, и поэтому я отбрасываю в сторону свои печали. Раз он сын моего отца, как он утверждает, он захотел бы увидеть место его последнего пристанища. Взглянув напоследок на свою любимую пару, я хватаю копье и выхожу наружу. Мгновенье спустя незнакомец следует за мной.
В то время как направляемся вниз к побережью, мы не говорим ни слова. Правда, он выполнил обещание, поскольку никого из остальных поблизости нет. Никто нас не останавливает, чтобы поговорить. Такое впечатление, будто мы одни, хотя я знаю, что много плохих ждут совсем рядом, прямо за следующей грядой скал.
И тогда мы уже стоим перед пещерой моего отца. Я на мгновение замираю. Ну, мне кажется, это очень… личное. Чувствую себя так, будто собираюсь выставить напоказ весь свой мир этому незнакомцу, которого я не знаю, но у которого мое лицо. Разные мысли спорят и ссорятся в моей голове. Он — плохой, но… все же мой брат. Разве мой отец не хотел бы этого? Тяжело вздохнув, я прислоняю свое копье к стене скалы и приседаю на корточки, чтобы забраться в пещеру.
— Сюда, — говорю я Рáхошу резким голосом. Независимо от того предпочтет он следовать за мной или нет — решать только ему.
Я заползаю в небольшое помещение и усаживаюсь на колени возле груды камней, покрывающей кости моего отца. До сих пор я помню тот день, когда затаскивал сюда его мертвое тело, те долгие часы, которые на это потребовались, и бесконечные походы, чтобы насобирать побольше камней, потому что одна лишь мысль о том, что падальщики раздирают его до костей, была нестерпимой. Тогда я был еще маленьким комплектом и безнадежно одиноким.
Печаль того дня наполняет меня, и я склоняю голову. Мой отец.
Тут я слышу тихий шум и поднимаю глаза. Там Рáхош, его длинное тело согнуто, чтобы заползти в пещеру после меня. Его покрытое шрамами лицо обращено в мою сторону, но смотрит он на аккуратную и опрятную груду камней, которая является последним пристанищем нашего отца. Его взгляд обращается к ожерелью, висящему со скалистого выступа, и неприкрытая скорбь искажает черты его лица.
— Оно принадлежало моей матери, — говорит Рáхош спустя некоторое время. — Нашей матери. Я помню, как он надел его себе на шею после ее смерти.
Мое сердце испытывает боль при одной лишь мысли о ней.
— Я ее вообще не помню.
— Ее звали Дайя, — в его голосе слышится скрежет, и он не хочет смотреть на меня. — Я сам мало что помню о ней, только то, что ее живот был округлен тобой, когда отец забрал нас с собой. Она резонировала для него дважды. Первый раз со мной, а потом через пять лет с тобой, — его взгляд скользит ко мне. — Она не любила нашего отца.
Я свожу брови.
— Но… они же резонировали.
Я думаю о Хар-лоу, о ее груди, мурлычащей подо мной. Это наполняет меня таким удовлетворением и радостью. Я себе даже представить не могу обратное.
— Она любила другого. Я это очень хорошо помню. Вáшан ей даже не нравился.
Вáшан. Имя отца. Слова Рáхоша наполняют меня гневом, но я хочу узнать больше. Он знает о моей семье такое, что я не могу знать, и я жажду ответов.
— Но я же здесь.
— Никто не может отвергнуть резонанс, — категорически заявляет Рáхош. Он протягивает руку и дотрагивается до одного из камней на могиле отца. — Хектар — отец Вэктала, к тому же и вождь — решил, что они должны родить этот комплект ради обеспечения продолжения племени, но она не обязана с ним жить. Она могла вернуться к паре своего сердца.
Я сжимаю губы при одной мысли об этом. Не удивительно, что мой отец их так ненавидел. Они удерживали его пару от него.
— Наш отец решил, что такой ответ его совершенно не устраивает. Он взял нас с матерью с собой на один из своих охотничьих походов… и больше никогда не возвращал ее обратно. Он просто уводил ее все дальше и дальше от племени. Не сюда, — он поднимает голову. — Я бы запомнил запах соли. Но он удерживал ее и прятал. Она не была охотницей и не знала, как найти дорогу, чтобы вернуться к племени. Я помню, как она плакала много дней и ночей. Но отец и не думал изменить свое решение.
Чувствую я себя так, будто внутри меня заложен камень.
— А потом родился ты, и напряжение между ними, казалось, исчезло. Наверное, впервые после ухода из пещер мать была вполне счастлива. Она любила тебя. Ее крошка Мáрух. Помню, как она говорила это снова и снова. Это — одно из моих последних воспоминаний о ней, — он резко отводит взгляд, обратно к ее ожерелью. — Са-кoхчк трудно убить шестерым охотникам. Ты только представь попытку убить его одним мужчиной вместе с его парой и маленьким мальчиком, — он качает головой и потирает рукой челюсть. — Мать была полна решимости помочь, потому что знала, что если мы не получим для тебя кхай, ты умрешь. Они убили его, однако мать во время охоты погибла, а я был покалечен, — рукой он касается своего лица, глубоких шрамов под сломанным рогом. — Я немногое помню после этого. Только то, что отец вернул меня в племя для того, чтобы залечить раны, и там меня бросил. Я никогда не понимал, почему он не остался со мной жить, — его взгляд скользит ко мне. — Теперь знаю. Он сказал мне, что ты умер, но это, как оказывается, было ложью. Он просто не хотел возвращать тебя в племя. Со мной у него не было выбора.
Даже и не знаю, что сказать. В голосе Рáхоша много гнева. Я молча задумываюсь на минутку. Возле каменистого захоронения отца очень тихо.
— В нем было столько ненависти к ним. Всегда.
Рáхош медленно кивает головой.
— И все же меня он оставил с ними, а тебя защищал. Не знаю, почему меня это злит, но это так. Твоей вины в этом нет.
Я тоже зол и никак не пойму, почему. Я любил своего отца. Я ужасно по нему тосковал, но после того, как услышал это, я в полном замешательстве и обиды на него. Он никогда не рассказывал мне о Рáхоше. Он никогда не рассказывал мне, что должен был насильно принуждать мою мать жить с ним. Я уже не знаю, что мне думать.
— Когда он умер? — спрашивает Рáхош шепотом. — Много сезонов спустя я ходил на его поиски, но в его старой пещере от него ничего не осталось.
Долгое время я молчу, пытаясь представить, в какой из пещер Рáхош побывал. У моего отца было несколько, которые он менял из сезона в сезон, и я делал то же самое. Именно так я столь долго избегал плохих, пока скитался в полном одиночестве. И все же его признание в том, что он ходил на поиски отца, доставляет мне… большое удовольствие. Мне приятна мысль, что этот мужчина никогда не отказывался от своего отца. Я бы поступил точно так же.
— Я был еще маленьким. Где-то…, — я пытаюсь вспомнить. — Сезонов семь. Была охота, и его ранила снежная кошка. Рана совсем не заживала, и он умер от лихорадки.
Лицо Рáхоша перекашивается от гнева.
— Еще одна опасность, которую целительница могла предотвратить. Он что, умереть хотел?
У меня нет на это ответа. Теперь, когда я знаю, что у них есть целительница, я и сам хотел бы это узнать.
Через некоторое время он говорит снова.
— Ты… остался совсем один?
Соглашаясь, я отвечаю ворчанием. Совсем один очень, очень долгое время. Эта мысль накрывает меня душевными терзаниями с еще более неопределенным возмущением и беспокойством, как только вспоминаю о своей паре. Я бы умер, если б она покинула меня.
— К тому времени, когда я обнаружил Хар-лоу, я столько всего забыл. Она научила меня снова говорить. Как обрабатывать кожу зверей. Умению много чего делать.
Он медленно кивает головой.
— Люди умные. Они нежные и хрупкие, но ум у них… — он постукивает себя по виску, по шраму. — Они, как лезвия. Моя Лииз может убить своим язычком.
Но он ухмыляется, словно он очень счастлив от самой мысли.
Хар-лоу рассказывала мне историю о том, как ее люди сюда попали. Даже не знаю, верю ли я во все это. Звучит слишком невероятно, чтобы быть правдой, но, судя по реакции этого мужчины, люди обнаружены недавно, к тому же отличаются от плохих.
Рáхош еще несколько мгновений смотрит на могилу нашего отца, сложенную из камней, а потом оглядывается на меня.
— Славно… снова обрести семью.
Неужели мы семья? Для меня он все еще незнакомец. Хар-лоу — единственная, кто мне не безразличен. Но от как-то странно знакомого мне присутствия Рáхоша я чувствую себя… менее одиноким. Так что в этом что-то есть.
Часть 8
ХАРЛОУ
Когда мы покидаем нашу пещеру на побережье, мне прям плакать хочется. Весь прошлый год я была там так счастлива и чувствую себя там как дома больше, чем в племенных пещерах, куда мы возвращаемся. Я чувствую себя виноватой, что нам пришлось принять это решение, ведь мы должны были принять его в результате предательства моего тела.
Если уж быть уже совсем честной с собой, то маленькая, обеспокоенная частичка меня гадает, не вернулась ли обратно опухоль головного мозга. Ну, что мой кхай больше не может выносить напряжения, чтобы ей противостоять, и она вернулась, и именно поэтому мне так плохо. Я об этом не говорю ни Руху, ни Лиз с Рáхошем. Возможно, окажется, что все это ерунда и ничего такого нет, а Рух будет бесконечно переживать. Мое истощение и слабость просто могут быть как-то связаны с ребенком.
Но я все ровно очень волнуюсь.
Переход пешком тяжелый. Рух не позволяет мне нести свой мешок, утверждая, что для него тот ничего не весит. Он просто взваливает его себе на плечи, добавив к своему собственному громадному снаряжению. А я? Я едва могу поднять ноги, чтобы надеть снегоступы. Одна мысль о том, чтобы следующие три дня идти пешком, кажется невыполнимой задачей, которая представляется еще более тяжелой из-за неиссякаемой энергии Лиз. Будучи беременной дольше меня, она не отстает от мужчин и даже время от времени убегает вперед, чтобы изучать следы (от чего Рáхош слетает с катушек и начинает перегибать с заботой). Рух хватает меня за руку, и с ним рядом со мной я чувствую себя менее сокрушенной.