Покой и воля (Книга II)

«Авада» не означает победу над врагом, думал Северус, бредя по ночным улицам. «Авада» — всего лишь убийство. Тот далекий безымянный оборванец наверняка ничего не успел понять, точно так же как и Тобиас, и мальчишка-хаффлпаффец, убитый Петтигрю на кладбище. У этих побед чувствовался одинаковый тухлый привкус трусости.

«Не смейте называть меня трусом!» — чуть не крикнул он и обнаружил, что стоит перед дверью дома №12 на площади Гриммо.

Вальбурга Блэк разразилась было обычной бранью, но, узнав гостя, прикусила язык. Сопровождаемый ее враждебным молчанием, Снейп, не задерживаясь в прихожей, пошел по коридору, где, как всегда, газовые рожки горели через один и пахло мышами.

Первый же поворот должен был вывести на лестницу, ведущую в гостиную. Послышались знакомые голоса, там полным ходом что-то обсуждали, поэтому он прибавил шагу и, огибая поворот, уже готовился к тому, что первая ступенька круто подвернется под ноги и нужно быть внимательным, чтобы не споткнуться, но вместо потертой ковровой дорожки увидел прямо перед собой... ступни. Босые, мосластые, с поджатыми пальцами. Тощие щиколотки, покрытые редким черным волосом. Костлявые колени. Одно нервно подрагивало.

Северус отшатнулся в недоумении, взгляд скользнул выше... В углу, залитый безжалостным светом «Люмосов», стоял он сам. Голый, как в миг рождения. Худой, нескладный, синюшно-бледный. Одной рукой пытаясь прикрыть срам, другой защищая глаза от слепящих лучей.

Свет сделался ярче, из него просыпался смех — звонкий, мелодичный, издевательский. Так могла бы смеяться молодая женщина, и точно: смутно знакомая красотка в роскошной мантии показывала пальцем на жалко дрожащую фигуру и хохотала, хохотала, зло кривя губы, исходя презрением и ненавистью.

Вопль ужаса застрял в горле. Мозг взбунтовался, отказываясь понимать происходящее. Северус застыл, не в силах даже закрыть глаза, содрогаясь от волн чужого сверлящего хохота, выпав из пространства, времени, жизни...

Тихое дребезжащее хихиканье послышалось из-за спины. Такое же злобное, оно будто бы стремилось попасть в унисон с женским голосом, но никак не могло подстроиться под его ритм, и от этого морок пошел трещинами, сердце освобожденно заколотилось о ребра, но остатки ужаса скребли в глотке и потому не получилось, как в учебнике, уверенно и четко. Получилось вымученно и хрипло:

— Ридикулус...

Горят газовые рожки, отбрасывая тени на потемневший лак перил и резные балясины. Давно не чищенные медные прутья тускло поблескивают, прижимая к ступеням истоптанную ковровую дорожку. Старый дом, старая лестница, старый страх.

— Северус, почему ты не поднимаешься?

Молли Уизли. Рыжая, круглолицая, в штопаном платье и пятнистом фартуке. Пахнущая горячей сдобой и ореховой подливкой к жаркому. Живая, настоящая. И руки у нее теплые. Или это у него так заледенели пальцы?

— Мне показалось, будто кто-то вошел, жду-жду, никто не поднимается. Думаю, надо глянуть, а то мало ли... Кричер в последние дни пакостничает сильнее обычного.

— Кричер?!

Она вгляделась в его лицо и понимающе покачала головой:

— О-о, да он и тебе боггарта подсунул... Так-то мы их всех повывели, но этот поганец ухитрился припрятать одного. Развлекается, злыдень, с наших слез!

— Ты... видела?

— Мне своих страхов хватает, Северус... Твоего я не видела.

Где-то в темноте пустой жестянкой вновь прокатился издевательский смешок.

К счастью, в гостиной никто ничего не заметил. Блэк и Тонкс о чем-то спорили на повышенных тонах, Люпин пытался их урезонить. Шеклболт сердито листал вечерний выпуск «Пророка», Артур Уизли, красный, как помидор, за что-то распекал близнецов. Те стояли с постными физиономиями. Из карманов у них торчали толстые розоватые шнуры, кончавшиеся мятыми раструбами, похожими на человеческое ухо. Дверь, ведущая в соседнюю комнату, то и дело приоткрывалась, и в щели мелькала пара блестящих от любопытства глаз и веснушчатый нос. Прерываясь на полуслове, Артур шикал на дверь. Та закрывалась, близнецы фыркали, но, едва их отец поворачивался к ним, вновь делались серьезными. Дверь немедленно открывалась снова и все начиналось сначала.

При виде вошедшего Кингсли отложил газету.

— Наконец-то, теперь можем начинать. Эй, давайте потише все!

Возмущавшихся близнецов выперли за дверь, откуда послышался хор недовольных голосов, Артур наложил глушащие чары, и все расселись по местам: Шеклболт во главе стола, чета Уизли рядом с ним, Блэк, Люпин и Тонкс по другую сторону. Снейп выбрал стул поодаль от остальных и старался ни на кого не смотреть.

— Главная новость на сегодня: утром в маггловском квартале дементоры напали на Гарри Поттера и его двоюродного брата-маггла, — доложил Шеклболт. — В Министерстве делают вид, что это простая случайность. Снейп, у тебя есть какие-либо версии?

Оказывается, пока он разглядывал Метку Роули, за много миль от поместья Малфоя творились интересные дела... И хотя сообщение Кингсли было для Северуса абсолютной новостью, он не сомневался: Волдеморт к случившемуся не имеет никакого отношения.

— Темный Лорд не раз выражал уверенность, что дементоры поддерживают его, — тщательно подбирая слова, ответил Снейп. — Но приказывать им пока еще не в его власти. Не он натравил дементоров на Поттера.

— Достаточно и того, что он тебя на него натравливает, — проворчал Сириус.

— Извини, но лаять — это больше по твоей части, — не остался в долгу Северус.

— Кажется, вы оба позабыли, для чего вас включили в состав Ордена Феникса, — повысил голос Шеклболт. — Отнюдь не для того, чтобы мы слушали бесконечные перепалки! Снейп, тебе есть что сказать, кроме острот в адрес Блэка?

— Хотел бы заметить, что я прихожу сюда вовсе не из желания мило поболтать в вашей теплой компании, — Северус обращался к председателю, но смотрел на Сириуса. Верхняя губа у того дернулась, как у собаки, когда она собирается показать клыки. — Темного Лорда пока не интересуют дементоры, потому что он собирает в ряды Пожирателей молодежь.

— Он готовится к активным действиям? — уточнил Люпин.

— Похоже, что так, — заключил Шеклболт. — Скольких завербовал Темный Лорд?

— Метку я видел пока у одного выпускника Хогвартса. Сколько их всего уже пришло к Волдеморту, мне неизвестно.

— Толку от тебя... — процедил Блэк. — Как зовут того одного?

— Роули, Торфинн.

— Слизеринец?

— Да.

— Кто бы сомневался! — Шеклболт предостерегающе ударил ладонью по столу, но Блэка уже было не остановить. — Ты же сам поставляешь ему слуг целыми курсами! И не затыкай мне рот, Кингсли, я знаю, ты и сам так думаешь! Как мы можем бороться с Волдемортом, если у нас под боком источник свежих сил для него?!

В голосе Блэка прорвалось рычание разъяренного зверя. Он взвился, с трудом сдерживаясь, чтобы не выхватить волшебную палочку. Вскочил и Северус. Люпин дернулся, готовый удержать Сириуса. «Так его, Бродяга!» — ухнула Тонкс, сделавшись разом похожей на сову и рассвирепевшую кошку. Молли в отчаянии закрыла лицо руками.

— Вас следует выгнать, как малолеток вроде Фреда и Джорджа, — с расстановкой сказал Артур. Как ни странно, но его услышали. Крики смолкли, все глаза обратились на него. А он продолжал сидеть, толстоватый немолодой отец семейства, в вязаной кофте и сорочке с обтрепанным воротником, и говорил, решительно нахмурив редкие рыжие брови.

Он простой волшебник и обычный чиновник Министерства, не хватающий, будем откровенны, звезд с неба. Но даже ему понятно, что не Дом Слизерина — виновник всех бед. Не ты, Сириус, тысячу лет назад основал Хогвартс, и потому не тебе решать, каким Домам быть, а каким нет, и не тебе судить их учеников. И если Дамблдор со всей его решительностью до сих пор не изменил существующее положение, значит, его, Артура Уизли, вывод тем более верен. И сейчас следует не злиться на то, что к Волдеморту добровольно идет молодежь, а задуматься, почему так мало молодых на стороне Дамблдора.

— Молодые есть, только они дети совсем, — горестно вздохнула Молли. — Гарри, Гермиона, Рон наш... Ну куда им воевать?

Ей не возразили. В гостиной сделалось тихо.

— Те, кто приходит к Волдеморту, знают, за что они готовы убивать, — нарушил молчание Снейп. — По крайней мере, думают, что знают. А что должны знать те, кого ты, Артур, хотел бы видеть на стороне Дамблдора?

— То, что Волдеморт — гнусный ублюдок! — рыкнул Блэк.

— Этого недостаточно, — усмехнулся Северус. — Завтра кто-нибудь может объявить ублюдком тебя.

...Исподволь ночь все же завладела городом. Закрыла неспящие глаза витрин и окон, разогнала автомобили. Впрочем, самые неугомонные продолжали носиться по мостовым, но от рева их моторов лишь звонче становилась царящая на улицах тишина. Дневные запахи человеческого бытия осели, уступая место дыханию влажной земли цветников и парков.

Прохожий, старый знакомый ночи, вышел из темного дома на площадь и побрел по тротуару, обходя неровные круги света от уличных фонарей. Осторожно, чтобы не нарушить его задумчивое молчание, ночь пристроилась рядом. Уловила обрывок мысли, болезненный, обращенный в пустоту вопрос: отчего зло способно быть столь цельным и притягательным, и почему добро, рыхлое добро в шерстяной фуфайке, понимая все и всех, не может ничего противопоставить убедительному и целеустремленному злу?

Человек остановился и досадливо мотнул головой. Ночь обиженно отпрянула, и мгновение спустя на улице уже никого не было.