Котел, полный солнечного света

Глава 13. Перед бурей

Северус чуть слышно ругнулся. Он делал все правильно, отточенным и верным потоком магии, так же, как и долгие годы до этого. Но почему-то чары Патронуса с каждым разом выходили все хуже и хуже. Мужчина сосредоточился, на лбу собралась болезненная складка.

— Экспекто Патронум!

Лань появилась с гигантским усилием. Прозрачная, подрагивающая, словно сломанная голография, тусклая, будто у нее садились батарейки. Защитница сделала по ковру один неловкий шаг, моргнула и пропала.

— Черт!

Снейп не сдержался и яростно рубанул заклятьем куда-то вбок, не глядя. Сотни страниц отчетов и финансовых записей взмыли в воздух, словно встревоженные птицы, а директорский стол тяжело рухнул на пол, лишившись ножек.

Верховный мастер еще пожалеет о секундной несдержанности, потратив часы, собирая документы в стопки. Но сейчас было не до того.

Северус распахнул окно и судорожно вдохнул широкими ноздрями морозный воздух.

Как же все это происходило не вовремя! Он полагался на Патронуса, надеялся на эту магию, и дело было далеко не в том, что популяция дементоров по всей стране утроилась. Снейпу вскоре предстояло передать мальчишке меч Гриффиндора, и он рассчитывал, что лань ему поможет. Возможно, это было верхом глупости, но Северус почему-то был уверен, что Гарри Поттер обязательно доверится Патронусу матери, пусть даже парень скорее всего понятия не имел, как выглядел защитник Лили. Седьмое чувство, родство семейной магии, надежда — все, что угодно могло вселять эти мысли, и все же Северус им безоговорочно доверял.

И какого инфернала у него ничего не получается?

Директор сжимал влажными от напряжения пальцами заледеневшую раму. Что бы сказала Пенни, узнав, что ее наставник взял и разучился призывать Стража?

Он невольно закрыл глаза. Перед взором послушно нарисовалась картинка воспоминания: слегка растрепанная и гордая собой Хэйвуд смотрит на то, как ее новорожденный Патронус ластится к Северусу, словно ручной зверёк. Такое очевидное проявление ее чувств, которое он тогда не приметил, будучи глубоко убежденным, что не способен вызвать подобных привязанностей у первой красавицы школы.

Снейп сделал глубокий вдох, втянув носом парочку мелких снежинок, и отошел от окна. Он должен был найти способ вернуть своим чарам силы, или ему придется искать иной выход. Интуиция подсказывала: меч очень скоро покинет директорский кабинет, а значит зельевар был обязан обстряпать все без сучка и задоринки. Слишком много стояло на кону: победа, жизнь, будущее. Возможность вновь увидеть Пенни.

Мужчина на секунду задержал пальцы на поверхности шелковой ленты, а затем вытянул перед собой руку, сжал палочку покрепче и произнес:

— ЭКСПЕКТО ПАТРОНУМ!

Лань рождалась тяжело, сгусток за сгустком сплетаясь в Стража, как в замедленной съемке. И все же наконец Патронус сформировался. Сотканное из света тельце слегка рябило, но Северус силой воли не давал свечению погаснуть.

Серебряная защитница тихонько фыркнула, тряхнула рогами и стабилизировалась.

Так-то лучше. Хорошая лань.

* * *

Пенни лежала на постели и смотрела в потолок. Стрелки часов давным-давно отмерили полночь, а сон все не шел. Мысли роились в голове пчелками, однако ни одна не цепляла разум.

В комнате было довольно свежо, но девушка даже не думала прикрыть распахнутое окно или укутаться одеялом. Внимание Пенелопы было целиком сосредоточено на собственном теле. Хэйвуд слушала его, ощущая каждую клеточку и каждый изгиб. Морозный воздух покусывал обнаженную кожу, и в том, как ее обволакивала зимняя прохлада, было что-то будоражащее. Белесые тонкие волоски стояли дыбом, руки и ноги невольно подрагивали, восприятие обострилось до предела. Пенелопа смаковала острое яркое чувство, пробужденное порывами январского ветерка, что рьяно ползали по каждому миллиметру ее тела, опоясывая ледяными объятьями эрогенные зоны.

В какой-то момент поцелуев зимней стужи ей стало мало. А может быть замерзшей Хэйвуд просто захотелось немного температурного контраста. Дыхание участилось, и Пенни закрыла глаза. Пальцы девушки едва ощутимо заскользили по приоткрытым губам и отправились легко порхать по лицу и ниже, почти неосязаемо дотрагиваясь до скул, шеи, очерчивали узкие дорожки, под которыми пульсировали артерии и вены. Собственные касания казались ей неожиданными и оттого вдвойне приятными, словно кистью управляла не она, а кто-то другой. Воображение живо включилось в игру и вскоре Пенни поверила, что горячие руки, ласкающие ее тело, и впрямь не принадлежали ей самой. Кажущаяся чужой ладонь гладила ключицы и спускалась ниже, легонько сжимала грудь, описывала чувствительные окружности по ореолу затвердевших сосков, рисовала узоры на напряженном животе.

— Пенни…

Этот низкий глубокий голос снился ей ночами, и потому Пенелопе порой и вовсе не хотелось просыпаться. Сейчас же он почти звучал, почти обжигал ее кожу хриплым дыханием, и Пенни невольно задержала собственное. Не размыкая ресниц, она улыбалась фантомному человеку, существовавшему лишь в ее голове, но кажущемуся таким реальным сейчас, в темной тишине ее спальни. Хэйвуд не встречалась с ним в действительности, не знала его. Этого мужчины никогда не было в ее жизни, однако Пенни было плевать: она отчаянно жаждала его компании и, если для того, чтобы воображаемый возлюбленный побыл с ней еще немножко, ей предстояло подцепить воспаление легких… Что ж, так тому и быть.

Будто в реальности она ощутила, как чьи-то губы требовательно прижимаются к ее рту, и послушно разомкнула свои, охотно разрешая призраку распоряжаться ее языком. Таинственный незнакомец пах кардамоном, лавандой и шалфеем, и девушка терлась о его грудь и руки, стремясь впитать частичку его флюидов кожей и волосами. Он гладил ее, целовал, ласкал, будто бы знал ее тело лучше, чем она сама. Пенни выгибалась навстречу его ладоням и губам, шептала ему такие слова, которых не говорила доселе ни одному мужчине, признавалась в любви тысячу раз, и от переизбытка эмоций ее трясло, будто после удара молнией.

Ее… его… их пальцы скользили по наиболее чувствительным точкам, проникали в самые потаенные места, нежили, терли, мяли, давили и Пенелопе чудилось, что по телу расползается сладкая карамельная нуга. В объятьях невидимого партнера каждое касание казалось острым и ощущалось на пределе осязания: девушка становилась чувствительной, будто открытая рана. Не испытывая ни капли смущения, она жалась к незнакомцу, зарывалась ладонями в его волосы, тянула к себе вплотную и упоенно подмахивала бедрами в такт его движениям.

Пенни приоткрыла губы: безумно захотелось позвать его по имени, повторять его снова и снова словно ритуальную песнь… Что-то говорило ей, что если… когда они были близки в действительности, это было неотъемлемой частью их слияния, своеобразной традицией, прелюдией, что тешила обоих. Но как она не старалась вспомнить, имени не было — оно исчезло или вовсе никогда не существовало. И это мучило изнутри, терзало, лишало полной глубины удовольствия.

Приди на ум, вспомнись, пожалуйста!

Бесполезно. Имя ускользало от нее, словно вчерашний сон, так же упорно отказываясь воскреснуть в ее памяти, как и его лик. И это было никак не исправить: Пенни доподлинно знала — стоит ей попросить напомнить, как же его зовут, или же открыть глаза, чтобы глянуть на него хоть на мгновение, то бесплотный любовник просто исчезнет. Она пробовала бесконечное количество раз, и всякая попытка была впустую. Поэтому девушка держала веки плотно сомкнутыми, и не позволяла вопросу слететь с ее губ. Уж пусть лучше так, наполовину, частично, но хотя бы немного побыть с ним…

Его и так было непозволительно мало. Вот и сейчас, едва дождавшись, пока девушка достигнет пика, он нежно поцеловал ее напоследок и растаял, осыпаясь теплыми сполохами по ее коже, впитываясь в нее солеными каплями.

Пенелопа тихонько всхлипнула. Она снова осталась одна.

Хэйвуд дождалась, пока отголоски оргазма схлынут окончательно и медленно открыла глаза. В уголках блестели слезинки, которые она сморгнула, нехотя прогоняя наваждение. Пальцы были влажными и Пенни провела ими от лобка до самой шеи, оставляя на коже мокрый след, которому, впрочем, предстояло исчезнуть так же быстро, как ее незримое видение покидало ее по ночам.

Январь приправил ночь блестками белых хлопьев. Озорные снежинки наперегонки влетали в спальню, садились на грудь и лицо, и умирали в ту же секунду. Девушка зябко поежилась: холод перестал быть приятным, зубы начали тихонько выбивать марш, а в пояснице противно заныло. Пенни медленно поднялась с кровати, подошла к окну и плотно закрыла его. Затем повела палочкой, и в камине весело затрещал огонек.

Спать все так же не хотелось. Хэйвуд накинула на плечи теплый плед и подошла к каминной полке. Там теснились колдографии: семья, друзья, вручение диплома об окончании Хогвартса. Рядышком, в рамках — разнообразные грамоты от Гильдии зельеваров и клиники Святого Мунго. Тут же лежали памятные безделушки: пригласительная открытка со свадьбы Доры, вредноскоп — подарок Ориона, игрушечный самопомешивающийся котел, который маленькая Пенни купила когда-то на свои первые деньги. Взгляд Пенелопы скользил по вещицам, и непроизвольно остановился на неприметной узенькой коробочке, что чернела в самом дальнем уголке полки, расположившись таким образом, чтобы привлекать как можно меньше внимания.

Пенни знала, что это за штука — она сама привезла ее из Англии вместе с чемоданами и зельеварческим скарбом. Хэйвуд слабо понимала зачем было тащить подобный хлам через океан, и все же коробочка приехала сюда с ней. Внутри не было ничего хоть мало-мальски ценного — всего лишь черный кожаный шнурок, который, видимо, просто связывал в свое время пучок трав или похожие ингредиенты. Но выбросить или хотя бы дотронуться до шнурка у Пенни не поднималась рука. Она порой открывала коробочку и разглядывала тонкую полоску материи, а затем неизменно возвращала ее на полку. Что-то непостижимое раз за разом не давало ей достать странный шнурок несмотря на то, что какая-то часть ее чрезвычайно желала этого.

Сегодня ей захотелось перебороть таинственное ограничение. Пальцы потянули крышечку в сторону. Кожаная тесемка все так же лежала внутри, свернувшись будто ручная змейка. Просто протяни ладонь, и коснись. Но Пенни не могла.

Она не понимала, как это работает. Может быть, здесь была замешана какая-то магия. Возможно даже темная? Так зачем же тогда она держит это заколдованное непонятно что в доме, в собственной спальне?

Пенни нахмурилась. Условия тут должна диктовать она, а не дурацкий кусочек воловьей кожи.

— Сейчас отправишься в камин! — пообещала девушка шнурку.

Что ж, какое бы волшебство тут не было замешано, угроза явно на него никак не повлияла.

Хэйвуд поморщилась и закрыла коробочку. Обычная тесемка и манила, и отталкивала, и Пенни, как бы ей не хотелось, не была властна над этим. Ни взять, ни выбросить. Она даже такую мелочь не могла взять под контроль… Стало грустно.