По праву друга

Глава 4. Видимость, но не суть

...Прошло три года. В моей внешкольной жизни почти ничего не изменилось: мать делала вид, что все в порядке (и всячески подчеркивала это в своих редких письмах), отец напоминал о себе немногим чаще. Ко дню рождения я получил от них две открытки и десять галлеонов.

Моим настоящим домом стала школа.

Я не был душой компании, да и близких друзей среди сверстников не появилось. Впрочем, неприязни — во всяком случае, открытой — ко мне никто не питал. Ну разве что иногда дразнили «полупрофессором», намекая на то, что между «п» и «т» на слух разница совсем не велика.

Шесть дней в неделю я проводил в кабинете слизеринского декана. Приходил туда вечером, после занятий и засиживался до ночи, до тех пор, пока он, заметив, что я откровенно клюю носом, не отправлял меня спать.

Чистка котлов, пробирок, реторт и прочего с каждым разом занимала все меньше времени — я наловчился орудовать щеткой и ершиком. Управившись с ними, я приступал к более сложному делу — отмерял на лабораторных весах порции порошков, готовил в пробирках простейшие растворы для опытов на уроках. Я научился работать с самыми опасными кислотами и самыми летучими веществами. Попутно освоил греческий язык и фарси, потому что многие алхимические рецепты были написаны именно на них. Чтобы дать мне возможность попрактиковаться, профессор нередко в течение целого вечера обращался ко мне только на каком-нибудь из этих языков. Когда же в кабинете появлялся кто-то еще (ученики или преподаватели) — мы переходили на латынь. Не то, чтобы мы обсуждали какие-то тайны... вовсе нет. Профессор просто забавлялся, видя ошарашенные лица визитеров.

Но наиболее ценные и памятные для меня разговоры мы вели на современном и привычном для обоих языке.

Как-то раз я застал его сильно не в духе. Обычно в таком состоянии он обращался ко мне по фамилии и говорил колкости.

— А, Снейт пожаловал... сейчас опять начнет скрежетать, как будто мне и без того мало головной боли!

Я замер у котлов, несколько обескураженный.

— Хорошо, профессор, я могу пока заняться ретортами...

— Да к черту их! — в ярости Снейп грохнул кулаком по столу. — Слушайте, Синклер, у вас по трансфигурации какая оценка?

— «Выше ожидаемого»... — еще не понимая, куда он клонит, настороженно ответил я.

Снейп вскочил с места, метнулся к лабораторному столу, что-то схватил там и протянул мне.

— Что это, как вы думаете?

На его ладони лежал небольшой цилиндрический брусок из голубовато-серого металла. Я взял его. Руку повело вниз.

— Свинец?

— Верно. А теперь превратите его в золото. — Это прозвучало как приказ.

Я вытащил из кармана мантии волшебную палочку и, мысленно представив нужный объект, произнес заклинание.

Серый цвет медленно сменился матово-золотым, цилиндрическая форма уступила место прямоугольной.

— За исключением гринготтских гоблинов, всякий признает это за настоящее золото, а? — проворчал он, и, кинув мое творение в ближайший тигель, щелчком пальцев поднял под ним невысокое пламя.

— Золото плавится при температуре более тысячи градусов, — не отрывая глаз от тигля, говорил Снейп. — а свинец?

— Триста двадцать семь и пять, — я почувствовал себя, как на уроке.

— Угу... смотрите.

Брусок в тигле стремительно терял свои очертания, растекаясь лужицей на дне.

— Второе исключение из Закона элементальной трансфигурации Гэмпа в действии. Так? — Снейп резко обернулся ко мне и я попятился от его яростного и требовательного взгляда.

— Д-да...

— А теперь подумайте, почему возникло это исключение? А заодно и другие четыре. Все они так или иначе признают, что каких-либо коренных, серьезных изменений трансфигурация совершить не в состоянии. Как и остальные разделы магии, впрочем. Мы меняем лишь видимость предметов, Синклер! Видимость, а не суть! Вот в чем беда...

Он небрежно махнул рукой. Огонь под тиглем погас. Снейп, будто разом утратив всю свою свирепую энергию, побрел к письменному столу и рухнул в кресло.

— Я искал везде, где только можно, — заговорил он совсем другим голосом, усталым и тихим. — перерыл гору источников. Бесполезно. Одно словоблудие с редкими вкраплениями практических результатов... философский камень, астрология, некромантия, бог знает, что еще — и все ради того, чтобы создать иллюзию могущества, видимость того, что магия способна изменить не только внешний облик вещества, но и его природу! Вы не задумывались, почему легионы тех, кто называет себя волшебниками, за тысячи лет не сотворили ничего, что принципиально изменило бы наш мир? Или хотя бы круто повернуло ход истории? И ведь не просто людишки — а так называемые величайшие маги! Тогда как маглы — те самые маглы, от которых наше министерство столь ревностно нас охраняет, непрерывно двигались вперед! Да, кровавой дорогой, да, со множеством ошибок по пути — но тем не менее! Между прочим, они сумели искусственным путем получить самое настоящее золото еще полвека назад. Причем в лучших алхимических традициях — из ртути.

Снейп вытащил из-под груды бумаг потрепанный журнал и протянул мне. Он был открыт на странице с заголовком «Золото, полученное в атомном реакторе».

«На совещании американских физиков в Нэшвилле в апреле 1941 года А. Шерр и К. Т. Бэйнбридж из Гарвардского университета доложили об успешных результатах своих опытов. Они направили разогнанные дейтроны на литиевую мишень и получили поток быстрых нейтронов, который был использован для бомбардировки ядер ртути. В результате ядерного превращения было получено золото.» (1) — прочитал вслух я.

— Что-нибудь поняли?

— Только отдельные слова...

— Вот-вот. Мы до сих пор гусиными перьями пишем, какие уж тут разогнанные дейтроны!

В его голосе слышалось отчаяние. И тогда я не выдержал.

— Учитель...

Впервые я обратился к нему так, как мысленно называл уже давно.

— Учитель, почему вы не уезжаете отсюда? Вы могли бы работать в каком-нибудь университете, обычном, научном, не магическом...

— Я должен быть здесь, — резко ответил он. — А вот вам, в самом деле, стоит всерьез задуматься о том, чтобы по окончании школы бежать куда подальше. В магическом мире, каков он сейчас есть, только умирать хорошо, а жить...

Определенно, последняя фраза была отзвуком каких-то личных переживаний... Я заметил, что Снейп смотрит сквозь меня, словно видит некие картины из прошлого. И такое у него стало при этом выражение лица, что у меня мурашки по спине побежали.

К счастью, это продолжалось недолго. Он тряхнул головой, будто просыпаясь, и вернулся в настоящее.

— Кстати, о школе... — профессор теперь был захвачен новой мыслью. — Министерство раз в три года выделяет три стипендии для поощрения особо способных студентов. Правда, это относится к старшекурсникам, а вы пока только на четвертом. Но рискнуть можно. Я помогу с подготовкой к экзаменам. Не вечно же вам котлы драить... что скажете?

От радости у меня язык словно прилип к зубам и вместо ответа получилось что-то неразборчиво-восторженное.

— Только я бы предпочел, — продолжал Снейп, — чтобы стипендиатом стал студент Слизерина, а не Райвенкло. Готовы ли вы перейти от орла к змее?

— Да, — наконец-то внятно смог ответить я.

— С деканом Флитвиком я поговорю сам. Остальное будет зависеть от вас. — Он помолчал, а затем добавил, пристально глядя на меня:

— Но будьте готовы к тому, что ваши бывшие сокурсники не простят вам ренегатства. А новые могут и не принять.

— У меня не было друзей на старом факультете. Так что мне не трудно будет привыкнуть к одиночеству среди слизеринцев.

— Что ж, в таком случае вопрос можно считать решенным.

(1) http://www.alhimik.ru/read/hoffman64.html