Простокровка из Дра'мора

– Дай угадаю – никто не должен о нас знать? – В памяти живо воскрес образ разъяренного дознавателя, который с пеной у рта доказывал, что они с шанатаром не должны находиться даже в пределах одного здания. – Не уверена, что смогу разорваться на два.

– Я скажу Эашу, что лавочка закрыта, – перебил ее Крэйл.

– У него такие планы на этот тотализатор, он будет недоволен, если все рухнет вот так.

– Перебьется, – отбрил шанатар. – Слушай, как тебя вообще угораздило в это вляпаться?

– Имеешь в виду нас с тобой?

Крэйл обжег ее недовольным взглядом. Марори отвернулась к боковому окну, повозилась и поджала ноги так, чтобы угнездиться в кресле. Хотелось спать даже несмотря на присутствие шанатара. Она что – всерьез приняла его предложение? И он всерьез его сделал? Действительно, как она смогла вляпаться в такое? В книгах и фильмах все было куда романтичнее: трепетание сердца, дрожание рук, слезы и пылкие признания. В предложении Крэйла – которое и на предложение тянуло с трудом, – были чертыхания, обзывательства и звериные оскалы вместо счастливых улыбок. Марори покосилась на его руки: жилистые, с выразительными темными венами, уверенно держат руль. Разве он не должен был хотя бы обнять ее в ответ на согласие?

От мысли о подобных нежностях Марори невольно поежилась.

«Что ты творишь?» – вопрошал внутренний голос. Пришлось заткнуть его, потому что в данном случае спрятать голову в песок было куда проще, чем пытаться найти ответ.

Крэйл снова завел мотор. Какое-то время они ехали в полной тишине, потом у него зазвонил телефон. Судя по обрывкам фраз, звонил Кулгард. И судя по тому, что Крэйл бросил на нее короткий взгляд и ответил «Она со мной», – Кул беспокоился из-за ее отсутствия. Удивительное дело, а ведь именно мощная фигура и суровое лицо однокурсника без намека на эмоции сначала пугали ее почти так же сильно, как и изможденный сутулый Крэйл. Сейчас это все казалось отголоском какого-то чужого ей прошлого.

– Все, что говорят о тебе – правда? – наконец, осмелилась спросить она о еще одной мучившей ее вещи.

– Обо мне много чего говорят. Обычно всякую хрень. Что тебя интересует?

– Твое наказание, – выпалила она на одном дыхании. – Что ты голыми руками чуть ли не пару человек разорвал.

– Троих, – спокойно поправил шанатар. – Троих светлокровных ублюдков, которые утыкали меня ритуальными зубочистками и возомнили, что этого достаточно, чтобы расправиться с шанатаром. Они собирались отрезать мне голову – что мне оставалось делать? Попросить продезинцифировать нож?

Значит, правда. Внутри все опустилось. Какими бы обстоятельствами ни были оправданы его действия, он отнял три жизни и при этом сам остался жив.

– Я плохой парень, малявка, – снова напомнил Крэйл, – мне казалось, я достаточно ясно дал это понять.

Она молча отвернулась к дороге. Все вокруг – балаган, игра на публику, костюмированное шоу, где ей отведена роль главной дурочки. Марори пыталась найти объяснение своему поступку – и не находила ничего вразумительного. Просто ей уже семнадцать, а она ни разу ни от кого не слышала подобных слов. Крэйл застал ее врасплох, в эйфории между тем, что ей позволено остаться в Дра’Море, и обретением статуса «своего парня». И его это «Будь моей?» звучало до странного искренне, и так хотелось поверить, что и она может снова почувствовать себя нормальной семнадцатилетней девчонкой, у которой все так же, как и у сверстниц: свидания, кино, прогулки под звездами.

Марори отвернулась к окну и скоро, умиротворенная урчанием двигателя, уснула. Крэйл разбудил ее около какого-то заброшенного дома, посреди пустоши, откуда хорошо виднелись драморские шпили.

Занималось утро.

Кровь рассвета пролилась на черные пики башен, предвещая грядущую огненную бурю. Марори с улыбкой осознала, что привыкла к ним так же, как простой человек привыкает к грому и молнии. Грохот падающих с неба огненных искр подчас действовал успокаивающе.

– Что мы тут делаем? – Она потерла тяжелые после сна веки, которые отозвались болезненным зудом.

– Предлагаешь войти через парадный вход? Светлые, ну почему нельзя просто ответить?

Она проследовала за ним в дом. Внутри оказался подготовленный круг для портала. Судя по тому, что других людей поблизости не было, его сделал Крэйл. Марори вспомнила, что на занятиях обучения Плетению он – самый редкий гость, и трусливо подумала, что дисциплинарное взыскание за побег, возможно, не такой уж плохой вариант. Крэйл спокойно зашел в круг, она встала рядом. Почему так просто взять под руку Нима, даже невзирая на присутствие в опасной близости его подружки, и так тяжко от одной мысли о том, чтобы прикоснуться к шанатару? Одно хорошо – после того, как он перестал выглядеть умертвием, от него и мертвецким холодом больше не разило.

Пока она думала, как лучше поступить, Шаэдис решил за нее. Бросил под ноги порошок, выдернул пару нитей Плетения, свил кокон. А потом сграбастал ее за шиворот, заставив прижаться к его боку. Несколько секунд, которые она провела, уткнувшись носом ему в подмышку, были, наверное, самыми длинными и страшными в жизни. Но, как только портал развеялся, и они оказались в его комнате, шанатар тут же отпихнул ее от себя. Как будто ее близость и ему была неприятна.

На языке вертелось: «Зачем предлагать девушке отношения, если от ее вида мутит?» Но она благоразумно промолчала. Крэйл открыл дверь, высунулся в коридор.

– Можешь выходить.

Дважды просить не пришлось. Она пулей вылетела за дверь, наслаждаясь вновь обретенной свободой. Дурман происходящего развеивался, словно тяжелый сон. Это все какой-то угарный бред. Девчонки часто рассказывают, что совершают необдуманные поступки в состоянии полного непонимания, и потом частенько о них жалеют. Похоже, у Крэйла на фоне отпаивания живой кровью как раз такое помутнение и есть. Проспится – и больше они никогда не вернутся к этому разговору.

– Малявка! – окрикнул его голос.

Она не успела повернуться, как шанатар исполнил свой коронный трюк с перемещением – и вырос перед ней белобрысой глыбой.

– Если Эашу еще хоть пальцем тебя тронет – я ему башку отверчу, – сказал, наклонившись к самому ее лицу. Мелькавшие сквозь слова клыки выудили из нее только начавший отступать страх. Как будто Крэйлу нравилось напоминать, кто он такой.

– Я думаю, он достаточно благоразумен, чтобы не вставать у тебя на пути, – прошептала она в ответ. От страха голос сел, сделался тише комариного писка.

– Хватит дрожать как осиновый лист, – потребовал он. – Сколько еще раз мне нужно повторить, что я не собираюсь тебя сжирать? По крайней мере – пока.

– Крэйл?

– Чего?

– Мы в самом деле будем встречаться?

– Мы попробуем, малявка. Что же до тебя все так туго-то доходит.

– Это было очень неожиданно, знаешь ли. И еще ты с какой-то эльфийкой весь вечер тискался.

Она закрыла рот ладонью. Ведь не хотела же говорить – а брякнула.

– Эльфийкой? – Он поскреб подбородок, вспоминая. – Это Марси. Пару раз было с ней, по взаимному согласию. Фиг знает, зачем липла, я ничего не обещал.

– И после этого я должна была думать, что ты серьезен? Я мысли читать не умею, и кого ты там. окучивал до меня, знать не могу.

– Согласен. Посмотри на меня.

Она подчинилась. И чтобы сказать, что красавец – язык не поворачивается. Тяжелый подбородок, ровный острый нос, жесткие – теперь она это точно знала – волосы. Точно не принц из девичьей мечты.

– Ты мне нравишься, малявка. Я честно пытался выковырять тебя из головы, но ничего не вышло. Так что прекращай приставать со своими «что» и «почему». Я не знаю, получится ли у нас, но придется стараться обоим. Если ты не готова – скажи сейчас.

– Я ни с кем никогда не встречалась.

– Я это уже слышал.

– Я не знаю, как нужно стараться, и ты меня пугаешь.

– Надеюсь, ты и дальше будешь такой же честной. Что-то еще?

– Угу. – Она поняла, что густо краснеет. Так сильно, что была уверена – у нее уши дымятся. – Покажи язык. пожалуйста.

– Так и знал, что тебе понравится, – хитро и на этот раз беззлобно оскалился он и исполнил ее просьбу. – А теперь дуй в свою комнату.

Ее не нужно было просить дважды. Но когда до лестницы оставалась всего пара шагов, она остановилась, и быстро, пока не передумала, обернулась. Крэйл стоял там же, где и секунду назад: руки в карманы брюк, наброшенная прямо на голое тело куртка. Он выглядел одновременно и полностью безучастным – и бесконечно одиноким.

– Спокойной ночи, клыкастый, – сказала она потихоньку, почему-то ни капли не сомневаясь, что он все услышит.

– Сладких снов, малявка.