Старший брат царя. Книги 3 и 4

I. СЕМЬЯ

Казалось, бурные дни ушли из жизни Клима. Вернувшись в Соль Вычегодскую, принялся лечить себя, лечился у английского доктора, а вскоре пришлось пользовать ближних своих, потом всех, кто обращался к нему. На здоровье не обижался. Глаз видел, может быть, не так зорко, как раньше. Ухо левое слышало, в общем, жить можно было. Дом у него — полная чаша. Обширный двор в Соли Вычегодской, поместье в тридцати верстах на берегу Вычегды и разросшаяся семья...

Приёмная дочь Василиса и её муж Фокей Трофимов принесли Климу двух внуков и двух внучек, старший внук Георгий уже скакал на коне и был грозой всех ребятишек, не входящих в его ватагу. Фокея — местного воеводу, знала вся округа как воя строгого и справедливого.

Вдова Гурия Найдена осталась жить у Клима. Тихая, незаметная, помогала вести хозяйство Василисе. Сын Гурия быстро рос. Клим ласкал его, кажется, больше, чем других ребятишек.

И вдруг на Найдёну все обратили внимание... Кирилл Облупыш тоже был малозаметным членом семьи Клима. Он приходил, учил ребятишек грамоте, рисованию и незаметно исчезал. Но однажды он пришёл к Климу с Найдёной и, встав на колени, попросил благословить их на совместную жизнь. Маленький, длинноволосый Кириллка в застиранном подряснике, которого все считали полумонахом, стал женихом!.. Клим поднял их, поцеловал, заметив, как похорошела зардевшаяся Найдена.

Состоялась тихая свадьба. Молодым отвели светёлку, они остались жить у Клима. Но часто Кирилл пропадал седмицами: как только наставник мастерской благословлял его на создание новой иконы, он уходил в мастерскую. После конца работы возвращался домой как после тяжёлой болезни, похудевшим, но радостным и довольным. Тогда Клим шёл в мастерскую в сопровождении светящегося дт радости Кирилла. Клим понимал, что с ним живёт великий художник.

Однако самой памятной осталась осень 1575 года.

Последнее время Клим часами стоял у аналоя и писал, восстанавливал события битвы под Молодью. Как-то получилось так, что на Руси мало кто знал о героизме людей и воевод того сражения. Может быть, пугала судьба князя Воротынского, может, что иное.

Сегодня в день предпразднества Рождества Богородицы (7 сентября) Клим, как обычно, стоял у аналоя. В светёлку вбежал Юрша, старший сын Фокея:

— Деда, деда! Во дворе побирушки. Тебя зовут.

Положив нарукавники на аналой, он пошёл за внуком. У ворот около дворника, старика Киона, старуха в лаптях с большой сумой и девочка-подросток, разутая, с сумой поменьше. Девочка, увидев приближающегося Клима, наполовину спряталась за старуху. Клим шёл быстрым шагом, потом укоротил шаг и на полдороге остановился: из-за старухи выглядывало цыганское лицо Веры! Да, это было Верино лицо, непокорной, сбежавшей жены, но юное, загорелое и запылённое.

Клим заставил себя приблизиться... Старуха внимательно смотрела на него. Заговорила хрипловатым простуженным голосом:

— Узнаю, узнаю! Клим Одноглаз, воевода строгановский. — Старуха низко поклонилась. — Я от Босыги с прощальным приветом. Надысь преставилась. Царство ей небесное! — Перекрестившись, продолжала: — Вот привела тебе дочку Веркину, тоже Верка. Не обессудь, Босыга приказала.

Клим не мог оторвать взгляда от дочери Веры, от его дочери! Она всё дальше и дальше пряталась за старуху. Боже правый! На девочке ободранная, неряшливо заплатанная душегрея не по росту. Большая, застиранная, грязная рубаха, платок такого же неопределённого цвета на чёрных, давно не чесанных волосах с маленькой косичкой. Его взгляд долго задержался на её разутых ногах, запылённых до колен, невероятно грязных, в струпьях от застарелых цыпок. Молчание затянулось. Старуха испуганно прохрипела:

— Не признаешь?! Говорила я Босыге: кому она нужна. О, Господи! Хоть на обратную дорогу дай чего... И опять же на ночь глядя...

Протянув руки, Клим приблизился к девочке, она спрятала лицо в лохмотьях старухи. Клим повернулся к Юрше, который удивлённо рассматривал нищих.

— Позови мать. — Сам отошёл, чтобы не пугать ребёнка.

Василиса, как только увидела выглядывающую из-за старухи девочку, залилась слезами...

После бани и обеда Верой занялась Василиса. Её одели во всё чистое, цыпки смазали пахучей мазью, примерили ботиночки, вплели в косичку разноцветные ленточки... Вера потом, когда свыклась, созналась, что такой благодати и во сне не видела.

Клим увёл старуху к себе. Скоро ему стало известны последние дни и годы жизни Босыги. А самое главное, узнал, что его сын Георгий — послушник Пинежской обители.

— Почему Георгий? — удивился Клим.

— Родился, вишь, на Георгия Победоносца, апрельского.

Клим отметил про себя невероятное совпадение: в этот день на сорок лет раньше родился Юрша Монастырский!

А вот с именем дочери получилось хуже: Вере очень хотелось назвать девочку Верой, а священник нарёк Александрой, так, мол, по Святцам получается!

Клим и Фокей с десятком воев-гребцов прибыли на струге в Пинегу через три седмицы — спешили вернуться до холодов в Соль Вычегодскую. Сразу же отправились в монастырь. Наставник о послушнике Георгии отозвался не очень лестно: драчун, неусидчив, цыганская кровь сказывается. Память хорошая, но прилежания нет. Однако отдать согласился только после хорошего вознаграждения — на него, мол, столько сил положили!

Но тут возникло неожиданное препятствие — послушник исчез! Фокей пообещал не только вознаграждение отобрать, но весь их монастырь разнести, если к заходу солнца Георгий не появится.

Монахи забегали и через полчаса привели беглеца. Оказывается, его поймали ребята из посёлка.

— ...Впятером навалились! Сладили! Но я им покажу!!

У героя вид был потрёпанный: под глазом синяк, подрясник порван, скуфейка потеряна. Фокей поинтересовался:

— За что это они т-тебя т-так?

— Я им знаешь сколько синяков насажал! И ещё... Вот за подрясник попадёт!

— Н-не горюй, у-уладим!

Клим спросил:

— Всё ж из-за чего драка? Чего не поделили?

— Они обзывают подкидышем монастырским! А я вовсе не подкидыш! У меня отец воевода! Вот приедет, покажет им кузькину мать!

— А с нами поедешь?

— Куда?

— В Соль Вычегодскую, к твоему отцу-воеводе?

— Поехал бы, но не отпустят! Много хлеба ихнего поел, говорят. А тут ещё подрясник...

— Ничего, рассчитаемся.

Георгий будто бы никогда не был послушником; стал просто мальчишкой, которому нужно всё знать. Он привязался к Фокею и сторонился Клима, видать, в монастыре старики ему здорово надоели! Однако Клим ненавязчиво беседовал с ним. Однажды Георгий спросил, на кого похож его отец.

— А на кого бы ты хотел, чтоб он походил?

— На Фокея, — не задумываясь ответил мальчик. — Ведь он воевода? Да?

— Воевода... Но ведь он же заикается!

— Ну и пусть...

— Ну вот, дорогой мой мальчик, ты должен знать — он твой брат.

— Брат?! А отец какой?

— Вот такой, как я.

— Старик?!

— А что, старик — это очень плохо?

— Да нет... — И вдруг его осенило: — Но у старых не бывает детей!

Клим привлёк к себе худенькое тело ребёнка. У того мышцы напряглись, он готов был вырваться. Рука Клима легла на его голову, напряжение спало. Клим тихо говорил:

— В жизни так: родителей не выбирают. Ныне мне пятьдесят лет. Тридцать лет назад я был воем. Участвовал во многих сражениях, многожды был ранен, потерял глаз, преждевременно поседел. Теперь меня называют воеводой. У нас будет время, я расскажу тебе, как я воевал...

— Бабушка говорила, что мама очень любила тебя. Ты смелый!

— Вон ты какой! Всё знаешь. Твою маму я очень любил. Теперь стану любить тебя. И сделаю так, чтобы и ты полюбил меня...

Георгий доверчиво прижался к нему:

— Я уже полюбил тебя... — Они сидели молча, довольные друг другом. Вдруг Георгий прошептал: — Я могу стать воем, таким, как Фокей?

— Я помогу тебе в этом...

В Соли Вычегодской мальчики постигали грамоту в приходской школе отца Назария, настоятеля Благовещенского храма. Девочки обучались дома, часто от своих учащихся родственников. В доме Клима грамоте учились все, главным учителем был Клим.

Старшие мальчики мужали в школе Фокея — там учились будущие десятники и сотники. Учителями были Клим, Фокей, Василий Бугай, Савва Медведь, которые знали, как победить в сабельном и огневом бою, как переночевать в лесу зимой, не потеряв ни одного человека, ни одной лошади. И не только знали, но применяли не однажды.

Перед Рождеством того же 1575 года из Москвы вернулся Яков Аникиевич. Сразу после бани и краткого отдыха он пригласил к себе Клима, Фокея и многих других именитых граждан Соли Вычегодской, такая спешка внушала беспокойство.

Хозяин встречал приглашённых поклоном, отец Назарий — благословением.

Когда все собрались, Яков и отец Назарий сели в передний угол, гости — по стенным лавкам. Яков перекрестился и произнёс:

— Господари, друзья мои! Последнее время приходящие из Москвы люди приносят разные непотребные слухи. В первопрестольной таких слухов ещё больше. Я, грешный, наслушавшись всякого, нарочно пошёл в подворье митрополита Антония. Там растолковали, что к чему. И посоветовали до поры до времени языкастых не трогать, а запоминать. А дела в первопрестольной такие: государь наш Иоанн Васильевич посадил в Кремле великим князем всея Руси Симеона Бекбулатовича, царя касимовского Сайп Булата, ныне принявшего православие. Государь Иоанн Васильевич оставил за собой удел — княжество Московское. Живёт государь ныне либо в сёлах подмосковных, либо в Александровской слободе.

Замолк Яков Аникиевич, тишина накрыла светёлку. Кто-то шёпотом спросил:

— И кто ж у нас теперь голова?

— У митрополита мне пояснили: Иоанн Васильевич пишет челобитные великому князю Симеону, в которых нижайше просит сделать то-то и то-то. Симеон Бекбулатович всё исполняет своими указами. Вот и смотри сам, кто тут голова. А приказы по Москве и России работают как и раньше.

Тяжело вздохнул староста с Подола:

— Други мои! Что там ни говори, а смутно всё такое!

Отец Назарий сказал наставительно:

— Избави на Бог от смущений антихристовых! Мы как жили, так и станем жить. Государю Иоанну Васильевичу виднее, что надобно деяти. Пройдёт какое-то время, и Господь просветит нас, и мы поймём, что к чему.

Поговорили ещё о том о сём. Решили всё ж пресекать болтунов — голове стражников поручили подготовить погреб попросторнее да похолоднее.

После Яков Аникиевич приказал принести просяной бражки и яблок мочёных — в Филиппов пост разносолы не полагались.

Действительно, оттого, что на Руси указы подписывает великий князь Симеон Бекбулатович, ничего не изменилось в жизни Соли Вычегодской ни зимой, ни на следующее лето. Да и разговоры поутихли, возможно, потому, что в подвале стражников даже соломы не хватало на всех.

А вот для Клима наступили тревожные дни после грамоты, которую он получил от заезжего гостя из Владимира. Грамоту писал самолично Неждан, в этой части не одарил его Бог способностью. Клим еле-еле уразумел смысл письма. Неждан просил Клима далеко не отлучаться в конце августа. По делам торговли он будет в Устюге Великом и обязательно заедет в Соль Вычегодскую. А далее совершенно невероятное: Клим должен готовиться к поездке в Москву, потому что имеется возможность узнать о судьбе Агаши, приёмной дочери Юрши Монастырского, которую полтора десятка лет назад украли касимовские татары.