Бог примет всех

***

Поручик лежал на жестком топчане. Ему почему-то не спалось в эту ночь и это не потому, что ложе было жестким и не удобным, его по-прежнему не покидало предчувствие навалившейся на него беды. Почему-то перед его глазами стоял ноябрь 1918 года.

Пленные красноармейцы стояли на изрытом взрывами поле. Над головами пленных дрожал прозрачный пар дыхания. Штабс-капитан Иванов со стеком в руке, озабоченно поглаживая русые усы и небритый подбородок. Он ходил между пленными, словно разыскивал среди этой толпы, скованной страхом смерти, кого-то знакомого. Наконец он становился напротив одного из пленных. Босой красноармеец, в измятой шинели, поднялся с травы, со страхом, исподлобья посмотрел на белого офицера.

— Из какой губернии? — спросил его штабс-капитан.

Рослый парень, серый с лица, зябнущий от страха и ожидания своей участи, глухо ответил. Иванов стал его о чем-то расспрашивать вполголоса.

— Капитан! Ты что ему отходную читаешь? — спросил офицера Варшавский.

Наверно, это были самые простые вопросы, которые задавал красноармейцу Иванов: о деревне, земле, бабе, стариках. Евгений хорошо помнил, как менялось лицо красноармейца. Оно посветлело, на нем вдруг заскользил какой-то непонятный ему добрый свет. Пленный улыбнулся.

Капитан слегка коснулся стеком его плеча, точно посвящая пленного в достоинство честного солдата.

Выстрел прозвучал как-то неожиданно. Красноармеец словно переломился пополам. Фуражка слетела с его головы и покатилась по мерзлой земле.

— За что ты его? — спросил Иванова Евгений.

— Ты не поверишь, его отец служил у нас на мельнице.

— И что?

— Он мне рассказал, как плакала и визжала моя сестра, когда они ее насиловали.

Штабс-капитан замолчал и посмотрел на пленных.

— Они здесь все такие, Варшавский.

— Ты что надумал, Иванов?

Он плечом отодвинул от пулемета солдата и, заправив ленту, повернул его в сторону пленных. Первой очередью он скосил передний ряд красноармейцев. Толпа сначала отпрянула назад, а затем устремилась на них, давя своими ногами раненых и мертвых. Ударило еще два пулемета. Вскоре все было кончено. Солдаты, молча, добивали раненых штыками.

— А вы поручик мягкотелый. Похоже, что эти скоты еще никого не тронули из вашей семьи. У меня они вырубили всех: мать, отца и младшего братишку. Пришли ночью и стали грабить. Представьте себе, банально грабить. Ведь их вождь открыто провозгласил лозунг — грабь награбленное барахло.

Капитан замолчал и, достав из портсигара папиросу, нервно закурил.

— Я видел, Варшавский, что ты не стрелял. Почему? Жалко? Погоди, тебе еще станет стыдно за свою слабость. Вот придут они к тебе домой, и порубят всех твоих, отберут дом…

Евгений тогда еще не совсем понимал штабс-капитана Иванова, но это с ним вскоре прошло, после Ростова, где красноармейцы расстреляли всех пленных офицеров и казаков. После пережитого, он словно потерял чувство жалости и сострадания. Именно тогда, под Царицыно, когда красные утопили в Волге около двух тысяч раненых и пленных, он понял одно, что в этой войне не может быть сострадания и жалости, здесь правило лишь одно — или ты его, либо они тебя.

Где-то недалеко залаяла собака.

«Откуда здесь собаки? — подумал Варшавский. — Я здесь не видел ни одного пса».

Он встал с топчана и подошел к окну. Густой и плотный туман висел над землей и не позволял поручику разглядеть идущую к монастырю дорогу. Он вышел из кельи и направился в другой конец коридора, где находилась келья Порфирия.

— Вставай, похоже, красные у монастыря. Я на колокольню…

Он заскочил к себе и, схватив кожанку, направился на колокольню. Теперь он уже отчетливо слышал не только скрип подвод, но и отдельные голоса красноармейцев. Лучи солнца, словно волшебные иглы прошили молочный туман, а легкий ветерок разорвал его на клочья и понес его в низину. Красных было не так много, человек сорок от силы. Они еще вечером зачистили Кузьминку и сейчас гнали перед собой с десяток крестьян и офицеров, которые по всей вероятности пытались отсидеться в этом селе.

Евгений заправил в пулемет ленту и стал наблюдать за красноармейцами через прицел пулемета. Двое конных подскакали к воротам монастыря и стали громко стучать. Из спального корпуса вышел отец Михаил и направился к воротам. Он снял засов и широко распахнул ворота.

***

Громко цокая подковами по выложенному камнем двору монастыря, в ворота въехал молодой всадник. Грудь его была затянута ремнями. Лицо командира было как у всех, солдатское, скуластое. На лице его было нечто скрытое и вместе отвратительное, смесь подобострастия и подлости, наглости и жадной вседозволенности. Он ловко спрыгнул с коня, и демонстративно ударив ногайкой по глинищу сапога, подошел к настоятелю монастыря.

— Как дела, черный ворон? Кого в этот раз прячешь в своих кельях?

— Никого. Здесь лишь православные….

— А ну-ка ребята поскребите по сусекам….

Несколько человек бросились в спальный корпус, держа винтовки наперевес. В какой-то момент Евгений понял, что от желания открыть огонь у него судорогой свело пальцы рук, лежащие на пулеметной гашетке. Он попытался разжать пальцы, но они словно приклеенные, отказывались ему подчиняться.

Варшавского отвлек крик. Из дверей спального корпуса красноармейцы волоком тащили за ноги извозчика, все лицо которого было залито кровью.

— Товарищ командир, — произнес один из красноармейцев, что был в буденовке, — ты только посмотри, кого вы отловили? Наверняка беляк!

— К стенке всех! — громко скомандовал командир отряда. — Отсюда путь к Богу намного короче!

Красноармейцы штыками и прикладами вытолкнули к стене человек десять двенадцать, среди которых было несколько человек в офицерских кителях.

— А с этим что делать? — спросил все тот же красноармеец, показывая рукой на отца Михаила.

— Его тоже туда же! — приказал командир. — Пусть будет проводником у заблудших божьих овечек!

Он громко засмеялся и посмотрел на небо, с которого словно слезы, закапали первые капли дождя.

— Не тяните! — произнес командир.

Человек десять красногвардейцев выстроились в ряд, перед стоящими у стены людьми.

— Приготовится! — выкрикнул солдат в буденовке.

Сухо щелкнули затворы винтовок, но залпа не последовало. С колокольни ударил пулемет. Несколько красноармейцев повалились на землю, так и не поняв, что произошло. Евгений снова прицелился и, найдя глазами командира, направил ствол пулемета в его сторону. Короткой очередью он буквально перерезал его тело пополам. Командир сполз по стенке, оставив на ней словно свою роспись, кровавый след.

Потеряв командира, красноармейцы словно потеряли смысл в сопротивлении. Первыми это поняли пленные офицеры. Они, подняв валяющиеся на земле винтовки, начали расстреливать обезумевших от страха красных. Бой разорвался на мелкие стычки. То там, то здесь вспыхивали перестрелки, которые заканчивались полным поражением бойцов Красной армии.

Варшавский спустился с колокольни и, держа в руках «Наган», направился к группе офицеров, которые собрались на небольшой площадке посреди двора.

— Позвольте представиться. Поручик Варшавский.

Офицеры один за другим стали представляться.

— Спасибо, поручик, — стали благодарить его офицеры.

— Господа! Я уверен, что каждый бы из вас поступил также на моем месте. Что думаете делать дальше, господа офицеры?

Единого решения он не услышал. Евгений хорошо понимал внутреннее состояние каждого из них. Сейчас, когда не стало Белой армии, их уже ничего не держало в Крыму, ни присяга, ни приказы командующего армией.

— Вы свободны в своих решениях господа. Я в отличие от вас, складывать оружие пока не собираюсь. Пока есть сила в этих руках, я буду воевать с красными.

Евгений обернулся. К нему направлялся извозчик.

— Ваше благородие, что будем делать с этими? — произнес он, показывая на трупы мертвых красноармейцев.

— Погрузите на подводы и захороните в каком-нибудь овраге.

— Господин поручик! Я тоже хочу сражаться с красными, — произнес совсем молодой офицер. — Позвольте мне следовать с вами.

Варшавский посмотрел на него и слегка обнял его за плечи.

— Хорошо, прапорщик….

Вскоре монастырский двор опустел. Вдали виднелась тачанка, которой управлял Порфирий.

***

Нина открыла глаза и, увидев мужчину, который шарил рукой в сумке спящей соседки, вздрогнула.

— Вы что делаете? — громко спросила она у мужчины.

— Молчи, барышня, пока я не разрисовал твое лицо, — еле слышно прохрипел он и, достав из кармана нож, показал его девушке.

Она толкнула в бок женщину и когда та открыла глаза, произнесла:

— Вот этот мужчина что-то искал в вашей сумке.

Вор улыбнулся Нине и став с места, направился в дальний конец вагона. Женщина, открыв сумку, стала что-то искать в ней. Похоже, не найдя то что искала, женщина закричала на весь вагон:

— Караул! Обокрали! Держите вора!

Женщина кинулась вслед за мужчиной, но тот быстро спрыгнул из вагона. Женщина вернулась вся в слезах.

— Что я скажу мужу? — произнесла она и снова горько зарыдала. — Да, я буквально задремала…. Что же ты дочка его не остановила?

Нина промолчала, ей не хотелось оправдываться перед этой женщиной. Паровоз пронзительно засвистел. Пуля ударила в окно чуть выше головы девушки, угодив лежавшему на верхней полке мужчине в голову. Она посмотрела в окно. Вдоль поезда мчалась группа коников, стреляя по вагонам из револьверов и обрезов.

— Бандиты! — закричал кто-то из пассажиров, вызвав этим криком настоящую панику.

Пассажиры стали вскакивать со своих мест и бросились к выходу из вагонов. Паровоз опять загудел, в этот раз его гудок больше напоминал стон больного человека. Состав дернулся и стал тормозить. Многие пассажиры не удержались на ногах и словно кули повалились на пол. Где-то рядом захлопали выстрелы. Нину подхватил людской поток и понес ее к выходу.

— Что у тебя в бауле? — спросил ее мужчина в надвинутой почти на глаза папахе. — Открывай, вытряхивай!

Он нагнулся и стволом револьвера стал рассматривать ее вещи.

— Вот это оставь, а остальное можешь складывать обратно, — приказал он ей.

Девушка, молча, выполнила его команду. Сложив вещи в баул, она направилась в сторону вагона. Она направилась обратно в сторону вагона, обходя стороной разбросанные на земле вещи: белье, какие-то не совсем понятные ей вещи. Кругом стояли крики, кто-то кричал, требуя отдать баул или чемодан, другие кричали и умоляли бандитов не отбирать у них последнее. То тут, то там слышались выстрелы. Неожиданно Нину остановил голос мужчины, который подъехал к ней на коне.

— Поехали со мной, красавица! Не пожалеешь, — предложил он ей. — У меня большой дом, крепкое хозяйство. Заведем детей….

Нина посмотрела на него, отметив про себя, что он внешне выглядит неплохо. Ему было лет двадцать пять, хорошо сложен. Из-под кубанки выбивался русая прядь волос. Она улыбнулась ему, так была несколько удивлена столь неожиданному для нее приглашению.