Приключения Оливера Твиста [англ. и рус. параллельные тексты]

He had a penny too-a gift of Sowerberry's after some funeral in which he had acquitted himself more than ordinarily well-in his pocket.

Кроме того, в кармане был пенни - подарок Сауербери после каких-то похорон, на которых Оливер особенно отличился.

'A clean shirt,' thought Oliver, 'is a very comfortable thing; and so are two pairs of darned stockings; and so is a penny; but they are small helps to a sixty-five miles' walk in winter time.'

"Чистая рубашка, - подумал Оливер, - вещь прекрасная, так же как две пары заштопанных чулок и пенни; но от этого мало пользы тому, кто должен пройти шестьдесят пять миль в зимнюю пору".

But Oliver's thoughts, like those of most other people, although they were extremely ready and active to point out his difficulties, were wholly at a loss to suggest any feasible mode of surmounting them; so, after a good deal of thinking to no particular purpose, he changed his little bundle over to the other shoulder, and trudged on.

Оливер, как и большинство людей, отличался чрезвычайной готовностью и уменьем подмечать трудности, но был совершенно беспомощен, когда нужно было придумать какой-нибудь осуществимый способ их преодолеть. И после долгих размышлений, оказавшихся бесплодными, он перебросил свой узелок через другое плечо и поплелся дальше.

Oliver walked twenty miles that day; and all that time tasted nothing but the crust of dry bread, and a few draughts of water, which he begged at the cottage-doors by the road-side.

В тот день Оливер прошел двадцать миль, и за все это время у него во рту не было ничего, кроме сухой корки хлеба и воды, которую он выпросил у дверей придорожного коттеджа.

When the night came, he turned into a meadow; and, creeping close under a hay-rick, determined to lie there, till morning.

Когда стемнело, он свернул на луг и, забравшись в стог сена, решил лежать здесь до утра.

He felt frightened at first, for the wind moaned dismally over the empty fields: and he was cold and hungry, and more alone than he had ever felt before.

Сначала ему было страшно, потому что ветер уныло завывал над оголенными полями. Ему было холодно, он был голоден и никогда еще не чувствовал себя таким одиноким.

Being very tired with his walk, however, he soon fell asleep and forgot his troubles.

Но, очень устав от ходьбы, он скоро заснул и забыл о своих невзгодах.

He felt cold and stiff, when he got up next morning, and so hungry that he was obliged to exchange the penny for a small loaf, in the very first village through which he passed.

К утру он озяб, окоченел и был так голоден, что поневоле обменял свой пенни на маленький хлебец в первой же деревне, через которую случилось ему проходить.

He had walked no more than twelve miles, when night closed in again.

Он прошел не больше двенадцати миль, когда снова спустилась ночь.

His feet were sore, and his legs so weak that they trembled beneath him.

Ступни его ныли, и от усталости подкашивались ноги.

Another night passed in the bleak damp air, made him worse; when he set forward on his journey next morning he could hardly crawl along.

Прошла еще одна ночь, которую он провел в холодном, сыром месте, и ему стало еще хуже; когда наутро он тронулся в путь, то едва волочил ноги.

He waited at the bottom of a steep hill till a stage-coach came up, and then begged of the outside passengers; but there were very few who took any notice of him: and even those told him to wait till they got to the top of the hill, and then let them see how far he could run for a halfpenny.

Он подождал у подножия крутого холма, пока приблизится почтовая карета, и попросил милостыню у пассажиров, сидевших снаружи, но мало кто обратил на него внимание, да и те сказали, чтобы он подождал, пока они поднимутся на вершину холма, а тогда они посмотрят, так ли он быстро побежит, чтобы получить полпенни.

Poor Oliver tried to keep up with the coach a little way, but was unable to do it, by reason of his fatigue and sore feet.

Бедный Оливер старался не отставать от кареты, но потерпел неудачу: он очень устал, и у него болели ноги.

When the outsides saw this, they put their halfpence back into their pockets again, declaring that he was an idle young dog, and didn't deserve anything; and the coach rattled away and left only a cloud of dust behind.

Наружные пассажиры спрятали в карман свои полпенни, заявив, что он - ленивый щенок и ровно ничего не заслуживает. И карета с грохотом укатила, оставив за собой только облако пыли.

In some villages, large painted boards were fixed up: warning all persons who begged within the district, that they would be sent to jail.

В некоторых деревнях были прибиты большие цветные доски с предупреждением всем, кто просит милостыню в этой округе, что им грозит тюрьма.

This frightened Oliver very much, and made him glad to get out of those villages with all possible expedition.

Оливера это всякий раз очень пугало, и он спешил поскорее покинуть эти места.

In others, he would stand about the inn-yards, and look mournfully at every one who passed: a proceeding which generally terminated in the landlady's ordering one of the post-boys who were lounging about, to drive that strange boy out of the place, for she was sure he had come to steal something.

В других деревнях он стоял у гостиниц и горестно смотрел на прохожих; обычно это кончалось тем, что хозяйка гостиницы приказывала одному из форейторов, слонявшихся поблизости, прогнать мальчишку, потому что - в этом она уверена - он хочет что-нибудь стащить.

If he begged at a farmer's house, ten to one but they threatened to set the dog on him; and when he showed his nose in a shop, they talked about the beadle-which brought Oliver's heart into his mouth,-very often the only thing he had there, for many hours together.

Если он просил милостыню у двери фермера, в девяти случаях из десяти грозили натравить на него собаку, а когда он просовывал нос в лавку, заходила речь о бидле, после чего у Оливера от страха пересыхало во рту, а ведь частенько у него во рту ничего, кроме слюны, не бывало.

In fact, if it had not been for a good-hearted turnpike-man, and a benevolent old lady, Oliver's troubles would have been shortened by the very same process which had put an end to his mother's; in other words, he would most assuredly have fallen dead upon the king's highway.

В конце концов не будь добросердечного сторожа у заставы и милосердной старой леди, страдания Оливера закончились бы гораздо скорее, так же как и страдания его матери, - иными словами, он упал бы мертвым на королевской большой дороге.

But the turnpike-man gave him a meal of bread and cheese; and the old lady, who had a shipwrecked grandson wandering barefoot in some distant part of the earth, took pity upon the poor orphan, and gave him what little she could afford-and more-with such kind and gentle words, and such tears of sympathy and compassion, that they sank deeper into Oliver's soul, than all the sufferings he had ever undergone.

Но сторож у заставы накормил его хлебом и сыром, а старая леди, внук которой, потерпев кораблекрушение, скитался босой в какой-то далекой стране, пожалела бедного сироту и дала ему то немногое, что могла уделить; и самое главное, она подарила ему добрые, ласковые слова и слезы сочувствия и сострадания, запавшие в душу Оливера глубже, чем все перенесенные им доселе мучения.

Early on the seventh morning after he had left his native place, Oliver limped slowly into the little town of Barnet.

На седьмой день после ухода из родного города Оливер, прихрамывая, медленно вошел рано утром в городок Барнет.

The window-shutters were closed; the street was empty; not a soul had awakened to the business of the day.

Ставни на окнах были закрыты, улицы пустынны: никто еще не просыпался для повседневных дел.

The sun was rising in all its splendid beauty; but the light only served to show the boy his own lonesomeness and desolation, as he sat, with bleeding feet and covered with dust, upon a door-step.

Солнце вставало во всем своем великолепии, но свет заставил Оливера только сильнее почувствовать свое полное одиночество и заброшенность, когда он с окровавленными ногами, покрытый пылью, сидел на ступеньках у какой-то двери.

By degrees, the shutters were opened; the window-blinds were drawn up; and people began passing to and fro.

Постепенно начали открываться ставни; поднялись шторы на окнах, и на улице появились прохожие.

Some few stopped to gaze at Oliver for a moment or two, or turned round to stare at him as they hurried by; but none relieved him, or troubled themselves to inquire how he came there.

Иные на минутку приостанавливались и смотрели на Оливера или на ходу оборачивались, чтобы взглянуть на него; но никто не пришел ему на помощь и не спросил, как он сюда попал.

He had no heart to beg.

У него не хватало духу просить милостыню.

And there he sat.

И он по-прежнему сидел у двери.

He had been crouching on the step for some time: wondering at the great number of public-houses (every other house in Barnet was a tavern, large or small), gazing listlessly at the coaches as they passed through, and thinking how strange it seemed that they could do, with ease, in a few hours, what it had taken him a whole week of courage and determination beyond his years to accomplish: when he was roused by observing that a boy, who had passed him carelessly some minutes before, had returned, and was now surveying him most earnestly from the opposite side of the way.

Долго он сидел, съежившись, на ступеньке, удивляясь количеству трактиров (в каждом втором доме города Барнета помещалась таверна, большая или маленькая), равнодушно посматривая на проезжающие мимо кареты и размышляя о том, как странно, что им ничего не стоит проделать в несколько часов то, на что ему понадобилась целая неделя, в течение которой он проявил мужество и решимость, несвойственные его возрасту. Вдруг он заметил мальчика, который, безучастно пройдя мимо него несколько минут назад, вернулся и теперь очень пристально следил за ним с противоположной стороны улицы.

He took little heed of this at first; but the boy remained in the same attitude of close observation so long, that Oliver raised his head, and returned his steady look.

Сначала он не придал этому значения, но мальчик так долго занимался наблюдением, что Оливер поднял голову и тоже посмотрел на него в упор.

Upon this, the boy crossed over; and walking close up to Oliver, said,

Тогда мальчик перешел улицу и, подойдя к Оливеру, сказал:

' Hullo, my covey!

- Эй, парнишка!

What's the row?'

Какая беда стряслась?

The boy who addressed this inquiry to the young wayfarer, was about his own age: but one of the queerest looking boys that Oliver had even seen.

Мальчик, обратившийся с этим вопросом к юному путешественнику, был примерно одних с ним лет, но казался самым удивительным из всех мальчиков, каких случалось встречать Оливеру.

He was a snub-nosed, flat-browed, common-faced boy enough; and as dirty a juvenile as one would wish to see; but he had about him all the airs and manners of a man.

Он был курносый, с плоским лбом, ничем не примечательной физиономией и такой грязный, каким только можно вообразить юнца, но напускал на себя важность и держался как взрослый.

He was short of his age: with rather bow-legs, and little, sharp, ugly eyes.

Для своих лет он был мал ростом, ноги у него были кривые, а глазки острые и противные.

His hat was stuck on the top of his head so lightly, that it threatened to fall off every moment-and would have done so, very often, if the wearer had not had a knack of every now and then giving his head a sudden twitch, which brought it back to its old place again.

Шляпа едва держалась у него на макушке, ежеминутно грозя слететь; это случилось бы с ней не раз, если бы ее владелец не имел привычки то и дело встряхивать головой, после чего шляпа водворялась на прежнее место.

He wore a man's coat, which reached nearly to his heels.

На нем был сюртук взрослого мужчины, доходивший ему до пят.

He had turned the cuffs back, half-way up his arm, to get his hands out of the sleeves: apparently with the ultimate view of thrusting them into the pockets of his corduroy trousers; for there he kept them.

Обшлага он отвернул до локтя, выпростав кисти рук из рукавов, по-видимому с той целью, чтобы засунуть их с вызывающим видом в карманы плисовых штанов, ибо руки он держал в карманах.

He was, altogether, as roystering and swaggering a young gentleman as ever stood four feet six, or something less, in the bluchers.

Вообще это был самый развязный и самоуверенный молодой джентльмен, ростом около четырех футов шести дюймов и в блюхеровских башмаках *.

' Hullo, my covey!

- Эй, парнишка!

What's the row?' said this strange young gentleman to Oliver.

Какая беда стряслась? - сказал сей странный молодой джентльмен Оливеру.

'I am very hungry and tired,' replied Oliver: the tears standing in his eyes as he spoke.

- Я очень устал и проголодался, - со слезами на глазах ответил Оливер.

' I have walked a long way.

- Я пришел издалека.

I have been walking these seven days.'

Я иду вот уже семь дней.

' Walking for sivin days!' said the young gentleman.

- Семь дней! - воскликнул молодой джентльмен.

' Oh, I see.

- Понимаю.

Beak's order, eh?

По приказу клюва, да?

But,' he added, noticing Oliver's look of surprise, 'I suppose you don't know what a beak is, my flash com-pan-i-on.'

Но, кажется, - добавил он, заметив удивленный взгляд Оливера, - ты не знаешь, что такое клюв, приятель?

Oliver mildly replied, that he had always heard a bird's mouth described by the term in question.