Озорные рассказы

— Я уничтожу все, — отвечал прево, — к чертям растопчу траву и землю, цветы и семена, косточки и плоды, живого места не оставлю и по ветру развею и женщину, и ее сообщника.

— И будете не правы, — заметил король, — это противоречит законам церкви и королевства нашего. Королевства — поелику вы отнимете у меня моего подданного. Церкви — поелику вы отправите грешника на тот свет, не дав ему исповедаться и причаститься.

— Сир, я восхищен вашей глубочайшей мудростью и признаю смиренно, что вы светоч правосудия нашего.

— Так, значит, дозволено прикончить только всадника? Аминь, — сказал коннетабль, — убейте его. Ступайте скорее к указанному сеньору, да смотрите держите себя в руках и не забудьте о своем долге относительно изменника.

Мой прево, надеясь справиться с поручением, уже мнил себя будущим хранителем печати Франции. Он покинул дворец, собрал своих людей, прибыл куда следует, расставил дозорных вокруг дома, приказал стеречь все входы и выходы, именем короля неслышно пробрался внутрь, выяснил у слуг, где находится их хозяин, и посадил их под арест. Потом один тихо поднялся наверх и постучал в дверь, за которой двое любовников бились на известных вам шпагах.

— Открывайте! Именем короля!

Жена узнала голос мужа и хихикнула, ибо она вовсе не дожидалась королевского приказа, чтобы заняться тем, чем занималась. Однако ей тут же стало не до веселья: смех уступил место страху. Сеньор завернулся в плащ, подошел к двери и, не подозревая, что речь идет о его жизни, сказал, что он благородный человек и принадлежит двору Его Величества.

— У меня приказ как раз от монсеньора короля нашего, — настаивал прево, — не оказывайте сопротивления, вы должны принять меня сей же час.

Сеньор вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.

— Что вам здесь нужно?

— Мне приказано задержать врага нашего государя, коварного злоумышленника, англичанина, коего мы советуем выдать без промедления. Засим я должен отвести его вместе с вами во дворец.

«Это, — подумал сеньор, — не иначе как козни коннетабля, коему отказала моя милая. Надо как-то выбираться из этой западни».

Затем, обернувшись к прево, он, презрев опасность, решил рискнуть всем и обратился к господину рогоносцу с такими словами:

— Друг мой, как вы знаете, я почитаю вас за человека любезнейшего, насколько любезным может быть прево, исполняющий свой долг. И посему полагаю, что могу вам довериться. В моей постели находится самая прекрасная дама королевского двора. Что до англичан, то тут я ничем не могу порадовать господина де Ришмона, пославшего вас в мой дом. Скажу прямо, все это есть следствие того, что мы с господином коннетаблем, с коим король вошел в долю, побились об заклад. Оба обещались разузнать, кто является дамой моего сердца, а я поставил на то, что им это не удастся. Да, и поверьте, никто не презирает англичан так, как я, ибо они захватили мои владения в Пикардии. Теперь, посудите сами, разве честно — использовать правосудие ради выигрыша в споре? Эх, господин коннетабль, как бы вам при всех чинах ваших не пришлось краснеть! Мой дорогой Пети, пусть ваши люди обыщут весь дом, от подвала до чердака, но в мою спальню прошу зайти только вас, осмотрите ее, переверните вверх дном, делайте что хотите. Позвольте мне лишь чем-нибудь прикрыть лицо прекрасной дамы, которая в сей момент одета как архангел. Так вы убедитесь в том, что это не англичанин, а женщина, но не узнаете, чья она жена и кто ее муж.

— Охотно, — согласился прево. — Однако я старый лис, меня на кривой не объедешь, и потому хочу удостовериться, что это в самом деле придворная дама, а не англичанин, ибо у англичан кожа белая и гладкая, как у женщин, это я точно знаю, понеже вздернул их на виселице без счету.

— Так и быть, — согласился сеньор. — Раз меня обвиняют в измене и речь идет о моей чести, я уговорю даму согласиться забыть на мгновенье о стыдливости своей. Думаю, ей хватит любви и сочувствия, чтобы помочь мне избавиться от любых подозрений. Давайте я попрошу ее повернуться лицом вниз и показать вам то, что никак не заденет ее имени, а вам будет довольно, чтобы признать в ней благородную даму.

— Хорошо, — отвечал прево.

Дама, слушая во все уши, скомкала и спрятала под подушку все свои вещи, скинула с себя знакомую мужу сорочку, обернула голову простыней, оставив на виду те пышные розовые округлости, что находятся пониже поясницы.

— Входите, мой добрый друг, — сказал сеньор.

Прево заглянул в камин, открыл шкаф, сундук, пошарил под кроватью, проверил, не прячется ли кто за занавесками, в общем, осмотрел и обнюхал всю спальню. Затем обратил свой взор к постели.

— Монсеньор, — заметил он, разглядывая свою законную собственность, — я видел англичан с подобным телосложением, а потому обязан посмотреть с другой стороны.

— Что значит с другой стороны?

— Ну, другую часть, или, если хотите, часть другого.

— Тогда, будьте любезны, позвольте госпоже подготовиться и прикрыться так, чтобы показать лишь малую толику того, что составляет наше счастье. — Сеньор знал, что делает, ибо у его дамы имелись родинки, по которым ее легко можно было опознать. — Сделайте одолжение, отвернитесь на минутку, чтобы моя дорогая дама могла подчиниться вашему требованию.

Женщина улыбнулась своему возлюбленному, поцеловала его за находчивость, ловко открыла и прикрыла то, что следовало, и муж ее, узрев во всей красе то, что ему никогда не дозволялось видеть, совершенно убедился в том, что никакой англичанин не мог иметь подобных форм, если только не был восхитительной англичанкой.

— Да, господин, — шепнул он на ухо своему заместителю, — разумеется, вы правы, это придворная дама, понеже у наших горожанок не бывает ни прелестей подобных, ни округлостей.

Засим, обыскав весь дом и не найдя ни одного англичанина, славный прево возвратился, как приказывал ему коннетабль, во дворец.

— Он убит? — спросил граф де Ришмон.

— Кто?

— Тот, кто украшал рогами ваш лоб.

— В постели сеньора была только одна дама, и он забавлялся только с нею.

— И ты своими глазами видел эту женщину, чертов рогоносец, и не разделался со своим соперником?

— Видел, но не женщину, а придворную даму.

— Видел?

— И удостоверился в обоих случаях.

— Как прикажешь тебя понимать? — захохотал король.

— Я хочу сказать, да простит меня Ваше Величество, что осмотрел и зад, и перед.

— Так ты жену свою знаешь только по лицу, старый никчемный осел! Да тебя повесить мало!

— Я испытываю величайшее почтение к тому, на что вы намекаете, и не осмеливаюсь смотреть. К тому же она христианка до мозга костей и ни за что на свете не показала бы мне даже крохотного кусочка своего тела.

— Правильно, — подтвердил король, — оно предназначено не для того, чтобы его показывать.

— О, старый рогоносец, ведь это была твоя жена! — вскричал де Ришмон.

— Господин коннетабль, она давно спит, бедняжка.

— Ах так? Вперед, скорее! По коням! Проверим, и если она дома, так и быть, получишь только сто палок.

Ришмон и Пети явились в дом последнего скорее, чем нищий опустошает кружку для пожертвований бедным. Эй! Открывай! Заслышав топот и шум, от которого чуть не обрушились стены, служанка, зевая во весь рот и потягиваясь, распахнула двери. Коннетабль и прево ринулись в спальню и с великим трудом разбудили жену Пети, которая якобы так крепко спала, что не в силах была разлепить веки, и страшно перепугалась, обнаружив рядом с постелью двух вооруженных мужчин. Прево торжествовал. Он объявил, что, безо всякого сомнения, кто-то нарочно ввел коннетабля в заблуждение, а жена его — женщина благонравная. Супруга же изображала крайнее удивление. Коннетабль удалился несолоно хлебавши.

Славный прево начал раздеваться, чтобы поскорее добраться до постели, ввиду того что сие приключение заставило его вспомнить о жене. И пока он все развязывал и с себя снимал, жена его, не оправившаяся от изумления, спросила:

— Любезный мой, отчего этот шум, зачем тут был коннетабль и его люди? И к чему проверять, сплю ли я? Неужели отныне коннетабль обязан смотреть, как мы…

— Не знаю, — признался прево и рассказал ей обо всем, что с ним случилось.

— И ты без моего дозволения, — воскликнула она, — смотрел на придворную даму? Ах! Ах-ах-ах!

И она принялась стенать, плакать и кричать так отчаянно и громко, что прево застыл, точно столб.

— Эй! Милая! Что с тобой? Чего ты хочешь? Чего тебе надобно?

— Как это чего? Ты увидел, каковы придворные дамы, и теперь меня разлюбишь!

— Перестань, душенька моя, ведь они такие большие! Скажу по секрету и только тебе одной, у них все чертовски толстое.

— Правда? Так я лучше? — улыбнулась жена.

— Еще бы! — с восхищением молвил прево. — Ты на целую пядь тоньше, и со всех сторон!

— Значит, они счастливее меня, — вздохнула она, — раз и мне при моей малости достается много радости.

Тут прево применил наилучший способ для утешения своей дорогой жены и утешал ее весьма старательно, в силу чего она пришла к убеждению, что самим Небом предопределена возможность получать большое удовольствие даже от малых вещей.

Сие доказывает, что ничто в этом мире не способно сломить веру обманутых мужей.