Этнографические исследования развития культуры

* * *

Если в северо-западной и центральной Меланезии вождества, как правило, либо вовсе отсутствовали, либо находились в стадии формирования, то на крайнем юго-востоке (Новая Каледония и Фиджи) они уже всецело определяли социальную структуру.

На Новой Каледонии и на близлежащих островах Луайоте (Лоялти) существовал принцип наследования власти и имелась целая иерархия вождей и относительно разветвленный аппарат управления; на Новой Каледонии эта система была развита слабее, на островах Луайоте (Марэ и Лифу) — сильнее. Последнее в некоторой степени являлось результатом контактов с полинезийцами.

На Новой Каледонии общество возглавляли верховные вожди, под властью которых находились группы поселков — каждый со своим вождем более низкого ранга. Семьи вождей составляли знать. Кроме вождей, важную роль в управлении обществом играли «хозяева земли», представители наиболее древних родов, ведавшие порядками землепользования, а также «хозяева ямса» (жрецы) и военные предводители. Было бы неверным рассматривать всех этих лиц в порядке соподчиненности, как это делали ранние авторы: каждое из них ведало своей сферой управления и имело в ней наивысший авторитет[299]. На островах Луайоте и на о. Пэн у вождя имелся обширный штат советников, управителей и слуг. Среди них числились казначеи, ораторы, знахари, колдуны, повара, стража и т. д.[300] Таким образом, повсюду на Новой Каледонии общество делилось на знать и простых общинников, на «больших» и «малых» людей, на орокау и камойари. Повсюду знать составляла не менее трети всего населения[301].

Вожди на Новой Каледонии и близлежащих островах имели довольно большую власть: организовывали общественные работы и церемонии, объявляли войну и заключали мир, осуществляли юридические функции, обладая правом карать или миловать, и т. д. — однако эту власть ни в коей мере нельзя считать деспотической. Все важные вопросы вождь решал не единолично, а на совете, состоявшем из представителей знати. В случае недовольства действиями вождя общинники могли либо покинуть его и уйти в другой район, либо сместить его или даже убить[302].

Одной из важнейших обязанностей вождя являлись публичные выступления, и авторитет вождя во многом зависел от его ораторских способностей. От вождя требовалось хорошее знание истории своего и соседних родов, их взаимоотношений и деяний, генеалогий, традиций и легенд, а также умение красиво излагать свои мысли, говорить складно, не переводя дыхание. Лучшие речи надолго оставались в памяти людей и служили примером для обучения молодых вождей. Вот почему на скульптурах вождей был изображен язык — символ их славы и престижа[303].

Будучи инициаторами войн, вожди сами никогда не участвовали в бою, доверяя его ведение военному предводителю. Аналогичная картина наблюдалась и в религиозной деятельности: вожди, хотя и приносили жертвы предкам, сами не могли контактировать с потусторонним миром, этим занимались «хозяева земли» и «хозяева ямса»[304]. На Новой Каледонии вожди еще не были полностью освобождены от тяжелого земледельческого труда, и хотя их земли обрабатывались при активном участии всех общинников, сами они также участвовали в этом. Правда, на островах Луайоте их участие, по-видимому, было незначительным[305].

Личность вождя считалась священной[306], по отношению к нему следовало соблюдать особый этикет. Большинству людей запрещалось дотрагиваться до него или до его личных вещей, пищи и т. д. Если вождь что-то ронял, никому нельзя было это поднимать. На о. Марэ специальному человеку доверялось убирать объедки со стола вождя и уничтожать прочие отходы. Во время шествий вождь всегда шел позади свиты, чтобы иметь возможность давать указания, не поворачивая головы. Простым людям не разрешалось идти позади вождя и стоять в его присутствии. Они не могли обращаться непосредственно к вождю: им позволялось делать это лишь через посредника. Женщинам вообще запрещалось приближаться к вождю, если он их не звал. Простые общинники подходили к вождю, почтительно согнувшись и скрестив руки за спиной. Встретив его на дороге, мужчины сходили с нее, а женщины приседали на корточки, опустив глаза, или же падали ниц[307]. Младший вождь при обращении к верховному вождю использовал особое местоимение, а на островах Луайоте существовала специальная лексика, употреблявшаяся при обращении к старшему или знатному, имелся особый язык вежливости (пене иуатено)[308]. На о. Марэ вождя носили на носилках[309].

К сожалению, внешние символы вождеской власти на Новой Каледонии, которые, несомненно, имелись, недостаточно описаны в этнографической литературе[310]. Повсюду дом верховного вождя венчало деревянное изображение хищной птицы — символ могущества, а на коньке крыши развивался флажок. Мелкие вожди не имели этих символов власти. Земельные участки вождей также отмечались особыми знаками: у верховных вождей — кожурой бананов и огромной скульптурой голубя, у мелких вождей — пучками сухой травы[311].

Дома вождей отличались крупными размерами, резными украшениями, во дворе стояли огромные деревянные фигуры, у дверей или на длинных шестах у ограды были выставлены черепа врагов.

Вожди, повсюду практиковавшие многоженство и порой имевшие многочисленных слуг, обладали обычно несколькими домами, и поэтому их домохозяйство отличалось особой планировкой. Облик поселка, где жил верховный вождь, также был весьма своеобразным[312].

Вожди питались примерно так же, как и другие общинники, однако лишь они имели право употреблять в пищу некоторые виды рыб и черепах и заниматься ритуальным каннибализмом[313].

Знать отличалась от простых общинников и характером брачных связей. Если низкорожденные заключали браки, как правило, внутри племени, то представители знати старались находить супругов в соседних племенах. Учитывая, что количество жен у вождей Новой Каледонии доходило до 12–13, а на островах Луайоте — даже до 40, можно представить себе высокую интенсивность процесса формирования слоя знати и его специфической культуры, для которой не существовало племенных границ[314].

Как и в других частях Меланезии, на Новой Каледонии предки глубоко почитались, а их кости, в особенности черепа, хранились в специальных местах. Церемонии погребения вождей проводились с особой помпезностью. Когда умирал верховный вождь, говорили: «Солнце зашло». Каждое племя имело свой могильник, где места захоронения вождей отмечались небольшими холмиками и деревянными скульптурами. Смерть вождя повсюду объяснялась колдовством; «виновного» находили и убивали[315]. В некоторых районах происхождение вождеской власти связывали с деятельностью богов, а умерших верховных вождей повсюду обожествляли[316].

Воспитание детей знати, очевидно, несколько отличалось от воспитания детей простолюдинов. Во всяком случае ритуалы их жизненного цикла исполнялись с особой торжественностью, при стечении многочисленных зрителей[317]. Хотя старший сын имел некоторые преимущества, право первородства при наследовании власти не проводилось сколько-нибудь жестко. Определяющим являлись личные способности претендента, однако он всегда избирался из среды знати[318].

На противоположном полюсе социальной иерархии находились бедняки, которые с трудом добывали жен и имели мало детей. Их смерть на войне проходила незамеченной, тогда как за смерть знатного человека полагалось вносить большую плату[319]. Вожди имели право использовать таких бедняков для ритуального каннибализма[320].