Чертополох. Мера за меру

От этой страшной и крамольной мысли у послушницы даже закружилась голова - покачнувшись, она едва не упала с табурета, на котором стояла, распутывая узлы на верёвке. Вот только за этим неожиданным откровением немедля последовало ещё одно. Молодость и сладкий голос могли исчезнуть по воле Малики лишь в том случае, если были мороком, обманкой, призванной отводить всем глаза. Милостивая же просто сорвала лживую пелену!

Подобная мысль была уже еретической - она ставила под сомнение праведность Матери и Старших, и послушница, исподлобья зыркнув на наблюдавшую за её скорбной работой служительницу, тут же опустила взгляд вниз.

-Ну что ты там копаешься, - недовольная промедлением жрица сделала нетерпеливый жест рукой и тут же, охнув, отдернула задравшийся вверх рукав, но и этого мгновения хватило для того, чтобы послушница увидела заросшую странным белым лишаём полоску кожи на ее запястье.

Одна Милостивая знает, какие усилия понадобились рассказчице для того, чтобы удержать готовый сорваться с губ крик и сохранить лицо. Свою внезапную бледность она пояснила головной болью и боязнью покойников, а жрица, удовлетворившись таким ответом, отпустила её с миром, бросив пару едких замечаний вдогонку.

Впрочем, отдыхать послушнице все равно не довелось - матерью Ольжаной овладела настоящая мания по наведению чистоты, и младшие служительницы провели весь день, стоя на коленях. Они до блеска вымывали пол в святилище и примыкаюших к нему коридорах, но Хозяйка Мэлдина все равно была недовольна их работой, находя все новую и новую, видимую лишь ей грязь.

Угомонилась Ольжана только к вечеру - работа прекратилась уже в сумерках. Именно тогда послушницы получили в трапезной скудный ужин, а за ним - 'щедрое' дозволение на отдых. Вот только, оказавшись в своей келии, младшие служительницы хоть и повалились на кровати, спать даже не думали. Смертельная усталость не могла совладать с заполнившими их сердца тревогами, а по мере того, как послушницы делились подмеченными ими странностями, их страхи множились всё больше и больше. Пророчество покинувшей их эмпатки обрело плоть и кровь - это пугало не на шутку, но последней каплей стал рассказ одной из девушек о том, что Старшие жрицы зачем-то перенесли все большие кувшины для хранения масла из кладовой в Нижний Храм. Она как раз мыла полы в коридоре - потому и заметила странную процессию.

После этого замечания в келье на несколько мгновений повисла тишина, а потом послушницы вновь заговорили - все разом. Безумие Матери больше не вызывало сомнений. Не удовлетворившись водой и щёлоком, она решила добиться вожделённой чистоты с помощью огня... Потому как для чего ещё нужно столько масла, как не для гигантского костра!

Конечно же, остаться, чтобы выяснить, верна ли догадка, никому не хотелось, и послушницы условились сбежать все вместе после полуночи. Краткий отдых и сборы заняли совсем немного времени, да и младшие служительницы не были обременены скарбом. Всего то и имущества - храмовый амулет, пара смен белья, платье, плащ и грубые башмаки... О походе в кладовую можно было забыть - заперто, да и лишний раз рисковать боязно.

В итоге, натянув на себя всё, что можно, дабы было теплее, послушницы выскользнули из келии и прокрались к воротам.

А далее им, видимо, помогла Малика - занявшая место привратницы жрица была занята не надзором, а тем, что стеная так, что это было слышно за пределами привратницкой, пыталась отмыть уродливый налёт с рук. Яростно, до крови скребя пемзой запястья и ладони, она не обращала внимания ни на что вокруг - и тихо приотворившая дверь, и следящие за нею взгляды прошли мимо сознания Старшей.

Послушницы же, уверившись, что привратнице не до ворот, сдвинули засов и бесшумно выскользнули за пределы проклятого храма. А вот далее их пути разделились - если рассказчица с подругой решили следовать в Римлон, то остальные сочли, что это святилище находится слишком близко к Мэлдину и решили идти на юг - к другим храмам. Они не имели ни денег, ни провизии для такого путешествия, но все же надеялись, что встреченные на пути крестьяне не откажут Младшим служительницам Милостивой в помощи и скромном подаянии...

Рассвет рассказчица с подругой встретили на перекрестке дорог - и тогда же, оглянувшись на пройденный ими путь, увидели, что за лесом разгорается второе зарево - Мэлдин был объят огнём, и отсветы пламени были видны далеко окрест! Вознеся Малике благодарственную молитву за столь своевременное избавление от смертельной опасности, послушницы немедля двинулись дальше - через пару часов им встретился купеческий обоз, к которому они и пристали, выдав себя за сестер одного из южных святилищ. Благо, никто из купцов не решился проверить у служительниц Малики наличие подорожной.

... Хотя рассказ послушницы был подтверждён рассказом других паломников - весть о неожиданном пожаре, за одну ночь уничтожившем одно из самых богатых и процветающих святилищ разошлась необычайно быстро, - ни меня, ни Морида такая новость не порадовала. И если беглянки из Мэлдина, оказавшись в Римлоне, успокоились, посчитав, что все их горести остались в прошлом и сгорели в огне, мне не давала покоя смутная тревога. Слишком уж мстительным нравом обладала Матерь Ольжана, слишком много она взяла у демона сил, чтобы теперь просто сгореть в храме вместе со следами своих деяний.

Сходные мысли донимали, похоже, не только меня, но и Морида, и даже матерь Смиллу, велевшую привратницам быть повнимательнее к очередным паломникам... Но никто из нас троих так и не озвучил свои соображения вслух - мы точно боялись, что высказав эти страхи, невольно воплотим их в жизнь. Вот только подспудная тревога никуда не девалась - она давила на сердце тяжелым камнем и проникала в сны, отравляя ночной отдых. Из-за неё даже минуты нашего с Моридом молчания - когда разговор неожиданно прерывался на полуслове, становились невыносимы.

И именно эта тревога и заставила меня уже на закате спуститься из своей келии к въездным воротам Римлона - для самой себя я оправдывала эту позднюю прогулку тем, что надеялась встретить вот-вот долженствующих прибыть в святилище братьев Морида.

Увы, но среди последних, стремящихся попасть в Римлон до наступления ночи, паломников их не было. Я рассеяно скользнула взглядом по серым из-за быстро сгущающихся сумерек фигурам кутающихся в дорожные плащи людей, и уже совсем собралась было уходить, когда стоящая за пожилой четой горожан, закутанная по самые глаза в платок крестьянка склонилась к своей товарке, чтобы что-то поспешно шепнуть ей на ухо. Ничего необычного или зловещего в этом жесте не было, но я узнала этот подчеркнуто вежливый наклон головы, этот плавный жест рукой...

- Лариния!- мой резкий окрик заставил лже-крестьянку вздрогнуть всем телом и оглянуться, а ещё через миг наши глаза встретились.

- Опять ты! - словно бы стремясь защититься от преследующего её призрака, жрица выставила перед собой руку, а я шагнула вперёд, даже не сомневаясь, кто стоит рядом с ней.

- Покажи лицо, Лариния. Негоже вступать на освящённую землю, пряча глаза.

- Нет! - услышав мои слова, жрица вцепилась руками в край платка, и метнулась в сторону - она точно опасалась, что его могут с неё сорвать, зато остальные паломники и привратница замерли каменными истуканами. Они, похоже, ещё не сообразили, что происходит. Вторая лже-крестьянка, смекнув, что тоже раскрыта, медленно стянула с головы покрывало и устремила на меня безумный, полный ненависти взгляд.

Прошедшие со дня нашего побега из Мэлдина дни обернулись для матери Ольжаны годами - теперь передо мною стояла не моложавая Хозяйка проклятого храма, а обрюзгшая, с расплывающимися чертами старуха, но хуже всего было то, что теперь её действия стало невозможно предугадать. То, что Ольжана пришла в Римлон отнюдь не с добрыми намерениями, было ясно, как летний день, но вот что именно она задумала?

Едва я подумала об этом, как губы Ольжаны дрогнули, скривившись в хищном оскале, а затем она устремилась вперед - миг, и лезвие доселе скрытого складками одежды ножа едва не распороло мне плечо. Несмотря на больной и дряхлый вид, бывшая хозяйка Мэлдина двигалась с быстротой лесной кошки.

Рядом заполошно закричала пожилая паломница, а Лариния, оставив свою Матерь, метнулась к воротам, но привратница захлопнула створку прямо перед её носом. Жалобно заскулив, жрица начала скрести пальцами гладко оструганные доски, а Ольжана, наградив товарку презрительным взглядом, вновь повернулась ко мне:

- Ты!.. Клуши из Дельконы прислали тебя на погибель Мэлдину! - Неудачное нападение повергло Ольжану в настоящее бешенство. Глаза её налились кровью, на губах выступила пена, и она вновь бросилась на меня, размахивая ножом. К счастью, при всей своей одержимости, жрица не была воином - мне опять удалось увернуться от её удара, но цепкие пальцы Ольжаны уже ухватили мое покрывало.

- Не уйдешь, - обезумевшая Матерь Мэлдина с силой дёрнула ткань на себя, и покрывало легко соскользнуло с моей головы. Ольжана пошатнулась, пытаясь удержать равновесие, и я, шагнув вперед, перехватила её руку с ножом и сжала пальцы жрицы со всей силы.

- Хватит! Все кончено! - ответом на мое увещевание стал лишь исполненный нечеловеческой злобы взгляд. Нож, выскользнув из ладони Ольжаны, упал на камни, но это ненамного облегчило мое положение, ведь свободной рукой Хозяйка Мэлдина впилась мне в плечо, точно клещ.

- Держи её! - голос Смиллы раздался совсем рядом, а ещё через мгновение мне под ноги полетела металлическая пластина. Она ударилась о брусчатку с едва слышным звоном, который почти сразу утонул в истошном, зверином вое Ольжаны. Матерь больше не держала меня - напротив, изо всех сил стремилась освободить своё, все ещё сжимаемое мною, запястье.

- Семью тайными именами Хозяина Троп и Стража Путей приказываю! - эти слова старшая жрица Римлона почти что прокричала, и как только последний слог заклятия сорвался с ее губ, Ольжана, закатив глаза, захрипела и повалилась на колени, едва не увлёкши меня за собой. Бывшая Хозяйка Мэлдина осела на каменные плиты так, словно в её теле не осталось костей, а подоспевшая Смилла, взглянув на неё, покачала головой.

- Одержимая... Но теперь она уже никому не сможет причинить зла.

Вторя её голосу, рядом раздалось жалобное поскуливание - Лариния, смекнув, наконец, что попала в ловушку, осела на камни возле двери и, закрыв лицо руками, мерно раскачивалась из стороны в сторону. Платок сполз с её головы, обнажив полностью лысый череп с уродливыми пятнами белёсого лишая на коже.

- Безумие - довольно частый итог сделок с Аркосом. Жаль только, что вспоминают об этом после рокового шага, а не до него, - взглянув на изуродованную жрицу, печально заметила Смилла, а после, повернувшись к замершим вокруг сёстрам, стала отдавать распоряжения привычным ей властным тоном.

Снабдив уже не способных к сопротивлению одержимых дополнительными сдерживающими амулетами, жрицы под бдительным присмотром Смиллы препроводили бывших сестер по вере в одну из келий подле Нижнего Святилища. Сила Малики чувствовалась здесь особенно явно - она должна была свести на нет любые попытки одержимых чаровать, но Старшая, опасаясь влияния Аркоса, запечатала двери новоявленной темницы защитными рунами. Впрочем, ни матерь Ольжана, ни Лариния не обратили на её действия никакого внимания - оказавшись в келии, они не сделали ни единого жеста, замерев там, где их устроили бессловесными куклами. Вытянувшиеся на соломенных, брошенных прямо на пол тюфяках, с потухшими взглядами, они казались восковыми изваяниями, в которых нет, да и никогда не было жизни...