Драгоценность черного дракона

Глава 5. Душа города

Бесполезно прятать раны. Не утолить боль, храня память о ней. Способ облегчить душу прост: смерть противника многое решает.

Из личного дневника Повелительницы альконов

Иногда бывает легче всего выговориться незнакомцу. Он не станет душить тебя жалостью или осуждением, выслушав так бесстрастно, как только может это сделать совершенно посторонний слушатель.

Гирьен слушать умел. Йаррэ и сама не заметила, как путано и сбивчиво рассказала обо всем — и о мучающем безумии и ненависти, и о пугающем, но близком альконе, о прошлом, которое почти стерлось, и о навязанной любви, которая выела уже всю душу, так, что дышать невозможно.

- Неужели любить — это так больно? — вопрос вырвался сам собой, слетел с губ испуганной птицей.

- Нет, любить по-настоящему гораздо больнее, ириссэ. Наведенная любовь — лишь тень, мимолетная, хоть и мучительная. Но истинная любовь может испепелить душу дотла.

И так он это сказал, что было ясно — призрак знал, о чем говорит.

- Зачем тогда любить? Изводить себя, заниматься самоуничтожением?

- Любить — значит иметь смысл и цель в жизни. Сделать кого-то счастливым одним своим присутствием в ней. Без любви жизнь теряет краски, цветочек.

- Почему… почему вы так меня называете?

- Потому что все женщины нашего народа — цветы. Прекрасные, но ядовитые бутоны. А мужчина — стебель, их поддерживающий.

Растеклись, взметнулись пожаром рыжие пряди — огнецветье.

- А теперь — забудь всю ту пафосную чушь, которую я тебе наговорил, — короткий, но злой смешок, — не слушай, что говорят мужчины, цветочек, а смотри на их поступки. Слов ты уже наслушалась вдосталь, — и, без перехода, — значит, Первый велел принести тебе что-то из города… Ладно. Интересные вещи мы тебе добудем без труда…

Взгляд синих глаз стал задумчиво-расчетливым, по губам призрака змеилась неприятная улыбка. Словно он что-то задумал…

- До завтра тебе точно придется здесь задержаться. Питье и еда у тебя есть, так что продержишься… вечером я свожу тебя кое-куда — выберешь себе дар, а пока — осматривайся…

И растаял в воздухе, рассыпавшись искрами. Только спину жег внимательный испытующий взгляд.

В пустынном брошенном дворце, напоминавшем теперь одно большое надгробие своему народу, она осталась одна. Но, может, ей и нужно было побыть одной? Впервые по-настоящему за такое долгое время. Без висящей над головой плахи. Без надсмотрщиков. Без яда чужих речей. Без разъедающей сердце любви. Разве она так много просила? Уходя из своего мира, она лишь хотела сильной, чистой, взаимной любви. Наивное желание дочки заботливых родителей. Лучше бы уж осталась там — в знакомом мире, пусть и вечной тоске, чем как теперь…

Аррон Винтейра, как же хочется вырвать твою грязную, лживую душу! Но только ли его винить? А себя? Закономерный итог собственного эгоизма и подлости. Мама бы со стыда сгорела, узнай, что она творила в этом мире, упиваясь нежданной властью и якобы вседозволенностью. Не они твари — она сама. Та ещё тварь.

Йаррэ вышла на балкон — открытое пространство было достаточным, чтобы вместить сюда и несколько десятков человек. Видимо, раньше он использовался для парадных выходов правителя. Внизу простирался город — потускневшая белизна домов, сверкающие когда-то шпили дворцов и правительственных зданий, неподалеку от главной площади виднелась лестница, уходящая крутым виражом прямо в небо. Там, на высоте нескольких метров над землей, парил Храм. Главный и последний храм Смерти в этом мире. Только в руках мраморных жрецов давно уже не горели огни, приветствуя её детей. Неожиданно сердце защемило тоской — снова. И эта тоска была сильнее тоски по дому. Нет, словно её дом был здесь. В этом разрушающемся городе, из которого утекла жизнь, с этими странными, ненормальными чудовищами, которых до слез было жаль.

Может, они действительно твари. Не зря их боялись и ненавидели. Но они выполняли свою работу — сверкающие фрески, иллюстрирующие жизнь альконов, были очень… наглядны. Кроша камень, когти вцепились в парапет. Когти? Впрочем, ерунда. Работа алькона… как же странно это звучит! Если она правильно поняла сверкающую красоту картин — то древние дети смерти собирали души людей. Помогали отойти умирающему. Облегчали муки смертельно раненого. Отдавали долг своей Госпоже и Господину, порой участвуя в кровожадных сечах и забирая жизни своих врагов. А ещё они могли наказать самым страшным из способов — не просто лишить посмертия, но уничтожить душу. Наверное, именно поэтому их враги объединились.

Отколовшиеся белые крошки медленно таяли где-то внизу, а Йаррэ вспоминала. Что она знает об альконах? Почти ничего, на самом деле. За эти несколько часов она и то узнала больше. Все альконы, которых она видела — мужчины. Где их женщины? Их нет? Но дух города упоминал, хоть и вскользь… На лицо упала капля, затем другая — и вот уже хмурые тучи разразились первым дождем. Наступала Тарень — пора листопада и первых заморозков. Небо плакало, в раскатах грома ничего не слышно. Среди молний и ливня легко спрятаться. И можно сжаться в комок и плакать… рыдать навзрыд, чувствуя, как немного отпускает душу леденящая пелена безмолвия, опустившаяся в тюрьме.

- Дай мне силы выжить! Дай мне силы отомстить! Дай мне силы принять! — беззвучно шепчут побелевшие губы.

Её колотит — но от холода ли? От страха? От всего пережитого? Она ещё помнит — нельзя спать здесь, на полу. Холодно и мокро — а простудишься, кто станет лечить? Надо найти комнату… место… Ноги сами несут куда-то — по белым пустым коридорам, мимо роскошно-мрачных залов, туда, вглубь дворца, где можно найти спальни. Далеко не стала заходить — в первом же алькове сбросила липнувшую к телу одежду и рухнула на постель, уже не видя, как тело укутывает темная дымка, а над ней вновь появляется призрак.

Только в этот раз он наливается силой, сиянием изнутри, словно обретя плотность, и продолжает легонько касаться кончиками пальцев распростертого тела, что-то тихо шепча.

- Сколько же работы, Великая Мать, ну Кин, ну засранец… нашел, кого мне подкинуть… нет, чтобы девочкам…

Работы и правда был непочатый край, а такие ночи — тяжелые, грозовые, напоенные родной силой, случаются не так уж часто. Нужно было этим воспользоваться.